Вражеский самолет резко подбросило… Попал! Но, к огорчению, «юнкерс» продолжал лететь как ни в чем не бывало. Значит, снаряд только задел его. Постой, постой! За «юнкерсом» поплыли дымные струйки, светлячки огня, дым заклубился, светлячки, набирая силу, пламенели… Самолет вспыхнул.
СКАЖИ, КТО ТВОЙ ДРУГ?..
На фронте в авиации, как правило, все аттестации и характеристики, обобщение боевого опыта, приказы и распоряжения писались офицерами штаба, а командиры только подписывали их. Марков — исключение: штаб еще не знал его боевых дел, кроме количества сбитых им самолетов. Поэтому подполковник Василяка и приказал Воронину написать па него представление.
Марков дежурил в самолете. Пригревшись па солнце, он дремал в кабине. Сегодня у него уже было три вылета. Устал человек. Есть возможность — почему бы не отдохнуть. Правда, от такого тревожного сна, когда все настроено па срочный вылет, многие еще больше устают. Марков же как-то умудряется заставить себя спать и в такой обстановке. Он вообще рационален, расчетлив и целеустремлен. Прибыв па фронт, бросил курить. Казалось бы наоборот, а он вот взял, да и бросил. Выпивает редко. Часто отказывается и от узаконенных ста граммов…
Воронин, прыгнув на крыло, подошел к кабине, толкнул в плечо Маркова:
— Приказ комполка: берите с собой Рудько и срочно разведайте Львовский аэродромный узел противника…
После взлета разведчиков капитан Воронин попросил механика достать свой старый, еще довоенных лет, летный планшет. Мушкин хранил его вместе с самолетным инструментом под крылом. Планшет из-за громоздкости давно уже снят с вооружения, но как сумка-портфель очень удобен. В нем находилось и личное имущество Петра: мыло, зубная щетка, бритвенные принадлежности а коробочка из-под монпансье с нитками, иголками, пуговицами и даже маленькими ножницами.
К такой коробочке с «галантерейным» набором Петра приучили еще в военной школе. Тогда они, курсанты, такую банку в шутку называли «универмагом».
В специальном отделении планшета у капитана находились бумага, карандаш, письма и свои записки о войне, которые изредка, под настроение, он вел. Это отделение в сумке механик Мушкин прозвал «походной канцелярией». Он не мог подумать, что в такой напряженный боевой день вдруг потребуется эта самая канцелярия.
Сев на самолетный чехол, Воронин разложил свою канцелярию на коленях, задумался. Рядом механик пристально смотрит за сигналами с КП. Каждое резкое движение Мушкина Петра настораживает: ведь в любую минуту могут поднять в небо. Комэск никак по может сосредоточиться на характеристике Маркова, рассеянно смотрит на Мушкина, на его изрядно поношенные сорок шестого размера сапоги, и в памяти возникает картина.
…Лето прошлого года. Солнце. Жарко. Степной аэродром. Захотелось яблок. Дмитрий Мушкин изъявил желание съездить в село и купить. Взял голубенький командирский чемоданчик, с которым капитан Воронин прибыл па фронт, и уехал на попутной машине. «Через час буду», — торжественно пообещал Мушкин. В ожидании летчики собрались вместе. Дорога, по которой должен был возвратиться Дмитрий, проходила рядом. Наконец, поднимая пыль, подъехала грузовая машина. В ее кузове, опираясь на кабину, стоял сияющий Мушкин. Увидев летчиков, с чувством достоинства поднял руку.
Машина остановилась. Из кузова с довольным и слегка ванным видом выпрыгнул их посланец. «А где яблоки?» — последовал вопрос. Мушкин растерянно взглянул на большие, заскорузлые, почерневшие от копоти, бензина и масла руки и, повернувшись назад к уходившей машине, бросился за ней. Бежал так, что его огромные сапоги слились в одно черное колесо. И, конечно, не догнал.
Эта забавная история вызвала у командира улыбку. Мушкин заметил это и, видимо, подумав, что смеются над ним, осмотрел себя со всех сторон. Тогда Вороний и напомнил ему о чемоданчике. Оба от души смеются. И после этого смеха, снявшего напряжение ожидания, Петру наконец удалось собраться с мыслями.
Виталий Дмитриевич Марков. Неприветливо встретили его, когда он прибыл в эскадрилью. Но прошло два месяца боевой работы, и Виталий завоевал, именно завоевал дружбу лучших летчиков полка. На фронте так уж повелось, храбрые дружат с храбрыми. У него уже восемь лично сбитых самолетов противника и ни одной неудачи, пи единой царапинки на «яке». Редкое явление. Очень редкое, если не исключительное.
Молодые летчики в полку сейчас похожи на детей, которых «старики» оберегают от всех опасностей. И вот наглядный пример с Марковым. Воронин один за другим анализирует его воздушные бои и, к своему огорчению, вдруг приходит к выводу, что Виталию, по сути дела, не довелось участвовать ни в одной по-настоящему тяжелой схватке, где бы от него потребовалось полное напряжение душенных и физических сил, весь опыт и знания, где бы он мог почувствовать всю сложность воздушных сражений и всяких неожиданностей. Видимо, командиры перестарались в своем усердии, как это в жизни нередко бывает с чрезмерно заботливыми родителями.
Желая загладить недружелюбный прием, когда Марков только что прибыл в полк, командование и товарищи относились к нему особенно приветливо. Часто не замечали его ошибок, а хвалили излишне много. Этим-то и ввели летчика в заблуждение относительно своих возможностей.
В напряженные фронтовые будни столько приходится повидать, пережить, услышать и переговорить, что подчас не в силах все осмыслить и оценить, потому что думаешь только о текущих событиях, захвативших тебя. От них не можешь оторваться. В них твоя жизнь и смерть. Сейчас Петр, как бы удалившись от войны и глядя па нее со стороны, внимательно проследил путь боевого товарища и понял: все его личные победы — па самом деле не такие уж и «личные». А догадывается ли он сам об этом? Ведь эти успехи могут породить у Маркова излишнюю самоуверенность. Человек набирается опыта и мужества в трудностях. Хорошо, что командир полка приказал комэску Воронину написать па Маркова боевую характеристику. На чистой бумаге мысли и наблюдения, точно солдаты в строю, занимают свои положенные места, дисциплинируются, и в них легче разобраться.
Как написать коротко и ясно о характере Маркова? Главное в нем — нравственная монолитность. Ни в чем не терпит фальши, лицемерия. И прям бывает до бестактности. Так влюблен в авиацию, что, кажется, не будь ее, для Маркова — конец жизни…
Кое-кто из офицеров штаба считает его замкнутым и нелюдимым. Неправда. Виталий просто не любит раскрываться малознакомому человеку.
Шум запускающихся моторов отвлек майора Воронина от дум про Маркова. Он наблюдает, как выруливает на взлет и уходит на задание эскадрилья Сачкова.
Солнце опускается в мутный горизонт. Вновь карандаш комэска за работой. Один листок исписан, второй, начат третий…
Тра-та-та! Взахлеб рассыпались противные очереди эрликоновских пушек. Голова инстинктивно повернулась на опасные звуки. Два «Фокке-Вульфа-190» пикируют с востока и с большой дальности поливают огнем аэродром из своих восьми пушек. Видимо, эта пара истребителей пришла блокировать аэродром. За ними следует ожидать и главные силы. Надо немедленно взлетать! Прыжок — и Петр в «яке».
— Отставить взлет! — слышится по радио голос командира полка. — К аэродрому подходят паши.
Выключив мотор, Воронин рассеянно вышел из кабины. «Фоккеров» и след простыл. Эскадрилья Сачкова парила над аэродромом. Петр вновь подошел к своей «канцелярии» и не нашел ни одного листа бумаги. Ветерок и струя от винта его самолета унесли их. А может, и к лучшему? Характеристику на человека за один присест не пишут.
* * *
По небу расползались стада холодных темных туч. Они, быстро закрыв собой зарю на западном небосводе, поплыли к аэродрому.
С наступлением ночи снова пролетели транспортные самолеты. На этот раз им организованно преградили путь наши истребители. От их очередей вражеские машины вспыхивали одна за другой. Но вот ночь сгустилась, н враг растворился в пей. Командир полка, опасаясь, что скоро и луна исчезнет, поторопил всех на землю.
В воздухе оставались только разведчики — Марков и Рудько. Рудько запросил посадку.
— Разрешаю, — передал Василяка и обратился к Воронину: — А почему Маркова не слышно?..
И тут случилось то, чего мы опасались. Кругом обложила мгла. В динамике послышался тревожный голос Рудько:
— Что случилось? Я ничего не вижу. Где вы? Дайте ракету!
Многие летчики, как и вчера, собрались у радиостанции. Мы хорошо понимали, что Рудько не видит ни земли, ни неба и может потерять, как говорят в авиации, пространственную ориентировку. Нужно сейчас, немедленно дать ему возможность зацепиться за какой-нибудь вражеский маячок света. Однако очень опасно: вверху идут вражеские самолеты. В прошлую ночь они оставили аэродром в покое. А в эту? Перед вечером враг выдал свои намерения, обстреляв аэродром. Кто знает, может, противник выделил специальные самолеты, и они уже давно кружатся где-то над нами, поджидая удобный момент. Ракета и привлечет их внимание.
В таких случаях решение принимает только командир полка. Все ждут, что он скажет. Слышно, как от нервозных движений Василяки шелестит на нем реглан. Выручая Рудько, Владимир Степанович может подставить под удар весь полк, людей и самолеты.
— Братцы! Почему же не обозначаете себя? — в голосе летчика, находящегося в невидимом небе, кроме тревоги — просьба помощи.
— Сажать нужно Рудько, — хрипло, с нотками извинения проговорил командир. — И Маркова тоже…
Многие облегченно вздохнули. Кое-кто поторопился подальше отойти от КП, подальше от опасности. Послышался металлический щелчок: Василяка постоянно имел при себе ракетницу. Прогремел выстрел — и над нами взвился красный шарик. Тут же посадочную полосу обозначили три костра из горящего масла и несколько лучей автомобильных фар.
Теперь аэродром с воздуха в такую темень — велико-ленный маяк. В черном небе — сплошной гул. Летят самолеты противника, Рудько и Марков, не видимые нами, тоже должны заходить на посадку.
— Делаю четвертый разворот, все ли у вас в порядке? Рудько прекрасно понимал: как только он коснется земли, могут накрыть бомбы. Полк замер в ожидании. И земля замерла. Все глядят на освещенную полосу аэродрома.
Противный гул «юнкерсов» в небе не ослабевает. Все напряженно ждут появления «яка» в полосе света, настороженно прислушиваются, не засвистят ли падающие бомбы. Кто-то не выдерживает:
— Куда будем прятаться, ведь щели-то только еще роем…
Никто ему не ответил.
Рудько сел без всяких помех. От него летчики узнали о Маркове.
Разведчики, возвращаясь домой, встретили «юнкерса». Марков сбил его. Откуда-то появилась пара «фоккеров». Марков одного из них вогнал в землю, помчался за вторым, и в это время противнику подоспела на помощь шестерка истребителей. Наши летчики были разобщены. Рудько уже больше не видел Маркова и, прикрываясь наступившими сумерками, вышел из боя один.
Товарищи долго ждали Виталия, привлекая его внимание сигнальными ракетами. Не один раз запрашивали дивизию — не известно ли что-нибудь о нем. И только в середине ночи, когда завыла холодная снежная метель, и всякая возможность какой-либо помощи была исключена, все покинули аэродром.
Ночь хлестала снегом и ветром. В кузове машины пронизывало до костей. Сидя на полу и прижавшись друг к другу, ехали молча.
Гул вражеских самолетов, слившись с воем пурги, не утихал. Рождались мрачные мысли. Наступление — и такая скверная погода. Небеса работают против нас. А что, если метель затянется?
«ЮНКЕРСЫ» НЕ ПРОШЛИ
Несколько суток бушевала пурга. В облаках днем и ночью плыли над нашим аэродромом транспортные «юнкерсы», а летчики, прижатые стихией, только слушали их зловещую музыку. Погода позволяла врагу летать. Правда, его самолеты уже не приземлялись и окруженной группировке, но они сбрасывали грузы на парашютах.
За время метели фашисты подтянули много свежих войск, и их 1-я танковая армия начала выходить из окружения. Чтобы избежать с ней встречи, 728-й авиационный полк Василяки срочно перебазировался в другой район.
На каждом фронтовом аэродроме как-то само собой устанавливалось любимое место для отдыха и бесед. На этот раз у летчиков здесь, вблизи села Окоп, что километрах в тридцати восточнее Тернополя, таким местом стали бревна, оставшиеся от строительства землянки. Ожидая возвращения самолета из учебного полета, пилоты восседают на этих бревнах, слушая шуточную песенку Саши Сирадзе под собственный аккомпанемент на пандури, которую он сам же и смастерил.
Ты постой, красавица,
Рыжий, дарагой.
Ты мне очень нравишься,
Будь моим женой…
Песня оборвалась, когда двухместный истребитель коснулся посадочной полосы:
— Приземлился отлично, — отозвался Сергей Лазарев.
— Вартан — хороший летчик, смелый. Земляк мой, — пояснил Саша Сирадзе.
— Поживем — увидим, — заметил Лазарев. — Оценку смелости может дать только бой.
Самолет остановился недалеко от нас. Первым из пего вышел, а точнее выскочил молодой летчик. За ним неторопливо встал на землю Василяка. Вартан доложил ему:
— Младший лейтенант Шахназаров задание выполнил. Разрешите получить замечания.
— Замечаний нет. Завтра с утра со своим командиром облетаете линию фронта, познакомитесь с районом боевых действий, и можете считать, что вы в строю.
Василяка спустился в землянку КП, а Шахназаров подошел к компании. С ним сегодня после завтрака командир полка познакомил летчиков. Родом из Батуми. Четыре месяца назад во Фрунзе закончил летную школу. Отлично стреляет по конусу. Мастер парашютного спорта.
После деловой характеристики Василяка тогда как-то недоверчиво посмотрел на небольшого, тонкого в талии летчика, дополнил:
— Говорят, боксер и борец отменный…
Мы приняли эти слова за шутку, потому что Вартан на вид никак не походил на силача. Но вот нос горца и черные зоркие глаза придавали смуглому лицу какую-то орлиную гордость.
— Вартан! Давай поборемся, — пошутил кто-то из сидящих на бревнах, а другой дополнил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25