— Вместе с девушкой? — Да.Беккет потянулся за сигаретой. Пальцы его подрагивали.— Да-а. Если эта шайка доберется до них прежде, чем это сделаем мы…— То тебе желательно иметь наготове прошение об отставке… — хмуро продолжил Стрэнг. — Мое уже написано, лежит в столе. Глава двадцать третья В Нью-Йорке не много осталось мест, которые еще сопротивляются натиску современных построек. Верхняя часть Парк-авеню — одно из них. Здесь раскинулся открытый городской рынок — торговая мекка испанского Гарлема. Люди, толкущиеся здесь, — по большей части пуэрториканцы. В своих вызывающе ярких цветастых одеждах они непрерывно снуют среди тележек с товарами и лотков, расставленных вдоль тротуаров, что-то быстро лопочут, беззаботные, веселые и счастливые, невзирая на нищету, словом, живут совершенно так же, как жили бы на своих тропических островах. Здесь множество гостиниц, ничем не напоминающих роскошные отели, расположенные на той же улице, в нижней части города. Кроме меблировки разница между теми и другими заключается в отношении к кредитным карточкам: в испанском Гарлеме их вовсе не признают, предпочитая наличные.Чезарио отвернулся от окна отеля «Дель Рио», под которым в эту минуту с грохотом проносился поезд, и поглядел на Лук. Сидя в кресле, она читала утренние газеты. Он нервно закурил.— Как ты можешь круглые сутки сидеть, уткнувшись в эти чертовы газеты?Лук подняла голову. Последнюю неделю он с трудом сдерживал раздражение, готовый сорваться в любую секунду. Немудрено. Илина уехала две недели назад, и до сих пор от нее не было вестей. Все это время они просидели здесь взаперти.Поначалу было даже забавно. Они шутили по поводу мелких неудобств: грязный водопроводный кран, скрипучие кровати, продавленные кресла…Но время шло, и окаянная комната стала им надоедать, пока не опротивела вконец.Лук была готова к этому. Но Чезарио вскоре любая мелочь стала выводить из терпения. Женщины более выносливы и легче приспосабливаются к неудобствам. Они по природе своей гораздо лучше умеют и ждать, и терпеть.Лук подумала о том, что у нее уже были болезненные спазмы, предшествующие приходу месячных. Но они прошли, а месячных не было. Сроки миновали неделю назад. Уж не беременность ли это? Ее организм еще никогда так не запаздывал.— Может, ты приляжешь? Тебе надо немного отдохнуть, — мягко сказала она.— Отдохнуть?! — взорвался он. — Я уже болен от этого отдыха! Валяться на грязной постели, есть какую-то мерзость…— Все же лучше, чем быть мертвым, — спокойно сказала она.— Сейчас я в этом не уверен! — огрызнулся он и отвернулся.\ Лук снова взяла газету, но Чезарио заговорил, и она подняла голову. Он стоял, опершись на подоконник, и глядел вниз.— Я насмотрелся на этих людишек в итальянской деревне, когда был мальчишкой. Ты только погляди, как они хохочут, орут, суетятся, снуют повсюду в поисках какой-нибудь еды…Лук подошла к нему и встала рядом.— И тем не менее, похоже, они счастливы, — сказала она.Он покосился на нее и снова уставился в окно. В голосе его было неподдельное изумление.— Вот это мне и непонятно! Чему они так рады? Что у них есть в этой жизни, чего нет у нас? Неужели им не известно, что этот мир создан для тех немногих, кто умеет брать? Они должны это знать, не могут не знать! И все-таки они смеются, радуются, делают детей…Она украдкой поглядела на него. Ей вспомнилось то время, когда она была совсем ребенком. Какое радостное оживление приходило в их маленький город в дни ярмарок и распродаж… Бедный Чазарио! В мире есть столько вещей, о существовании которых ты даже не подозреваешь!— Быть может, у них есть надежда… — сказала она.— Надежда? — он расхохотался. — Это слово придумали мечтатели.Она еще надеялась, что он поймет ее.— Быть может, у них есть вера. Он снова смеялся.— Слово, которое придумали попы!Она не удержалась и положила ладонь на его обнаженную руку. А вдруг через прикосновение ему передадутся чувства, нахлынувшие на нее!— Быть может, у них есть любовь… — проговорила она тихо. Он обернулся к ней и, заглянув в глаза, отстранился. — Из всех лживых слов это — самое лживое! Его придумали женщины, чтобы покрасивей обозначить свои физиологические нужды. Лю-бовь! Тьфу!Лук отвернулась и села в кресло. Взяла газету, но строчки расплывались. До странности знакомая сверлящая боль пронзила тело.— Возможно. Но тогда — я не знаю, — с запозданием ответила она.Он подошел к ней и встал рядом, глядя сверху вниз. Она не поднимала глазах. Ей не хотелось видеть знакомую жестокую усмешку, блуждающую на его лице. За две недели она достаточно на это насмотрелась. Юн улыбался так всегда, когда хотел войти в нее.— Все верно, ты не знаешь, — сказал он. — И никто не знает. Только у меня хватает смелости смотреть правде в глаза. А там — пустота! Там — ничего, кроме желания существовать. И для большинства не важно даже — как? Только бы существовать, день за днем. Год за годом. Зачем? Ни за чем! — он почти кричал.Лук хотела ответить, но раздался стук в дверь. Оглянувшись на Чезарио, она увидела в его руке стилет.— Да? — отозвалась она. Голос портье сообщил:— Я принес вечерние газеты, мэм!— Оставьте под дверью, — попросила она. — Я заберу их немного позже.— Да, мэм! — ответил голос.Послышались удаляющиеся шаги. Потом все стихло.Лук встала с кресла, подошла к двери и, быстро распахнув ее, ногой затолкала газеты в комнату. И тотчас захлопнула дверь. Подобрала газеты с пола и снова устроилась в кресле, разворачивая одну из них.Не сдержавшись, он выбил газету из ее рук.— Когда ты прекратишь обсасывать эти гнусные газетенки?! — заорал он. Отошел к окну и встал там, уткнувшись в раму лбом.Лук терпеливо потянулась за упавшей газетой и вдруг увидела снимок.— Чезарио! — воскликнула она. — Смотри! Она вернулась!Всю последнюю страницу «Джорнэл-Америкэн» занимало фото, на котором улыбалась и махала рукой снимающему ее фотографу Илина. Надпись под фотографией гласила: «Баронесса возвращается после заграничной поездки». * * * Группа мужчин в кабинете Беккета тесно сгрудилась возле стола. Из динамика послышался голос Илины:— Алло…Потом взволнованный и торопливый голос Чезарио:\— Ты получила ответ?Схватив трубку другого телефона, один из детективов уже давал кому-то указания.— Чезарио, это ты? У тебя все хорошо? — спрашивала Илина.Беккет напряженно смотрел на агента с телефоном.— Юна задержит его, сколько сумеет. Скорее!— Делаем все возможное! — уверил агент.— Я получила… — слышался голос Илины. — Но, Чезарио, мне не совсем понятно…— Неважно! — перебил он. — Читай, что там? Голосом, полным недоумения, она произнесла:— Луна взойдет сегодня ночью…Раздался резкий щелчок, и репродуктор умолк. Чезарио повесил трубку. Голос Илины продолжал взывать:— Чезарио! Чезарио! Не слышу! Ты где?.. Беккет посмотрел на агента:— Засекли?Тот удрученно покачал головой:— Не успели. Слишком быстро отключился… Голос Илины все еще звал:— Чезарио!Беккет взял трубку.— Его уже нет на линии, баронесса.— Мистер Беккет, я все правильно сделала? — испуганно спросила Илина. — Я держала его, сколько могла…— Вы все сделали как нельзя лучше, — Беккет пытался придать голосу уверенность, которой на самом деле не чувствовал. — Мы контролируем ситуацию.Он повесил трубку.— Спасибо, — кивнул агенту. — Можете отключаться.— У нас есть, за что его взять, если он выберется из своей норы? — спросил агент.— Нет, — ответил Беккет.— Но он посылал за границу женщину с письмом, и она привезла ответ…Беккет усмехнулся.— Законом это не возбраняется.Агент недоуменно пожал плечами и вышел. Беккет повернулся к Стрэнгу. Тот сидел за столом напротив.— Это была хорошая попытка, Джордж… Беккет устало улыбнулся:— Хорошая попытка, которая плохо закончилась…— Во всяком случае, ты сделал все, что мог , — сказал Стрэнг.Беккет встал из-за стола. Неудача горечью отдавалась во рту.— Нечего темнить, Дэн, это — провал. Он отошел к окну и отвернулся.— Если Кординелли завтра появится как ни в чем не бывало, это будет означать, что Стилет получил прощение и может жить спокойно. Если его уберут, мы теряем последнюю нить. В любом случае, Маттео остается за кадром.Он обернулся к Стрэнгу и добавил, не скрывая горечи:— Они обошли нас, Дэн. Так или иначе — мы проиграли. Глава двадцать четвертая Около десяти вечера они вышли из отеля.— Здесь недалеко, — сказал Чезарио, и они пошли пешком.С Парк-авеню свернули на Сто шестнадцатую и направились к Мэдиссон-авеню. Покружили по переулкам. Наконец он взял ее за локоть и указал через дорогу:— Вон там, напротив.Лук увидела приземистое кирпичное здание с маленькой неоновой вывеской над дверью. Бело-зеленая надпись гласила: «Четвертинка луны. Бар и гриль».Они прошли мимо салуна и поднялись по лестнице, ведущей в дом. Через открытую дверь попали в пустынный коридор, залитый неверным желтым светом одинокой лампочки под потолком.Лук подняла к нему лицо:— Куда мы идем? Он повернулся:— К Маттео, конечно.— А я-то думала, ему нельзя здесь появляться… — недоуменно протянула она.— Многие так думают, — он усмехнулся и подхватил ее под руку. — Идем!Этажом выше они остановились. Чезарио постучал.— Не заперто, войдите! — послышался голос Маттео.Чезарио толкнул дверь. Увидев роскошно обставленную комнату, Лук была немало удивлена. Она совсем не ожидала увидеть в обветшалом старом доме богатые апартаменты.Маттео сидел за столом.— Дон Чезарио! — воскликнул он. — Мисс Никольс! Приятно удивлен такой встречей.Оставив Лук стоять у двери, Чезарио приблизился к столу. Какое-то время он молча смотрел на Маттео.Лук с интересом оглядывала комнату. В углу стоял еще один стол с пишущей машинкой. Рядом — шкаф, начиненный какими-то бумагами. В глубине помещения — задрапированный гардинами альков. Вероятно, оттуда была дверь в уборную. Эта комната отличалась от других только тем, что в ней не было окон.Маттео заговорил первым.— Ты просил о встрече, мой племянник? Чезарио кивнул.— Насколько я понял, между нами произошло недоразумение.— Вот как? — Маттео склонил голову набок.— Когда мы виделись в последний раз, вы мне сказали, что я сделал свою работу хорошо. И что Общество осталось мною довольно.— Это правда, — Маттео кивнул.— Тогда почему меня пытаются убить? — спокойно спросил Чезарио.Сложив руки на животе, Маттео откинулся в кресле. Он выглядел невозмутимо.— Ты слишком молод, мой племянник, и не понимаешь многих важных вещей.— Например?— Братство существует благодаря одному исключительно простому правилу, — вкрадчиво продолжал Эмилио. — Это золотое правило помогало нам перенести множество невзгод, выжить в нескольких войнах и сохранить могущество по сей день… Оно гласит: «Человек, существование которого становится более опасно для Общества, нежели для него самого, не должен оставаться в живых».— Но я не нарушал этого правила! — возразил Чезарио. — Разве я представил недостаточно доказательств того, что Обществу нечего беспокоиться на мой счет?Голос Маттео был мягок и терпелив, будто он говорил с малым ребенком:— Это достойно сожаления, но факт остается фактом: то, что ты теперь знаешь, равноценно кинжалу, приставленному к нашему горлу. О тебе известно полиции. Ты обладаешь информацией, представляющей для них огромный интерес.— Я же говорил вам, от меня они ничего не получат!— Я верю тебе, мой племянник, — согласно кивал Маттео. — Но если мы с тобой оба ошибемся, делу будет нанесен непоправимый ущерб. К тому же, не все братья доверяют тебе так, как я.— Но почему? — допытывался Чезарио. — Я держу свою клятву! И мне от них ничего не нужно!— Вот-вот, тебе ничего не нужно! — подхватил Эмилио. — В этом все и дело! Членов Братства связывает общий интерес. Но человеку, которому ничего не нужно, нечего защищать! Ты совсем не то, что Большой Датчанин и Денди Ник. Они знали, что теряют, и у них были причины быть лояльными. Они участвовали в прибылях. От тебя же, племянник, мы не имеем ни прибыли, ни пользы. Ты просто дилетант. Собственные прихоти для тебя — превыше всего.— Итак, они хотят устранить меня, опасаясь за Денди Ника?Эмилио состроил беспомощную физиономию и развел руками.— Чезарио! Оглянись! — вскрикнула Лук. Она заметила движение в алькове.Стилет тут же появился в его руке. Он молнией метнулся к занавешенному алькову и пронзил человека, скрывавшегося там. Вцепившись в гардины, умирающий сорвал их и рухнул на пол. Склонившись над убитым, Чезарио отбросил ткань с его лица.— Но это же Денди Ник! — воскликнул он и оглянулся на Эмилио. — Итак, согласно вашему правилу, я больше никому не угрожаю?— Ты не прав, мой племянник, — мягко возразил Эмилио. — Есть еще один человек.— Кто же он?В руке Эмилио блеснул револьвер.— Я!Он, не торопясь, взвел курок. «Досадно, — подумал не без сожаления, — Мальчишка мог бы стать одним из Донов Общества. Как глупо…»Размышляя, он не заметил, что Лук подобрала с пола револьвер Денди Ника. Раздался выстрел. Пуля попала в плечо и отбросила Маттео в кресло. Он выронил оружие.Одним прыжком Чезарио оказался над ним. Сверкнул стилет.— Нет! Нет!.. — визжал Эмилио, пытаясь увернуться от удара. — Чезарио, я поговорю в Совете… Они меня послушают!..Чезарио захохотал.— Поздно, дядюшка! — крикнул он. — Твои же правила тебя и погубили. Я свободен! Свободен!Окаменев от ужаса, Лук смотрела, как поднимается и опускается, вонзаясь в уже неподвижное тело, окровавленный нож.— Чезарио, довольно! — будто во сне, не слыша собственного голоса, закричала она.Он медленно выпрямился. Обернувшись, встретился с ней взглядом. Безумие светилось в глубине его зрачков.Наконец он схватил ее за руку, распахнул дверь, и они стремительно сбежали вниз по лестнице.— Ты представляешь, — он коротко хохотнул, — похоже, Эмилио и вправду верил, будто он — мой дядя! * * * Чезарио отворил дверь конторы, и они вошли. Он сел за письменный стол, отодвинул скопившуюся за эти дни почту, кипой сложенную на столе, взял чековую книжку и стал ее заполнять.Лук подошла сзади и принялась легкими движениями массировать ему затылок и шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21