- Оставайся жив и иди своей дорогой, - сказал Яма, вкладывая саблю в
ножны. - Я освобождаю тебя от твоей участи. Выбери сыновей и внуков;
выбери слонов, лошадей, стада и золото. Выбирай любые другие блага -
красивых девушек, колесницы, музыкальные инструменты. Я дам их тебе, и они
будут ждать тебя. Но не спрашивай меня о смерти.
- О, Смерть, - запел тот, - все это длится лишь до завтрашнего дня.
Оставь своих девушек, лошадей, танцы и песни для себя. Я приму только одно
благо, которое просил - скажи мне, о Смерть, что лежит за пределами жизни,
и в чем сомневаются люди и боги?
Яма стоял неподвижно и не продолжал поэму.
- Ладно, Ральд, - сказал он, и его глаза впились в глаза другого - но
об этом царстве словами не расскажешь. Я должен показать тебе.
Они стояли так секунду, а затем человек в черном упал, закрыл лицо
руками, и из его горла вырвался единственный всхлип.
Когда это произошло, Яма снял с плеч свой плащ и швырнул его, как
сеть, через овраг.
Утяжеленный в рубцах для такого маневра, плащ упал, как сеть, на
противника Ямы.
Пока человек в черном дергал плечами, стараясь освободиться, он
услышал быстрый топот и треск: кроваво-красные сапоги Ямы ударились на
этой стороне оврага. Откинув в сторону плащ и подняв свою защиту, Ральд
парировал новую атаку Ямы. Земля позади него поднималась холмом, и он все
отступал, ища, где можно остановится, так как голова Ямы приходилась
теперь на уровне его пояса. И он ударил вниз, по Яме. Яма медленно
пробивался наверх.
- Бог смерти, бог смерти, - пел Сугата, - прости мне мой дерзкий
вопрос, но скажи, не солгал ли ты.
- Ты скоро узнаешь об этом, - сказал Яма и нанес удар, который мог бы
пробить человека насквозь. Но лезвие отскочило от груди противника.
Дойдя до места, где грунт был неровным, маленький человек начал
пинать землю ногами, посылая на врага потоки пыли и гравия. Яма прикрыл
глаза левой рукой, но тогда на него посыпались сверху более крупные камни.
Они катились под ноги, Яма поскользнулся, упал и съехал вниз по склону.
Его противник стал выворачивать более тяжелые камни, даже сдвинул большой
валун и сам последовал за ним вниз, высоко подняв кинжал.
Неспособный встать на ноги, чтобы своевременно отразить атаку, Яма
катился к потоку. Ему удалось задержаться на краю, но он увидел катящийся
валун и подался в сторону. Пока он цеплялся обеими руками за землю, его
сабля скатилась вниз в воду.
Стоя в неудобном согнутом положении, он достал кинжал и все-таки
сумел отпарировать высокий замах лезвия противника.
Затем его левая рука метнулась вперед и схватила запястье, держащее
лезвие. Он ударил кинжалом снизу вверх и почувствовал, что и его запястье
схвачено.
Так они стояли, замкнув сопротивление друг друга. Затем Яма сел и
повернулся в сторону, отталкивая от себя противника. Но оба держали друг
друга крепко и от силы толчка покатились. Край оврага оказался рядом, под
ними, над ними. Кинжал выпал из рук Ямы и ушел на дно.
Когда они снова поднялись на поверхность воды, чтобы перевести дух,
оба держали в руках только воду.
- Наступает время последнего крещения, - сказал Яма и ударил левой.
Другой парировал удар.
Они двигались влево по воде, пока не почувствовали под ногами камни.
Тогда они, сражаясь, пошли вдоль потока.
Поток расширялся и углублялся, пока вода не закружилась вокруг их
талий. Берега стали более пологими и местами доходили почти до поверхности
воды.
Яма наносил удар за ударом, то кулаком, то краем ладони; но он как
будто нападал на статую, потому что тот, кто был священным палачом Кали,
принимал любой удар, не меняясь в лице, и возвращал кулачные удары с
костоломной силой. Большая часть этих ударов замедлялась или блокировалась
Ямой, но один попал Яме между грудной клеткой и тазовой костью, а другой
скользнул по левому плечу и отскочил от щеки.
Яма бросился нанести ответный удар и наглотался воды.
Противник навалился на него и получил удар красным сапогом между
нечувствительными местами. Он продолжал двигаться к голове Ямы.
Яма встал на колени и повернулся. Противник хотел встать на ноги и
выхватил из-за пояса кинжал, но упал на корточки. Лицо его было все еще
бесстрастным.
На миг их глаза встретились, но на этот раз Ральд не дрогнул.
- Теперь я могу встретить твой смертельный взгляд, Яма, - сказал он,
- и он меня не остановит. Ты научил меня достаточно хорошо!
Когда он сделал выпад, руки Ямы спустились к талии, схватили мокрый
пояс и закинули его вокруг бедер противника.
Яма дернул врага и прижал к себе; тот выронил кинжал. И тогда Яма
потащил его толчками назад, к глубокой воде.
- Никто не поет гимнов дыханию, - сказал Яма. - А попробуй обойтись
без него!
Он нырнул, увлекая за собой Ральда; руки его держали тело врага, как
стальными петлями.
Позже, много позже, мокрая фигура стояла у потока. Она сказала
медленно, с трудом переводя дух:
- Ты был... величайшим... вставшим против меня... во всех веках,
насколько я помню... И в самом деле, жаль...
Затем, перейдя поток, он продолжал свой путь по каменистым холмам.
Пешком.

Дойдя в город Алондил, путешественник остановился в первой попавшейся
гостинице. Он снял комнату и заказал ванну. Пока он мылся, слуга вычистил
его одежду.
Перед тем как обедать, он подошел к окну и выглянул на улицу. Оттуда
шел сильный запах слизарда и шум многих голосов.
Люди покидали город. Во дворе за домом шли приготовления к утреннему
отъезду каравана. В эту ночь заканчивался весенний фестиваль. Внизу на
улице еще торговали, матери уговаривали уставших детей, местный принц со
своими людьми возвращался с охоты: на спине бегущего слизарда были
привязаны два огненных петуха. Путешественник наблюдал за усталой
проституткой, спорившей о чем-то со жрецом, который выглядел еще более
усталым. Он не переставал трясти головой и в конце концов пошел прочь.
Одна луна уже висела в небе, сквозь Мост Богов она казалась золотой, а
вторая, меньшая луна только что появилась над горизонтом. Вечерний воздух
пощипывал холодом и нес с собой над запахами города ароматы весенней
растительности - молодых побегов, свежей травы, чистый запах сине-зеленой
весенней пшеницы, влажной земли, мутного разлива реки. Наклонившись,
путешественник увидел стоящий на холме Храм.
Он велел слуге принести ему обед в комнату и послать за местным
торговцем.
Он ел медленно, не слишком обращая внимание на то, что ест. Когда он
покончил с едой, вошел торговец.
Под его плащом было множество образцов товара; путешественник в конце
концов, выбрал длинный изогнутый клинок и короткий прямой кинжал и сунул
то и другое в ножны.
Затем он вышел в ночную прохладу и пошел по изрытой колеями главной
улице города. В дверях обнимались влюбленные. Он прошел мимо дома, где
плакальщики ожидали чьей-то смерти. Нищий ковылял за ним полквартала, пока
он, наконец, не обернулся. Поглядев нищему в глаза, он сказал:
- Ты не хромой.
Нищий заторопился прочь и затерялся в толпе. Над головой начали
взлетать в небо фейерверки, посылая вниз, к земле, длинные вишневые ленты.
Из Храма донесся звук тыквенных рогов, играющих мелодию НАГАСВАРАМ. Из
дверного прохода вывалился мужчина, налетел на путешественника, и тот,
почувствовав, что рука мужчины хватает кошелек на его поясе, сломал
человеку запястье. Человек разразился проклятиями и звал на помощь, но
путешественник столкнул его в дренажную канаву и пошел дальше, одним
темным взглядом отогнав товарищей вора.
Наконец он подошел к Храму, помедлил немного и прошел внутрь.
Он вошел во внутренний двор вслед за жрецом, который нес маленькую
статую из внешней ниши.
Он оглядел двор и быстро направился к месту, занятому статуей богини
Кали. Он долго смотрел на нее, положив свой клинок у ее ног. Когда он
снова поднял саблю и повернулся, он увидел, что жрец наблюдает за ним. Он
кивнул жрецу, и тот немедленно подошел и поздоровался.
- Добрый вечер, жрец, - ответил путешественник.
- Да очистит Кали твое лезвие, воин.
- Спасибо. Она очистила.
- Ты говоришь так, будто знаешь это наверняка.
- А это с моей стороны самонадеянно?
- Ну, может быть, это не в лучшем стиле...
- Тем не менее, я чувствовал, как ее сила снизошла на меня, когда я
смотрел на ее гробницу.
Жрец пожал плечами.
- Несмотря на мою должность, - сказал он, - я держусь подальше от
этого ощущения силы.
- Ты боишься ее силы?
- Скажем так, несмотря на великолепие гробницы Кали, ее посещают не
так часто, как гробницы Лакшми, Сарасвати, Шакти, Ситалы, Ратри и других
менее пугающих богинь.
- Но она больше, чем любая из них.
- И более страшная.
- Да? Несмотря на ее силу, она справедливая богиня.
Жрец улыбнулся.
- Разве человек, перешедший границу возраста, желает справедливости?
Что касается меня, я нахожу милосердие куда более привлекательным. Дай мне
когда-нибудь прощающее божество.
- Хорошо, - сказал путешественник, - но я, как ты сказал, воин. Я по
своей природе близок к ней. Мы с богиней думаем одинаково. В большинстве
случаев мы соглашаемся. А когда не соглашаемся, я вспоминаю, что она также
и женщина.
- Я живу здесь, - сказал жрец, - но не говорю так интимно о богах, о
которых забочусь.
- На людях - да. Ты мне не говори о жрецах. Я пил со многими из вас и
знаю, что вы такие же богохульники, как и все остальное человечество.
- Для всего есть время и место, - сказал жрец, оглядываясь на статую
Кали.
- Ну-ну. Скажи-ка, почему основание статуи Ямы давно не чищено? Оно
все в пыли.
- Его чистили только вчера. Но с тех пор многие проходили перед ним,
и остались заметные следы.
- Почему же тогда у его ног не лежат подношения и остатки
жертвоприношений?
- Смерти не приносят цветов, - сказал жрец. - Люди просто приходят,
посмотрят и уходят. Мы, жрецы, всегда чувствовали, что обе статуи
расположены очень хорошо. Они составляют страшную пару, верно? Смерть и
владычица разрушений.
- Мощное звено, - ответил посетитель. - Но не хочешь ли ты сказать,
что Яме никто не приносит жертв? Вообще никто?
- Только мы, жрецы, когда того требует календарь набожности, и иногда
горожане, когда любимый человек лежит на смертном ложе, а в
непосредственном перевоплощении ему отказано - вот и только, других нет. Я
ни разу не видел, чтобы Яме приносили жертву просто так, искренне, от
доброй воли, от сердца.
- Он, наверное, обижается.
- Нет, воин. Разве не все живые существа сами по себе жертвы Смерти?
- Да, ты говоришь правду. Зачем ему добрая воля и чувства? Дары не
обязательны, он и так возьмет, что захочет.
- И Кали тоже, - согласился жрец. - И в случае обоих божеств я часто
оправдываю атеизм. К несчастью, они проявляют себя в мире чрезмерно
сильно, чтобы их существование можно было бы эффективно отрицать. Очень
жаль.
Воин рассмеялся.
- Жрец, не желающий верить! Я тоже. Меня это смешит. На-ка вот, купи
себе бочонок сомы... для жертвенных целей.
- Спасибо, воин. Куплю. Не пойдешь ли со мной на небольшое возлияние
в честь Храма?
- Клянусь Кали, пойду! - сказал воин. - Только немного.
Он пошел со жрецом в центральное здание и спустился по лестнице в
келью, где стоял бочонок сомы и две чаши.
- За твое здоровье и долгую жизнь, - сказал воин, поднимая чашу.
- За твоих ужасных покровителей - Яму и Кали, - ответил жрец.
- Спасибо.
Они залпом выпили крепкое пойло, и жрец зачерпнул еще две чаши.
- Согреть горло в холодную ночь.
- Отлично.
- Приятно видеть, что некоторые путешественники уезжают, - сказал
жрец. - Их набожность обогащает Храм, но они очень сильно утомляют штат.
- За отъезд пилигримов!
- За отъезд пилигримов!
Снова выпили.
- Я думаю, что большинство их приехало, чтобы увидеть Будду, - сказал
Яма.
- Это правда. Но с другой стороны, они не хотят вызвать этим вражду
богов. Так что, прежде чем идти в пурпурную рощу, они обычно приносят
жертвы или дают Храму молитвы.
- Что ты знаешь о так называемом Татагатхе и его учении?
Жрец отвел глаза.
- Я жрец богов и брамин. Я не желаю говорить об этом человеке.
- Значит, он насолил и тебе тоже?
- Хватит! Я пояснил тебе свои желания. Об этом я разговаривать не
буду.
- Это дело не имеет значения. Оставим это. Спасибо тебе за сому.
Спокойной ночи, жрец.
- Спокойной ночи, воин. Пусть боги улыбаются на твоей дороге.
- И на твоей тоже.
Поднявшись по лестнице, Яма вышел из Храма и пошел через город.
Пешком.

Когда он подошел к пурпурной роще, на небе было три луны, за
деревьями слабо светили лагерные огни, в небе над городом отсветы огня.
Влажный ветер шевелил растительность.
Яма бесшумно вошел в рощу.
Выйдя на освещенное место, он оказался перед рядами неподвижно
сидевших фигур. Все они были в желтых плащах с желтыми же капюшонами,
натянутыми на голову. Они сидели тут сотнями, не издавая ни звука.
Он подошел к ближайшей фигуре.
- Я пришел увидеть Татагатху, Будду.
Человек, казалось, не слышал.
- Где он?
Человек не ответил.
Яма наклонился и посмотрел в полузакрытые глаза монаха. Человек как
будто спал, и их взгляды не встретились.
Тогда он возвысил голос, чтобы все в роще услышали:
- Я пришел увидеть Татагатху, Будду. Где он?
Он словно бы обращался к камням.
- Не думаете ли вы спрятать его таким манером? - крикнул он. - Не
думаете ли вы, что если вас много и вы одинаково одеты, я не найду его
среди вас?
Только вздох ветра, идущего с другого конца рощи. Свет замерцал,
зашевелились пурпурные листья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36