Как жених. Дома были
она и ее родители. Небольшой круглый стол был накрыт на четверых. У меня
сразу упало сердце. Я почувствовал, что сравнение с женихом не слишком
преувеличено.
Отец помог мне снять плащ и повесил его на вешалку. Мать смотрела на
меня добрым испытывающим взглядом. Он накладывал на меня великую от-
ветственность за все, что произошло или когда-либо произойдет с ее до-
черью.
Меня усадили за стол и открыли шампанское. Жуткая тоска проникла в
мое сердце. Дверца мышеловки захлопнулась. Теперь я как честный человек
был обязан жениться. Эта мысль предстала передо мною во всей неотврати-
мости. Мне стало жаль себя - слишком юного, не успевшего вкусить.
Между тем родители повели со мною светскую беседу. Я отвечал учтиво,
но без душевного подъема. Я старался показаться скучным и туповатым
субъектом. Это давало маленький шанс на спасение.
- Леночка, угости Петю печеньем, - сказала мама. - Вы знаете, Леночка
сама его пекла, - обратилась мама ко мне.
Я покорно взял печенье. С трепетом я ожидал рокового вопроса: "Когда
же свадьба?" - или чего-нибудь в этом роде. Но вопрос почему-то не проз-
вучал. Мне удалось вырваться на улицу. Я шел домой и пел песни, с удо-
вольствием вдыхая юный запах свободы.
Потом я стал избегать Лену.
Я прятался от нее как мог - в школе и на улице. Она записалась в мою
спортивную секцию и дважды в неделю являлась на тренирровки в черных ши-
роких трусах, обтягивающих ноги резинками. Эти трусы окончательно стерли
остатки теплых чувств с моей стороны. Я не разговаривал с нею, словно
вспомнил вдруг, что мы незнакомы.
Она поймала меня на предмет серьезного разговора после зимнего пер-
венства города. Я занял первое место и шел домой в упоении. Брат тащил
рядом мою спортивную сумку, как оруженосец. Вдруг я услышал позади про-
тивный мелкий стук каблучков. Я сразу догадался.
Она поравнялась со мною и, придав брату легкий, но повелительный им-
пульс в спину, сказала ему:
- Оставь нас наедине!
Брат посмотрел на меня с сочувствием, но повиновался.
Она изобразила на лице сложную гамму чувств. Я ничего не изобразил,
кроме унылого ожидания. И тут она выдала классическую сцену оскорбленной
и покинутой невинности. Я почувствовал себя законченным подлецом. Вместе
с тем решимость никогда ни при каких условиях не жениться на ней - ок-
репла необычайно.
Она заплакала натуральными слезами, чем только ожесточила мое сердце.
- Я никогда, никогда больше не встречу никого! - всхлипывала она. -
Это останется со мной на всю жизнь.
- Встретишь... - вяло возразил я.
- Не смей так говорить! - топнула она ножкой.
С трудом удалось ее успокоить. У своего дома она утерла слезы и попы-
талась улыбнуться.
- Расстанемся друзьями, - сказала она вычитанные где-то слова.
Как я узнал позже, она выскочила замуж сразу после выпускных экзаме-
нов на аттестат зрелости.
Вышеперечисленные любови были исключительно целомудренны, хотя едва
не привели к женитьбе. Во всяком случае, не было даже поцелуев. Это обс-
тоятельство огорчало меня, потому что целоваться хотелось. То есть не
то, чтобы хотелось
- просто являлось общепринятым. Отсутствие поцелуев делало любовь не-
полноценной.
Я твердо решил избавиться от этого недостатка и поцеловать какую-ни-
будь девушку. Очень кстати явилась и девушка. Это было после девятого
класса, на той же даче, где я два года назад несколько ускорил события в
ночном приключении с Верой. На соседней даче отдыхала семья капитана
первого ранга. Его дочка была черненькой, хорошенькой, пухлощекой, с
роскошной косой.
Мы качались на качелях, и она обнимала руками широкую юбку. Мы гуляли
по вечерам, и наши щеки пылали. Рядом с нами всегда вертелся мой брат.
Вообще, во всех моих любовных начинаниях или окончаниях брат играл
скромную, но постоянную роль.
Очень скоро он стал нам мешать. Во взглядах и движениях моей новой
возлюбленной появилась досада. Каникулы кончались. Вскоре она должна бы-
ла уезжать с семьей в свой военный городок, где была военно-морская ба-
за, а поцелуй медлил исполнением.
Произошло все внезапно. Однажды, в очередной раз проводив ее вечером
до калитки, я увидел, что брата отвлекли поиски светляков. Он шарил в
траве, выискивая и пряча в горсти крупные синеватые звездочки. Я уже от-
пустил возлюбленную за калитку, не выпуская, впрочем, ее руки из своей,
но мгновенно оценил обстановку, притянул девушку к закрытой калитке и
быстро чмокнул в щеку, на которой лежал изящный маленький завиток.
Собственно, чмокнул в завиток.
Она с готовностью подставила лицо, прикрыла глаза, и мы стали цело-
ваться уже всерьез, пока не заметили, что нам что-то мешает. Это была
калитка с заостренными полосками штакетника, которая находилась между
нами. Ребра штакетника весьма чувствительно упирались в грудь, а заост-
ренные концы вонзались в подбородок. Однако открыть калитку было нельзя,
ибо для этого пришлось бы хоть на миг оторваться друг от друга. Так мы
обнимались -возлюбленная, я и калитка - пока брат не принес полную при-
горшню светляков. Я одарил ими возлюбленную. Она украсила свою черную
широкую косу и ушла по дорожке, мерцая в темноте, как маленькое удаляю-
щееся созвездие.
После этого до последнего дня каникул мы целовались каждый вечер с
отчаянной добросовестностью дилетантов, которым поручили трудную профес-
сиональную работу. Брат был тактичен и предан. Он истребил всех светля-
ков в поселке. В его взгляде я читал стойкое непонимание необходимости
наших долгих и бессмысленных занятий.
И эта возлюбленная испарилась из моей памяти быстрее летнего утренне-
го тумана, выражаясь изысканно и фигурально.
Если вам не надоело мое безудержное донжуанство, могу сообщить, что
подобных романов до моей женитьбы было еще несколько. Все они стреми-
тельно развивались до первого поцелуя, а дальше замирали в недоумении.
Что могло быть дальше?.. Я этого не знал. Обрывки искаженных сведений о
жизни мужчин и женщин, почерпнутые на улице, образовывали в моем созна-
нии грубую и пугающую картину. Интимная жизнь казалась стыдной и неприс-
тойной.
Все это привело к тому, что я женился двадцати лет на девушке, кото-
рая имела еще более туманные представления о любви. О наших совместных
поисках истины можно написать отдельную поучительную книгу. Это была бы
очень смешная и грустная книга. Это была бы книга о том, как двое моло-
дых людей, знакомых с функциями Лагранжа и историческим материализмом,
вынуждены были самостоятельно изобретать велосипед. Я опять выражаюсь
фигурально. К сожалению, в нашем языке слишком мало слов, которыми можно
пользоваться для описания всех этих дел, не нарушая приличий.
Политика
Сейчас я хочу рассказать о тех общественных потрясениях, которые за-
метно повлияли на мое мировоззрение.
Мировоззрение, пожалуй, - слишком громкое слово. Я до сих пор не уве-
рен - есть ли оно у меня. В таком случае, если угодно, я расскажу о со-
бытиях, которые привели к отсутствию мировоззрения.
В детстве я был тихим конформистом. Мои родители были членами партии.
Я занимал небольшие руководящие посты в школьной пионерской организации.
Я любил гладить утюгом шелковый красный галстук и сам пришивал к рукаву
белой рубашки лычку звеньевого.
В вестибюле школы висел большой транспарант. На нем было написано:
"Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!" На пионерских
слетах и торзжествах я пел в составе мужского квартета. Мы пели песню
"По улицам шагает веселое звено" и еще одну, текст которой сейчас уте-
рян. Восстанавливаю его по памяти. Мы пели примерно так:
Русский с китайцем - братья навек.
Крепнет единство народов и рас.
Плечи расправил простой человек,
С песней шагает простой человек.
Сталин и Мао слушают нас
Здесь все ложь - от первого до последнего слова. К сожалению, я узнал
это значительно позже. А тогда я пел, выпятив грудь с галстуком, и мне
казалось, что Сталин и Мао, и впрямь, нас слушают.
Однажды произошел эпизод, который я запомнил. Что-то я понял в тот
момент. Я понял, что не так все безоблачно, как написано на транспаран-
те. В те годы я еще не знал, что отец сидел в тридцать седьмом году.
Так вот. На первомайских парадах над Красной площадью пролетали само-
леты. Было известно, что первый самолет, четырехмоторный бомбардировщик
типа "летающая крепость" ведет Василий Сталин, сын Иосифа Виссарионови-
ча. Василия Сталина обычно сопровождал эскорт истребителей.
Направляясь к Красной площади, Сталин пролетал над крышей нашего до-
ма. В тот день отец не пошел со мною смотреть парад, и мы прогуливались
с ним во дворе. Вокруг была музыка первомайского дня, воздушные шарики,
леденцы на палочке и бумажные мячики, набитые опилками. Мячики прыгали
на тонких резинках.
Я бросал мячик, и он возвращался ко мне. Внезапно послышался гул са-
молетов. Я поднял голову и увидел "летающую крепость", по бокам которой,
чуть впереди нее, неслись две пары истребителей.
Истребителям было положено лететь чуть позади. Эскорт явно опережал
Василия Сталина и рисковал прибыть на площадь раньше него.
- Сталин отстал! Сталин отстал! - завопил я восторге, тыча пальцем в
небо.
Отец подскочил ко мне и зажал рот ладонью. Это было так неожиданно,
что я растерялся. Отец побледнел. Я впервые увидел на его лице выражение
страха. И главное - я ничего не понимал.
- Не ори глупости! - тихо сказал он и снял ладонь с моего рта. Потом
он вдруг покраснел, засунул руки в карманы, резко повернулся и отошел. Я
остался стоять с раскрытым ртом. Я даже не спросил - почему нельзя обра-
тить внимание окружающих на забавный эпизод в небе.
Память у меня, надо сказать, дырявая. Но этот случай я помню очень
хорошо.
Смутно запомнилось еще какое-то "дело врачей". В журнале "Крокодил"
были нарисованы противные люди в белых халатах, с длинными хищными
пальцами, с которых капала кровь. Примерно в то же время из нашего клас-
са ушел Яша Тайц. Он жил по соседству в красном кирпичном доме, где было
много профессоров, а потом уехал жить куда-то в другое место.
Затем Сталин умер. Об этом я уже упоминал. В скором времени взяли и
разоблачили Берию. Мы пели частушку "Берия, Берия, вышел из доверия!" -
и нас не очень занимал вопрос, каким же образом ему удалось войти в до-
верие?
Сталина положили в мавзолее рядом с Лениным. Это было естественно и
справедливо. Сталин лежал в форме генералиссимуса. Там еще оставалось
много места. Я ходил с отцом смотреть Сталина. Тогда я подумал, что мав-
золей специально сделали попросторнее, чтобы хватило на всех. Теперь я
думаю, что он не такой просторный, как кажется.
Двадцатый съезд случился, когда мне шел шестнадцатый год. Это было
уже во Владивостоке. И вот тут-то я ощутил тот великий стыд, о котором
уже говорил. Я читал газеты и думал. Я разговаривал с отцом. "Как же
так? Неужели никто не знал?" - спрашивал я с юношеским негодованием. -
"Кто-то знал. Кто-то догадывался. Большинство думало, что так надо", -
сказал отец. - "Но почему же никто не сказал правду?" - "Когда ты вырас-
тешь и захочешь сказать свою правду, ты поймешь, что это не так просто".
Сейчас я это понимаю.
Мне дали хороший урок безверия. Я чувствовал себя виноватым перед
расстрелянными и замученными. Так, вероятно, бывает, когда узнаешь о
предательстве любимого человека. Я понял, что еще один шаг - и я разуве-
рюсь во всем. Но я не сделал этого шага.
Я опять испытал стыд и гордость. Гордость за то, что правда сказана,
и стыд перед всем миром, что она так долго была беспомощна перед ложью.
Потом я стал думать, что все относительно - нет ни правды, ни лжи, а
есть лишь меняющаяся точка зрения. Ради удобства можно называть правдой
любую ложь, можно даже заставить себя поверить в нее и все-таки...
Все-таки правда абсолютна. В ее основе лежит чувство справедливости.
Правда, как и Бог, - одна. Не случайно он ее видит, но почему-то не ско-
ро скажет.
Предвижу яростные возражения и нападки. Особенно со стороны филосо-
фов, которых, честно сказать, не люблю. Они способны запутать любое де-
ло. А правда, кроме всего прочего, - проста.
Прошу также помнить, что я человек без мировоззрения. Мне его заменя-
ет ирония.
Я не думаю, что ирония лучше мировоззрения. По правде сказать, она
мне здорово надоела. Ирония - опасное состояние ума, разъедающее душу.
Она очень удобна, когда речь идет о том, чтобы выжить в обстановке бесп-
росветной глупости и лжи. Она улыбается над всякой позицией, требующей
решений и активных действий. Ирония пропитана скепсисом, как губка, ко-
торую подавали умирающему Христу -уксусом.
Скепсис и уксус - очень похожие слова.
Отец говорил мне, что я аполитичен. Это его огорчало. А-политичен,
бэ-политичен, вэ-политичен и так далее до конца алфавита... Я-политичен.
Мне очень хотелось бы узнать - каким образом из пионерского мальчика
с искренним выдохом на губах "Всегда готов!" - получился рефлексирующий
ироничный субъект, готовый разве что грустно улыбаться над явлениями
жизни. Как это произошло? Кто виноват в этом?
Профессия
После легких и приятных волнений юности настала пора избрать жизнен-
ный путь. В вопросах выбора этого пути существует явная недоработка. Я
хорошо и ровно учился по всем предметам. Меня увлекали на разных этапах
математика, физика, химия, девушки, спорт и литература.
История меня тоже увлекла, как вы поняли из предыдущей главы.
Спорт и девушек в качестве направляющих жизненного пути я отбросил
сразу. Правда, по-настоящему это удалось сделать только со спортом. Де-
вушки, а потом и женщины, еще долго существенно влияли на конфигурацию
моего жизненного пути.
1 2 3 4 5 6 7 8