— Я и так грешна, — сказала она ему как-то днем, пройдясь кончиком языка от мошонки до головки его члена. — Я не могу… Мне не у кого спросить совета. Ты знаешь, что такое софистика? Я пришла к выводу, что лизать твой член для меня не грех, если я не беру его в рот. Я хочу сказать, лизать — это проявление любви, но…
— Хорошо, крошка, хорошо.
Теперь Джек знал, что Конни может часами лизать не только член, но и его живот, бедра и даже задницу. И если он правильно толковал ее вздохи и постанывания, ей это очень даже нравилось. Конни лизала его, пока у нее не пересыхало во рту, и тогда она пила томатный сок с джином. Этим она могла заниматься в любой день цикла, и какое-то время спустя уже старалась избежать продолжения, ведь без полового акта забеременеть невозможно.
— Мы не можем рисковать, — говорила она Джеку, — но не можем и предохраняться.
Спорить с ней, указывать на проколы в ее логике Джек не стал. Зачем Конни задумываться над тем, что они делают, полагал он, ведь она может прийти к выводам, которые ему не понравятся.
— Конни, дорогая, если я как следует вымою задницу водой с мылом, ты сунешь туда свой язычок?
— Во всяком случае, попробую. Если меня не вырвет. Я хочу показать тебе, что очень тебя люблю.
Когда Джек вернулся из ванной, Конни залпом выпила полстакана томатного сока с джином и осторожно провела кончиком языка по анусу Джека. Он сладострастно застонал. Действительно, ощущения более чем приятные.
— Что ж… — прошептала она. — Хорошо…
Конни прижалась лицом к ягодицам Джека и засунула язык как только смогла глубоко.
— О… крошка!
Конни вытащила язык и рассмеялась.
— Тебе, значит, понравилось? Отлично. Будем проделывать то же самое по первому твоему желанию.
Джек понял, что столкнулся с серьезной проблемой: он все больше влюблялся в Конни Хорэн.
5
Кимберли в тридцать один год оставалась такой же охочей до любовных утех. Решив, что двух детей вполне достаточно, она объявила о своем желании перевязать маточные трубы. Джеку идея жены не понравилась, но Кимберли заявила, что право выбора принадлежит ей, и осенью сделала операцию.
Уверенность в том, что беременность ей не грозит, распалила Кимберли, наполнила ее новой энергией. Она предложила Джеку разнообразить их игры в постели. Гостиная, что примыкала к их спальне, служила Кимберли и библиотекой. Здесь она держала книги, которые не хотела показывать гостям. Первые шесть лет совместной жизни Джек тоже не обращал на них внимания, но после операции, когда Кимберли сказала ему, что эти книги пробудили в ней стремление к сексуальным экспериментам, заглянул в них. Каким-то образом ей удалось заполучить запрещенный в Америке и изданный во Франции роман Генри Миллера «Тропик Рака». Должно быть, кто-то провез книгу в чемодане, запрятанную среди вещей, иначе ее конфисковала бы таможня. Рядом с «Тропиком» на полке стоял скандальный роман «Фанни Хилл, мемуары женщины для утех», написанный Джоном Клилендом и впервые опубликованный в 1749 году. Имелся в библиотеке и эротический многотомник «Моя тайная жизнь», пришедший к нам из XIX века. Джек изумился, узнав, что его жена читает такие книги. И, конечно же, прочитал их сам, чтобы узнать, о чем, собственно, в них идет речь.
Но наиболее интересной и информативной оказалась «Кама сутра», индийское руководство по сексу, где описывались удовольствия, которые Джек не мог считать приятными, к примеру, кусание или царапание партнера.
Как-то декабрьским вечером Кимберли предложила ему лечь в постель пораньше. Она включила лампы на прикроватных столиках, обрызгала простыни одеколоном. Джек, естественно, понял, что спать Кимберли не собирается. Поначалу все шло по накатанной колее. Но потом вдруг переменилось. Джек лег на жену, она заплела ноги на его спине, эту позицию она предпочитала другим. Широко раскрыв глаза, Кимберли смотрела ему в лицо. До оргазма Джек добрался быстро. И в тот момент, когда сперма уже начала свой путь, Кимберли вонзила ногти ему в спину. Она продолжала царапать его, пока поток не иссяк. Джек знал, что спину она ему расцарапала до крови. Хотел было запротестовать, но не стал, потому что боль в спине только усилила интенсивность оргазма. И длился он дольше, чем всегда. В итоге Джек упал на Кимберли совершенно вымотанный, словно разгрузил вагон угля.
— Что скажешь, милый? — прошептала она ему на ухо.
— Господи, Кимберли! — Он скатился с жены.
— Раньше ты такого не испытывал, верно?
— Нет, но…
— Я знаю. Повторять не будем. Если б ты знал, что тебя ждет, то не смог бы кончить. Но хоть раз попробовать нужно, правда?
Он приподнялся, поцеловал ее грудь, потом сел, посмотрел на пятна крови на простыне. Кимберли протерла ему спину спиртом. Щипало ужасно, но одновременно и возбуждало, его «игрунчик» тут же ожил.
Три ночи спустя, когда Джек пыхтел на ней, Кимберли прошептала: «Ударь меня».
Раньше он этого бы не сделал, но теперь точно знал, что она от него хочет, и ударил ладонью по щеке.
— Сильнее, ради Бога!
Он ударил сильнее. Так, что у нее дернулась голова.
— Еще! И не прекращай, пока я не скажу.
Ее голова летала из стороны в сторону от оплеух то по одной, то по другой щеке. Кимберли начала извиваться и стонать, а потом внезапно вскинула руку и потащила Джека вниз, на себя. Ее глаза горели от восторга.
Потом в ванной она плевалась кровью, так как зубы порезали щеки изнутри.
Когда Джек проснулся утром, Кимберли уже встала. Он нашел ее в ванной, она запудривала красные отметины на щеках. Губы у нее распухли, но умело наложенная помада позволяла это скрыть.
Джек глубоко вздохнул.
— Слушай, я извиняться не собираюсь. Ты сама на это напросилась.
Из-за распухших губ слова Кимберли звучали не слишком отчетливо.
— Я вытерплю и не такое. А твое дело — выполнять мои желания!
Глава 9

1
1939 год
В 1939 году, когда Джеку исполнилось тридцать три года, Кимберли уговорила мужа сфотографироваться в кабинете. Она присутствовала на съемке, чтобы Джек Лир выглядел на фотографиях именно таким, каким она хотела его видеть: преуспевающий, красиво одетый, уверенный в себе молодой бизнесмен, расположившийся в удобном, со вкусом обставленном кабинете.
Она выбрала костюм, в котором его фотографировали, темно-серый, в белую полоску, двубортный, но с более узкими лацканами и мягкими плечами по сравнению с модой 1939 года. На некоторых фотографиях его запечатлели с сигаретой, которую он держал двумя пальцами, с мундштуком Джек фотографироваться не пожелал.
Незадолго до съемки Кимберли заново обставила его кабинет. Стол из желтого дуба, верой и правдой служивший ему несколько лет, заменил другой, резной, красного дерева. Ворох бумаг со стола убрали. На полированной поверхности остались письменный прибор из оникса, мраморная пепельница и микрофон с буквами WCHS. На буфете за столом Джека стояли три сверкающих кубка, которые ему вручили за победы в турнирах по бриджу. На некоторых фотографиях он не сидел за столом, а стоял у зеленых бархатных портьер. На одном или двух снимках Джек держал в руке широкий низкий стакан, наполненный кубиками льда и янтарной жидкостью. Вроде бы виски, но на самом деле это был чай.
Одну цветную фотографию Джека Кимберли отправила в штат Мэн художнику, довольно известному, и тот нарисовал по ней портрет, который Кимберли повесила в библиотеке их дома на Луисбург-сквер.
Портрет не приукрашивал Джека. Выглядел он на нем точно таким, как в жизни. Джек давно перестал зачесывать редеющие волосы вперед, чтобы скрыть залысины, и лишь надеялся, что увеличиваться они будут не слишком быстро. Веки у него все больше нависали над глазами, придавая ему сонный вид. Губы по-прежнему так и норовили изогнуться в широкой улыбке, но уже начал расти второй подбородок.
А вот карикатуристу из «Форчун» удалось более точно уловить его сущность. На карикатуре Джек улыбался какой-то ему одному ведомой шутке, но глаза оставались холодными и расчетливыми.
В сопутствующей карикатуре статье его назвали «мини-магнатом из Бостона, владельцем семи радиостанций». Из краткой характеристики следовало, что Джек — «старший сын Эриха Лира, многократно приумножившего семейное состояние покупкой и разделкой лучших пассажирских лайнеров. Джека, судя по всему, отличают твердость и решительность. Хозяева маленьких радиостанций на Восточном побережье надеются, что он их не заметит, ибо, если у него возникает желание расширить свою империю, обычно он всегда добивается своего».
Когда Джек решил, что ему нужна радиостанция в Вашингтоне, он послал на разведку Микки Салливана. Салливан доложил, что радиостанция WDIS, принадлежащая неграм и вещающая главным образом для негритянского населения, заняла много денег на покупку передающего и студийного оборудования, а теперь с натугой расплачивается по кредиту. Владельцы очень гордились своей станцией и не собирались ее продавать. Зато продавались их векселя. Джек купил векселя по восемьдесят центов за доллар у вашингтонского банка, выдавшего WDIS кредит, а потом подал на радиостанцию в суд с требованием вернуть долг. Не прошло и пяти месяцев, как станция перешла к нему. Менеджеров он сохранил, но кардинально изменил эфирную сетку.
Радиостанцию в Филадельфии Джек приобрел, наняв два десятка филадельфийцев, которые обратились в Федеральную комиссию по связи с жалобами, что передачи радиостанции не соответствуют интересам общества. Потом он оплатил услуги адвокатов, которые отстаивали позицию граждан перед комиссией. В итоге ФКС не возобновила лицензию радиостанции, а «Лир бродкастинг» приняла участие в конкурсе за право вещания на освободившейся волне и победила. После этого Джек приобрел имущество радиостанции по бросовой цене.
Его репутация безжалостного бизнесмена беспокоила Кимберли. Дела он ведет как еврей, говорила она отцу. Кимберли пыталась создать мужу совсем иной имидж.
2
Летом Кимберли арендовала дом на Кейпе, рядом с летним коттеджем, принадлежащим ее родителям. Маленькие Лиры провели все лето на берегу под присмотром бабушки Эдит.
Сесили Камден их покинула. Великобритания, сказала она, на пороге войны, и ей нужно вернуться домой, чтобы помочь семье пережить это ужасное время. После отъезда Кимберли и детей Сесили провела в доме на Луисбург-сквер еще три недели, и Джек мог гораздо больше времени проводить с ней в постели, получая при этом максимум удовольствия.
Поскольку в доме они были одни, Сесили раздевалась перед Джеком догола, чего не могла позволить себе раньше. Ей нравился игольчатый душ, и они занимались там любовью не меньше десятка раз.
— Вроде бы ты хотела остаться в Америке, — как-то напомнил ей Джек.
— Были у меня такие мысли, — признала Сесили.
— Тебе двадцать девять лет. Я знаю, что ты не хочешь до конца жизни оставаться в нянях. Я уже решил предложить тебе место в радиовещательной компании, как только дети чуть подрастут. Я также мог бы стать твоим поручителем при получении гражданства.
— Мне не нужен поручитель. Гражданство я получу и так, потому что прожила здесь достаточно долго.
— А может, ты передумаешь? Я смогу дать тебе работу прямо сейчас.
— Есть еще одна маленькая проблема, — потупилась Сесили.
— Какая же?
Она улыбнулась и поцеловала Джека в шею.
— Ты действительно не знаешь? Не можешь ты быть таким бесчувственным. Ты же догадываешься, что я тебя люблю. Или ты думаешь, что я позволяла бы тебе трахать меня только потому, что я работаю в твоем доме? За кого ты меня принимаешь?
Джек глубоко вздохнул.
— Тем более у тебя есть все основания остаться. Я найду тебе работу, которая позволит нам видеться чаще.
— И я буду твоей любовницей, а ты останешься мужем хозяйки? Нет, Джек, так не пойдет. К тому же я действительно считаю, что должна вернуться домой, учитывая грядущие события.
Джек привлек ее к себе. Он понял, что недооценивал эту милую девушку.
— Сесили… Мне будет недоставать тебя. Что я могу для тебя сделать, какой преподнести прощальный подарок?
— Ну… ты можешь дать мне триста долларов.
— Триста долларов? Но почему именно триста?
Она встретилась с ним взглядом, потом опустила глаза.
— Именно столько мне нужно, чтобы до отъезда избавиться от твоего ребенка. Я нашла хорошего доктора и должна заплатить ему триста долларов… почти все, что я скопила.
— Почему ты мне ничего не сказала? Я бы заплатил.
— Ты мог попытаться отговорить меня. И… ты мог решить, что больше не тронешь меня. А мне так хорошо с тобой. Я помню каждую минуту, которую мы провели вдвоем.
Джек поцеловал ее.
— Ты чудесная девушка, Сесили. Но ты права. Негоже тебе быть любовницей женатого мужчины. Разумеется, я дам тебе эти триста долларов. А сколько стоит твой билет?
— Я поплыву на «Аквитании» третьим классом и…
— Как бы не так. Ты поплывешь первым классом!
— Джек! Для первого класса у меня нет одежды!
— Об этом мы позаботимся до твоего отъезда.
Сесили опустилась перед ним на колени, взяла пенис в руки и положила его между грудей. Потом сжала их, заточив пенис в мягкую, теплую плоть. Задвигала корпусом вверх-вниз, из стороны в сторону, медленно доводя Джека до острого и сильного оргазма, который нельзя было сравнивать с тем, что он испытывал раньше.
Потом она страстно целовала его глаза, уши, щеки, шею, губы. И тихонько шепнула: «Пусть твоя миссис попробует сделать то же самое».
— Мне будет недоставать тебя, Сесили, — повторил Джек.
3
Джек редко бывал на пляже. Но в последнюю неделю лета согласился приехать на Кейп-Код в четверг и остаться на День труда.
Кимберли выбрала ему купальный костюм. Много лет мужской костюм включал в себя длинные темно-синие трусы, перетянутые белым поясом, и белую же жилетку. Поэтому на пляже все мужчины словно надевали униформу. Теперь же Кимберли заявила, что такой костюм — пережиток прошлого, и купила Джеку муаровые так называемые боксерские трусы безо всякой жилетки. Да, трусы эти длиной превосходили прежние, но с голой грудью Джек чувствовал себя не в своей тарелке, тем более что все остальные мужчины были в жилетках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50