— Ты должен доказать, что не зря командир полка отрекомендовал тебя борцом.
— Сомневаюсь, чтобы нашелся соперник, — ответил Вартан, садясь на бревно.
Все засмеялись. Вартан обиделся и с кавказским запалом вспылил:
— А ну, выходи! Любой выходи!
На вызов встал Дима Мушкин. Он когда-то занимался французской борьбой. Оба оценивающе оглядели друг друга. Вартан подал руку:
— Приветствую смелого. И давай для начала проверим крепость рук. Так будет лучше для нас.
Дружеское пожатие. Потом Вартан просит:
— Жми мою.
— Жму.
— Слабо. Теперь я буду.
Техник сначала поморщился от боли. Потом охнул и присел:
— Сдаюсь, сдаюсь…
— Вот это да! — восторженно отозвался Лазарев.
— Попробуй, — посоветовали ему. — Сильнее тебя в полку нет. К тому же борьба тебе знакома по средней школе.
— Это мы могём, — он посмотрел на солнце. — Только жарко. Надо снять комбинезоны.
И вот оба — Лазарев и Шахназаров — стоят по пояс раздетые. Один высокий с широкими плечами. Другой намного ниже. Зато весь как бы состоит из мускулов, и вся фигура походила на конус, острием воткнутый в землю.
Теперь Вартан не казался маленьким. Все смотрели на него с восхищением и, пожалуй, с завистью: что поделаешь — каждый человек хочет быть сильным и красивым.
Борьбы фактически не было. Лазарев мгновенно был уложен на обе лопатки.
— Ты — феномен, — почтительно заявил побежденный, поднимаясь с земли. — У тебя не тело — сталь. И звать тебя надо не Шахназаровым, а Шахом.
Саша Сирадзе снова запел. Разговоры стихли. Многие начали подпевать.
К Воронину подошел Рогачев, оставшийся за командира, уехавшего па совещание. Он тихо отозвал Петра в сторону и, поставив задачу па вылет, предложил:
— А теперь сходи к капитану Плясуну и ознакомься с обстановкой па фронте, где будете прикрывать войска.
На львовское и станиславское направления враг сумел подбросить подкрепления из Венгрии, Франции и Югославии. Эти свежие силы не только остановили наше наступление в первой половине апреля, но и помогли выйти из окружения в районе Бучач танковой армии, затем даже начали теснить наши войска, и 1-й Украинский фронт перешел к обороне.
Когда Петр вышел из КП, летчики его эскадрильи уже собрались для вылета, а все остальные по-прежнему, пригревшись на солнце, сидели на бревнах и слушали Сашу Сирадзе. Рогачев тоже с ними и, видимо, увлекшись, позабыл выделить двух летчиков для полета с ним.
Воронин понимал, что эти минуты, согретые песней и музыкой, для авиаторов точно эликсир. Однако он уже жил небом, и ему было не до концерта. Более того, беззаботные песни Сирадзе начинали раздражать. Подойдя к возвратившемуся Василию Ивановичу и не скрывая своего неудовольствия, Петр напомнил, что минут через десять нужно взлетать. А это представление пора бы кончить.
— Не волнуйся, — успокоил Рогачев, — все будет в ажуре. Тебе выделены Сирадзе и Шах. Они об этом уже знают.
После «концерта» Александр подошел к Воронину и доложил:
— Лейтенант Сирадзе с ведомым Шахназаровым прибыли в ваше распоряжение.
Сирадзе не раз летал с комэском, но все ведомым. Дрался с умом и смело, но сам со своими успехами не лез на глаза другим. И, быть может, поэтому Петр к нему так внимательно и не присматривался. Сейчас же он пойдет командиром пары. Справится ли?
Ему уже двадцать пять лет. Летать начал еще задолго до войны в Кутаисском авиаклубе. Он не только отлично играл на пандури и пел, но и горазд был на грузинские танцы. Два года был тыловым летчиком, как он сам себя называл, и тыловым артистом. Безропотно ждал, что придет очередь и его пошлют воевать. Но время шло, а его и не собирались посылать па фронт: уж очень он был нужный человек для художественной самодеятельности. Сирадзе не выдержал тыловой работы и «взбунтовался», заявив: «Меня страна учила не на артиста, а на военного летчика. Скоро фашисты будут разбиты и меня спросят, что я делал в войну? Что мне отвечать? Танцевал мол, лезгинку?»
Опасаясь, что и в боевом полку его вовлекут в художественную самодеятельность и это помешает ему воевать, он долго не обнаруживал свои артистические способности.
Сирадзе уже сбил семь самолетов. Ему не раз пришлось побывать в разных переплетах. Он познал гнетущее чувство поражения и радость победы.
Ведомый Сирадзе — Вартан Шахназаров, армянин. Теперь все зовут его Шахом.
За его плечами средняя и музыкальная школы, спортивная, где в совершенстве освоил искусство бокса, борьбы, самбо. Окончил Батумский аэроклуб и военную школу летчиков, а также художественную школу. Рисует прекрасно. Но категорически отказался сотрудничать в полковой стенгазете: «Я прибыл на фронт воевать. И пока не собью два фашистских самолета — не возьму кисть в руки».
Шахназаров стоит чуть позади и в стороне от Сирадзе. Так он должен лететь и в строю.
— Уже приняли боевой порядок? — спрашивает его капитан Воронин.
— Так точно, — чеканит Шах. — Ведомый и на земле должен быть всегда вместе с ведущим.
Он весь дышит вдохновением, задором, решительностью и даже улыбается. В широко распахнутых глазах ни тени осторожности, не говоря уже о боязни.
— Правильно, — одобрительно отзывается комэск. — Ведомый от ведущего — ни на шаг!
Сирадзе и Шахназаров, выросшие в горах, обладают орлиным зрением. Они научились смотреть на яркое солнце и видеть очень далеко. Поэтому в боевом порядке этой паре самое подходящее место выше четверки Воронина.
— Полетите парой выше нас на полтора-два километра, — говорит Воронин.
— Ясно, — отвечает Александр.
— Высота полета может у вас доходить до девяти километров. Баллоны с кислородом с самолетов сняты. Выдержите ли?
— Выдержим! — заверяет Шах. — Мы без кислорода уже летали на девять тысяч метров.
Короткий взгляд на летчиков своей эскадрильи. В этих Петр Воронин уверен, как в себе.
— Мы вчетвером летим в ударной группе. Будем бить бомбардировщиков. Сирадзе и Шахназаров прикроют нас сверху.
— Ясно, — за всех ответил Лазарев и улыбнулся, кивнув на остальных: — У нас сейчас не только просто группа из шести человек, а интернациональный отряд из четырех республик: России, Украины, Грузии и Армении.
— А я как-то на это и не обратил внимания, — откровенно признался Воронин.
И действительно, различие в национальностях в полку как-то не замечалось, как не замечаешь воздух, которым дышишь.
* * *
Внизу — Бучач. Небо такой прозрачной синевы и чистоты, словно только что вымытое. Летчики зорко осматриваются. Однако опасности не видно, и Воронин запрашивает землю. Земля при помощи радиолокаторов видит дальше, чем глаза летчика.
— Будьте внимательны, — предупреждают со станции наведения. — С запада идут какие-то самолеты.
Минут через пять в наушники ворвался шум, но через него пробился отчетливый голос земли:
— Идите на юг в район Коломыи. Там бомбардировщики противника. Идите скорей!
Позывной у этого корреспондента такой же, как у нашего наземного командного пункта, а голос не тот. Это враг хочет увести нас из этого района. Однажды Воронин уже попался на такую провокацию. Ошибки делают нас мудрее, и Петр без всякого запроса пароля, в ответ стрельнул отборным словечком. Этот фашист знает русский, поймет…
* * *
Командир группы смотрит на часы. Тридцать минут они уже летают над фронтом. Беспокоится за Сирадзе с его напарником: ведь у них высота около девяти тысяч. Там мало кислорода, и ребята могут потерять сознание. Вместо ответа о своем самочувствии Сирадзе предупреждает:
— На западе замаячили самолеты. Жду указаний.
Глаза снова обшаривают небо. Да, появились немецкие истребители-«фоккеры». Они, видимо, наводились с земли радиолокационной станцией: уж очень точно вышли на группу наших «ястребков». По походке видно — асы. Воронинцы их долго ждали, волновались, поэтому встретили очень «радушно», с повышенным задором.
Фашисты не ожидали такой прыти, метнулись к солнцу. И угодили в объятия Сирадзе с Шахом. «Фоккерам» это пришлось не по вкусу. Они шарахнулись вниз, снова к нашим. В итоге такой «игры» противник, потеряв один самолет, бросился на восток. Наши, конечно, за ним, но… Стоп!
Почему на восток, в глубь нашей территории? Растерялись? Не похоже. Уж не хотят ли фрицы, подставляя себя под удар, наши истребители увлечь за собой, чтобы дать возможность своим бомбардировщикам отбомбиться без помех?
— Прекратить погоню! — звенит по радио голос Воронина. — Назад!
Вскоре с востока с кошачьей осторожностью появились старые знакомые — три «фоккера». Не имея количественного преимущества, они обычно после первой же неудачной атаки выходят из боя. Эти же и не думают. Наоборот, они вызывающе близко подошли к паре Сирадзе, как бы говоря: «А вот и мы, ну?..»
Сирадзе запрашивает разрешение на атаку. Воронин запрещает. Старое солдатское правило говорит: когда неясна обстановка — не спеши вступать в бой. Нужно подождать. Но «фоккеры» угрожающе нависли над нашей четверкой. Однако раз уже побитые «фоккеры» снова вернулись, значит, им выгоден бой. И немедленно. Но почему?
Ясно! В западной дали заблестела четверка «мессершмиттов». Она идет по маршруту «фоккеров» — прямо па нашу шестерку, рассчитывая застать нас дерущимися с «фоккерами», и ударить внезапно.
Замысел противника проясняется. Его истребители пришли, чтобы проложить дорогу своим бомбардировщика:.!. Они где-то на подходе, но пока не видно. Значит, не ближе 15— 20 километров . До их прихода нужно разбить истребителей немедленно, пока есть время.
Прежде всего, надо избежать удара «мессершмиттов». Они летят на одной высоте с четверкой. Нашим тоже нападать на них не выгодно: равные тактические условия — и бой получится затяжным. Сирадзе? Ему сподручнее. Правда, тройка противника с ним; рядом и может помешать его атаке. Расчет на стремительность и точный огонь. Сирадзе и Щах умеют хорошо стрелять.
— Кацо, кацо! — так звали Сирадзе. — Немедленно атакуй «мессеров»! — решительно командует Воронин.
— Понятно! — голос Саши отрывистый, гортанный, нельзя спутать ни с кем.
Сирадзе с Шахом тут же устремились на «мессершмиттов». «Фоккеры», хотя и с опозданием, тоже перешли в нападение, но не на Сирадзе, как предполагал Воронин, а на ударную четверку. Странно. Это неспроста. Надо ждать от врага какой-то каверзы.
Четыре наших «ястребка» энергично развернулись навстречу вражеской тройке. Тут с солнца свалились еще два «фоккера» и стремительно пошли на пару Сирадзе.
Вот она, каверза. Проглядели ее! Сирадзе с Шахом, увлеченные атакой, вряд ли видят новую опасность. Если и заметят, то смогут защититься от этой новой злосчастной пары только поворотом к ней, подставляя себя под удар «мессерам». Товарищи оказались в окружении с двух сторон, и теперь им не поможешь: далеко, да и невозможно, потому что тройка «фоккеров» уже атакует группу Воронина. Его летчики сейчас могут только защищаться. Похоже на то, что враг тактически перехитрил.
— Воронин! Воронин! — раздался голос земли. — Большая группа бомбардировщиков противника на подходе. Будьте внимательны!
Фашисты рассчитали все пунктуально точно. На нашу четверку сыплется с солнца тройка «фоккеров». Сирадзе с Шахом тоже под ударом. Их союзник — только стремительность. Сумеют ли они атаковать раньше «мессершмиттов», чем сами будут атакованы, так некстати вывернувшейся парой истребителей.
— Кацо! Кацо! Вас догоняют «фоккеры», — предостерегает комэск, но как назло в шлемофон ворвался треск. Очевидно, враг, чтобы забить наше управление, включил радиопомехи. «Эх, Саша, дружище, попали же вы с Шахом в переплет! Туго придется, ведь против вас двоих — шестеро!»
Сначала вся наша шестерка оказалась скована боем. По это на полминуты, а потом устремилась на перехват бомбардировщиков. Главное — отделаться от наседающих «фоккеров». Но почему-то они начинают метаться из стороны в сторону. Видимо, поняв, что их внезапный кинжальный удар не удался, хотят снова уйти вверх. Этот прием уже давно знаком. Воронин не выпускает головного «фоккера» из прицела. Огонь!.. И тот с разваленным крылом скользнул вниз, а двое других метнулись ввысь к солнцу.
Наша четверка вновь свободна. Теперь она сможет драться с «юнкерсами». Только где же они? А, вон слева. Далековато. Воронин прикидывает обстановку. Может, помочь Сирадзе? Там, черня небо, уже тает в огне чей-то самолет, вокруг него клубится рой истребителей. Наша четверка торопится туда. На них со стороны солнца снова бросаются оставшиеся два «фоккера». Вот настырные!
— Сергей! Возьмите их с Коваленко на себя, — передаст Лазареву Воронин, мчась с напарником к рою истребителей. От пего откалывается пара «фоккеров» и преграждает им путь. Как ни старались отцепиться от этих назойливых «фоккеров» — не сумели. А тут еще набатом гудит голос Лазарева:
— Загорелся мой «як». Ухожу…
Голова сама повернулась назад. Самолет Лазарева с развевающимся черно-красным хвостом опасно устремился к земле. Картина угнетающая. Черные полосы в огне — вспыхнул бензин. Когда горит масло — дым белый и он по так опасен, как этот. От этого — траурного — жди взрыва баков с горючим. Но почему Сергей не прыгает и не пытается вывести самолет, метеором мчащийся к земле? Ранен или нет сил? Перебито управление? А зловещий хвост угрожающе развевается… Вот «як», сверкнув огнем, скрылся внизу.
Обстановка никому из товарищей не позволяла, не то чтобы чем-то помочь попавшему в беду другу, но и проследить его, может быть, последний путь.
В мертвой хватке крутятся «яки» с «фоккерами». Самолеты противника на вертикалях лучше наших. «Яки», перегруженные бензином, тяжелы на подъеме. Еще натиск! В глазах от перегрузки знакомые чертики… Наконец, враг, почуяв силу наших на виражах, проваливается вниз. Наши его не преследуют: пора идти на бомбардировщиков. Но на глаза попались истребители противника. Они окружили один «як» и вот-вот прикончат его. Используя свое единственное преимущество — виражи, тот отчаянно кружится, делая хитрые выкрутасы. Правда, в пилотировании нет той красивой плавности, которая требуется учебными наставлениями по полетам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25