Но хватит об этом.
Почему-то в то время из поля зрения входящего в жизнь юноши совершен-
но выпадали такие нормальные человеческие занятия, как хлебопашество,
слесарное и столярное дело, строительство, торговля и многое другое. Я
говорю о юношах из так называемых "приличных" семей.
Выбор был таков: наука, искусство, военное дело.
Последнее, если говорить обо мне, фигурировало чисто номинально как
наиболее простое. Отец легко мог составить мне протекцию в любое высшее
воинское училище. Именно поэтому мысль о таком жизненном пути сделалась
мне ненавистной. Кроме того, я уже говорил о своем отношении к армии.
Я считал и считаю сейчас, что распространенная идея - идти по стопам
своего отца - является неплодотворной. Она неплодотворна во всех случа-
ях. И в том, когда отец добился на избранном поприще известных высот, и
в обратном.
Порассуждаем на эту тему подробнее. Она меня занимает.
Допустим, что отец достиг в своей области совершенства или весьма к
нему приблизился. Так обстояло дело у меня. Тогда дорожка оказывалась
проторенной. Сын долгое время мог следовать по ней, находясь в на-
чальственной тени отца. Имя сына вливалось в имя отца, ничего не прибав-
ляя ни тому, ни другому. Быть всю жизнь лишь сыном своего знаменитого
отца - скучная перспектива для честолюбивого юноши. А я, напомню, был
честолюбив. Сыновьям известных отцов очень трудно утверждаться и легко
жить. Может быть, одно вытекает из другого.
Вы скажете, что бывает иначе. Сын может превзойти отца. Да, но тогда
это будет как раз обратный случай. Следовательно, отец не добился круп-
ного успеха, и сын со временем затмил его. Такое бывает реже или просто
менее известно. Этот случай, казалось бы, благоприятный для сына, тоже
чреват неудобствами. Он не совсем этичен по отношению к отцу. Последне-
му, может быть, и все равно - но каково сыну? Каково ему думать об отце
как о неудачнике и ощущать себя стоящим на его плечах?
Каково сознавать, что жизнь отца свелась лишь к расчистке пути?
Короче говоря, я настоятельно советовал бы молодым уклониться от жиз-
ненного пути отца и искать себя на других тропинках. По крайней мере,
никому не будет обидно.
Мы выбрались из рассуждений и вернулись туда, откуда начали. То есть
к моменту окончания мною десятого класса. Мы шли с отцом по берегу
Амурского залива и говорили о будущем. Мое будущее рисовалось отцу блес-
тящим - он верил в меня. Мне оно виделось тоже не менее грандиозным - но
в какой области?
Архитектор? Журналист? Математик? Физик? Писатель, черт возьми?!..
Какие возникали в наших головах картины! Международные фестивали,
съезды и симпозиумы! Тиражи книг! Научные открытия! Статьи во всех газе-
тах! Стыдно вспоминать...
Сейчас мне за тридцать. Я выезжал за границу однажды, о чем в свое
время. Моя фамилия известна на этажах дома, где я живу, и института, где
я работаю. Тем не менее, я довольно-таки счастлив, потому что этой из-
вестности я добился сам.
И дело вовсе не в известности.
Я стал физиком. В то время многие хотели стать физиками, химиками и
инженерами. Сейчас почему-то нет. Кажется, я руководствовался желанием
проникнуть в тайны материи. В тайны я не проник, но точные науки дали
мне необходимое для жизни стремление к истине. Сознание того, что свою
правду можно экспериментально проверить и математически доказать, очень
помогает жить. Другими словами, мне радостно думать, что есть незыблемые
вещи, вроде закона сохранения энергии, над которым не властны мнения на-
чальства, постановления партии и исторические оценки. В окружающей нас
жизни, а так же в истории, литературе и искусстве, тоже есть такие вещи,
но, Господи! - сколько воды утечет, пока правда восторжествует.
Жена
Я был бы неправ, если бы в своей автобиографии ни словом не обмолвил-
ся о жене. Собственно, я уже обмолвился.
Я перевелся в Ленинград, окончив два курса института. Перевод был
связан с новой службой отца. Я по-прежнему был комнатным домашним расте-
нием. Жизнь вне семьи пугала меня.
Менее чем через год я женился на девушке, которая училась со мною в
одной группе.
Методика выбора жены еще менее разработана, чем методика выбора про-
фессии. Я смутно надеялся, что судьба сведет меня в нужный момент с той,
которая... И тому подобное. Я не прикладывал к этому никаких усилий. Моя
будущая жена еще менее того. Она даже активно сопротивлялась. Но судьба
сделала свое дело на самом высоком уровне, направив нас друг к другу и
бережно подталкивая до самых дверей Дворца бракосочетаний.
Внешне все выглядело исключительно безответственно. Но в этой безот-
ветственности проглядывала неукоснительность, характерная для законов
материи.
Она мне понравилась. Я ей не очень. Это меня обескуражило. Я привык
нравиться. Клянусь, что она не кокетничала. Она не умела и не умеет это-
го делать.
Я стал ходить за ней. Она стала бегать от меня. Я убеждал ее, что в
нашей встрече есть какой-то смысл. Ее упрямство могло поколебать мой
комплекс полноценности, к которому я уже привык. Мы занимались физикой и
математикой. Мы доказывали вместе теорему Коши. Поясню для непосвященных
- это знаменитая и довольно тонкая теорема о существовании и единствен-
ности решения систем дифференциальных уравнений. Мы успешно доказали ее
на экзамене.
Вот уже много лет мы доказываем теорему о существовании и единствен-
ности нашей семьи. Мы запасались такими крепкими аргументами, как двое
детей, общий круг друзей, дружба и понимание. Не говоря о квартире и хо-
зяйстве.
Я уверен, что задача имеет решение. Но доказательство много труднее
того, что придумал Коши. Оно требует постоянных душевных сил и терпения.
Слава Богу, мы оба это понимаем.
А началось все с того, что после весенней сессии нам вздумалось вмес-
те поехать на юг. Мы сообщили об этом родителям. Тогда еще было принято
это делать. Мои родители только пожали плечами. Ее родители изумились.
Они напомнили нам, что мы не муж и жена, а следовательно, не имеем права
на подобные поездки.
- Ах, так! - сказал я. - В таком случае доставим им это маленькое
удовольствие и поженимся.
Таким образом женитьба стала способом проведения летних каникул.
Дальше мы не заглядывали. Я думаю, что если бы мы заглянули дальше, то
стали бы раздумывать и сомневаться. Но в двадцать лет не раздумывают - и
правильно делают.
Я взялся за дело с присущей мне в те годы энергией.
Сначала я обработал маму. Ее легко убедить. Потом мы вместе навали-
лись на папу. Отец был недоволен. Ранний брак мог помешать моему блестя-
щему будущему. В конце концов он сказал - делай как знаешь.
Мы познакомили родителей. Об этом нужно писать отдельно. Дело было
улажено, и мы стали готовиться к свадьбе. Кажется, мы оба испытывали не-
удобство и смущение от своего раннего брака. Нам казалось, что над нами
будут смеяться.
Надо сказать, что тогда сначала договаривались жениться, а потом вы-
ясняли некоторые подробности, связанные с браком. Я не уверен, что это
самый правильный способ, но и другие вызывают во мне смущение.
Отец уехал в командировку. Мы сидели рядышком и строили планы. Ее ро-
дители были на даче. Вечером я позвонил маме и решительно заявил, что
домой сегодня не приду. Мама только ахнула в трубку. Конечно, если бы
дома был отец, я никогда бы не решился на такой дерзкий шаг.
Я остался у моей милой и любимой, чтобы начать с нею поиски истины, о
которых уже говорил. Учитывая нашу теоретическую подготовку, это было
смешное и трогательное занятие.
Утром я впервые в жизни проснулся в незнакомой постели. Рядом спала
моя жена. Она была очень хороша во сне - волосы разметались по подушке,
лицо словно светилось.
Но разглядывать ее не было времени, потому что проснулся я от того,
что в замке поворачивался ключ. Я вскочил с кровати и одним движеньем
натянул трусы, дико озираясь. Жена мгновенно проснулась и прошептала:
- Это папа! Я думала, он не приедет...
- Думала, думала! - прошипел я. - Лучше скажи - куда мне деваться?
Она вдруг уронила руки и засмеялась совершенно безответственно. Мне
же было не до смеха. Ее отец уже шаркал ногами в прихожей. Я вылетел на
балкон и прижался лопатками к кирпичной стене.
Сейчас я представляю, каким идиотом я выглядел в тот момент на балко-
не. Вид снизу: молодой человек в синих сатиновых трусах, прижавшийся
спиной к стене, будто балансирующий на карнизе. На лице сумасшедшее вы-
ражение. Кстати, оно возникло в первую же секунду, когда в голове про-
мелькнула мысль: "Ботинки!" Конечно, мои ботинки сорок второго размера
все еще торчали посреди прихожей. Они наверняка не догадались выпрыгнуть
в окно. Равно как и брюки.
- Ну, выходи, выходи! Простудишься, - раздался голос ее отца из ком-
наты.
Я вышел и вытянулся перед ним, потупившись. Голый человек совершенно
беспомощен перед одетым. Жена спряталась с головой под одеялом. У меня
мелькнула мысль, что сейчас нам не разрешат жениться - и все! Хотя те-
перь-то на этом стоило бы настаивать.
Мы выслушали небольшую лекцию о нашем моральном облике. До свадьбы
было девятнадцать дней. Жена заплакала под одеялом. Ей было стыдно. Мне
разрешили надеть брюки. Ко мне вернулось самосознание.
После свадьбы мы почему-то не поехали на юг, а отправились в деревню.
Мы спали на сеновале, а днем бродили по лесу. Вокруг звенел и жужжал
июль. Солнце каталось по небу слева направо. Мы падали в траву, как ско-
шенные цветы, и касались друг друга лепестками. Задумчивые божьи коровки
взлетали с наших ладоней, как с аэродромов. "Божья коровка, улети на не-
бо, там твои детки, кушают конфетки". На облаке сидел бородатый Бог и
укоризненно покачивал головой. Впрочем, он одобрял нас. Браки заключают-
ся на небесах, как я выяснил позже. Вероятно, Богу весело и забавно было
смотреть на детей в высокой траве.
Через месяц жена сказала, что у нас будет дочка.
Я не оговорился насчет дочки. Она всегда знала и знает все наперед.
Когда я прошу объяснить мне научно источники ее знания - она только бес-
помощно улыбается. Видимо, у нее завязались дружеские отношения с Госпо-
дом Богом еще там, в деревне, посредством божьих коровок.
Типичный представитель
Я думаю, что пора заканчивать рассказ о детстве и юности. К двадцати
годам человек накапливает почти все, необходимое для выживания. Дальше
он начинает понемногу терять. О некоторых потерях я уже говорил.
В сущности, достаточно иметь очень немногое. Одну мать, одного отца,
одного брата, одного друга, одну любовь, одну жену, одно дело, одну
страну, один язык.
Обо всем этом я и рассказал.
И множество обстоятельств жизни, из которых получаются взгляды и сом-
нения.
Меня берет сомнение - кому нужна моя биография? Не злоупотребил ли я
вниманием? Я не космонавт, не олимпийский чемпион, не народный артист,
не академик и не Герой Социалистического Труда. Я вообще не герой. Геро-
ического крайне мало во мне.
У каждого хватает своих забот. У многих жизнь складывается так, что
им не достает даже того малого, что есть у меня. Так зачем, спрашивает-
ся, я лезу со своей биографией, если точно такая же есть у вас, вашей
жены и друзей? Не лучше ли было сочинить что-либо необыкновенное и поте-
шить публику исключительным и неповторимым?
Этак каждый начнет писать свои биографии!
Я отвечу - и прекрасно! Пускай каждый напишет о себе правду и даст
почитать другому. Мне кажется, что это будет способствовать взаимопони-
манию. Кроме того, пишущий автобиографию убедится, что ничего исключи-
тельного в нем нет, что все мы похожи в главных чертах и каждый является
типичным представителем своего поколения и социальной группы.
Как убедился в этом я.
Все мы в школе писали сочинения о типичных представителях. Могло соз-
даться мнение, что типичный представитель - это нечто вроде унифициро-
ванного блока телевизора. Он построен из стандартных деталей по стан-
дартной схеме. Между тем, каждый типичный представитель у классиков имел
свой дом, свою бабушку и маму, свои приключения и находки. Что же делало
его типичным представителем?
Образ мыслей.
Удивительное дело - мысли у всех разные, а образ мыслей один. Я долго
сопротивлялся тому, чтобы признать себя типичным представителем. Мне ка-
залось, что во мне есть что-то неординарное, и мысли иной раз приходили
в голову дерзкие и решительные. Я смотрел передачи, читал книги про тру-
жеников наших полей и заводов и думал, что мое лицо не такое. Вот они и
есть типичные представители, а я нетипичный, особый, ищущий и размышляю-
щий.
Мне казалось, что я все понимаю. А иногда казалось, что я ничего не
понимаю. Я не понимал, почему мы сами себя хвалим, почему черное то и
дело называют белым и почему мой образ мыслей - как бы это выразиться
поточней? - мало соответствует общепринятому образу мыслей советского
человека. Последнее меня огорчало. Я уже готов был поверить в то, что
мои глаза устроены как-то иначе. Они устроены негативно и видят белое
черным, в то время как нормальные люди видят правильно. Белое - белым, а
черное - тоже белым.
В таких условиях я не мог себя считать типичным представителем.
Чтобы не выделяться, я начал прикидываться дурачком. Стал валять
ваньку, как говорится. Оказалось - это удобно. С дурачка какой спрос? Он
даже если что и ляпнет невпопад, и назовет черное черным - так это по
дурости. Над ним можно посмеяться.
Мне не нравилась моя двойственность, потому что в душе я считал себя
человеком серьезным, даже печальным, и сердце у меня болело по поводу
глупостей и лжи.
Я склонен был винить себя. Мне очень хотелось пристроиться и шагать в
ногу, с песнями, с большой и широкой гордостью за себя и других людей.
1 2 3 4 5 6 7 8