Какой термин стоял в греческом оригинале и был истолкован книжниками Ивана Грозного — можно только догадываться. Скорее всего, это было ”?????”, которым греки ?—?? вв. называли древнерусских правителей. Реальным титулом Бравлина слово ”князь” быть не могло, так как в языковое употребление Руси оно вошло после переворота 882 г. и утверждения в Киеве норманской династии Рюриковичей.
Поздним элементом, внесенным книжниками XVI в., следует признать и название города, откуда прибыл ”житийный князь” — ”Великий Новгород”. Ассоциация с ”Господином Великим Новгородом” над Волховом возникает совершенно естественно и сама по себе является убедительным опровержением. Волховского Новгорода на рубеже VIII—IX вв. еще не существовало. Он заложен почти на столетие позже — в 873 г. [250, с. 14]. Впрочем, интерполяцией, возможно, является только эпитет ”Великий”, прибавленный переводчиками в заголовке параграфа к хорошо знакомому названию по соображениям исторической условности. ”Новгородов” (”новых городов”) на Руси было множество. Далеко не все названия того времени дошли до наших дней — и не все они своевременно зафиксированы письменными источниками.
Распространение христианства в Восточной Славянщине на рубеже VIII—IX вв. стало наиболее острой и актуальной проблемой. Новая вера решительно прокладывала себе путь, приобретая на Руси солидную поддержку. На повестку дня стала официальная христианизация Руси.
ГЛАВА II
ПЕРВОЕ (АСКОЛЬДОВО) КРЕЩЕНИЕ РУСИ
Известный тезис о введении христианства на Руси Владимиром Святым в конце Х в., освященный авторитетом православной церкви, приобрел значение догмата, который не подлежал ни обсуждению, ни сомнению. Первая христианизация Руси во времена Аскольда и патриарха Фотия оказалась завуалированной, отодвинутой на задний план исторического процесса.
”Заговор молчания”. В иностранных источниках отсутствуют сведения о крещении Руси около 988 г. В 1888 г., в связи с 900-летием ”Владимирова крещения”, Ф. Фортинский проделал специальное исследование, отыскивая об этом хотя бы малейшие следы и намеки в европейских хрониках и документах [717]. Результат был ошеломляющий: ни в одном тексте не нашлось никаких сведений по поводу христианизации Руси в конце Х в. Ни польские, чешские, венгерские, немецкие источники — не говоря уж об итальянских, французских или английских — не упоминают этого события. Единственное исключение — Титмар Мерзебургский, хотя и он знает только личное крещение великого князя в связи с его вступлением в брак, ничего не говоря об обращении страны или народа.
Еще более странным является молчание православных источников, в первую очередь византийских и болгарских. Идейно-политический момент в этом случае кажется самым важным. Крещение Владимира было делом Константинопольской патриархии, однако ни одна греческая хроника конца X—XI в. ничего не сообщает об этом событии. В письменных источниках (Лев Диакон, Михаил Пселл, Скилица-Кедрин, Зонара и др.) находим сведения о падении Херсонеса, договоре Владимира Святославича с императором Василием II, вступлении в брак киевского князя с принцессой Анной, участии русского экспедиционного корпуса в междоусобной борьбе за константинопольский престол [127, с. 90—100; 118, с. 196—210], но ни единого намека на крещение Владимира и его страны.
Аналогичная картина прослеживается и в восточных источниках, которые считают Русь IX—Х вв. христианской страной. Исключение составляют произведения Яхьи Антиохийского (или Александрийского ) и его компиляторов. В своей хронике, дошедшей до нас, Яхья пишет о крещении киевского ”царя и всех, кого охватывали его земли” [561, с. 24]. Это сообщение дословно повторяет историк ал-Мекин, который жил в XIII в., и в сокращенном виде Ибн-ат-Атир — багдадский астроном (конец XII — начало XIII в.) [127, с. 81]. Текстуальные совпадения неопровержимо свидетельствуют о заимствовании готового текста и тем самым лишают обоих компиляторов самостоятельного источниковедческого значения.
Яхью считают современником Владимира Святославича, но это не совсем точно. Он действительно родился в конце Х в., но свою хронику (по крайней мере, тот вариант, который имеется в нашем распоряжении ) писал в середине XI в. в 60-е годы [561, с. 53—55], то есть к концу правления Ярослава Мудрого и при его-преемниках. К тому времени ”Владимирова легенда”, то есть версия о начальном крещении Руси около 988 г., уже существовала и, следовательно, могла оказать влияние на антиохийского хрониста. Поэтому нельзя противопоставлять сообщения Яхьи другим источникам, а тем более базировать на нем какие-либо далеко идущие выводы.
Точно также не следует переоценивать и сообщение армянского хрониста конца Х — начала XI в. — Асохика (Степаноса Таронского) — о том, что ”рузы приняли Христа” приблизительно в то время, когда русский экспедиционный корпус прибыл в Константинополь [118, с. 200—201]. Выражение, употребляемое историком, неясно. Иногда его пытаются трактовать в том смысле, что речь идет о крещении всей Руси, но этого из текста не видно. Скорее всего, здесь говорится о крещении самого Владимира и его ближайшего окружения. Во всяком случае, этого сообщения недостаточно, для того чтобы строить на нем ответственную историческую концепцию.
Отсутствие в иностранных источниках сведений о крещении Владимиром Руси объясняется тем, что впервые официальный акт введения христианства в Киевском государстве состоялся в 860 г., при Аскольде. И хотя после убийства последнего в 882 г. христианство утратило значение государственной религии, в глазах Эйкумены Русь оставалась христианской страной. Временная потеря новой верой своих позиций не могла расшатать общепринятое представление, а обращение Владимира окончательно решило спор между религиозными системами в пользу христианства.
Древнерусский феодализм. Середина ix в. была в истории Руси поворотным моментом. Именно в это время завершается сложный и длительный процесс формирования феодализма у восточных славян и древнерусского государства.
Проблеме происхождения древнерусского феодализма посвящено большое количество исследований. До середины 30-х годов господство феодальных отношений в Киевском государстве считалось проблематичным. Некоторые исследователи (И. И. Смирнов, Б. Н. Тихомиров и др.) рассматривали изначальную Русь как рабовладельческое общество [622; 623; 670 и др.]. После 30-х годов это мнение было опровергнуто, хотя и в наше время оно имеет сторонников (В. И. Горемыкина [183], отчасти — И. Я. Фроянов [720; 721]).
То, что отношения в Киевской Руси носили феодальный характер, убедительно доказано в трудах Б. Д. Грекова [187; 189; 190; 191; 192; 193; 194; 196; 198; 199; 200], С. В. Бахрушина [53; 54; 55], С. В. Юшкова [774; 775; 776; 777; 778; 779; 780], Н. П. Рубинштейна [567], В. А. Пархоменко [456; 457; 458; 462] и др. Дискуссионным, однако, оставался вопрос о времени формирования феодализма в Древнерусском государстве. Длительное время исследователи разделяли развитие Киевской Руси на два периода— дофеодальный (IХ—Хвв.) и феодальный (XI—XII вв.) [775; 776].
Успехи археологии заставили решительно пересмотреть привычную схему. На основе выявленных материалов было доказано, что разложение первобытнообщинного строя у восточных славян произошло значительно раньше, чем это было принято считать. В 1950 г. в советской научной литературе победило мнение о феодальном характере Киевской Руси с самого ее возникновения (220; 446; 476], хотя и поныне некоторые исследователи пытаются отстаивать концепцию о дофеодальном периоде Руси в рамках IX—X вв. [582; 720; 721].
Ошибочным в ”дофеодальной” концепции (в ее современной интерпретации) является отсутствие четкого понимания самой сути феодализма как способа производства. Главная теоретическая ошибка заключается в тенденции отождествлять общее понятие феодализма с какой-то конкретной его формой (вотчинной или сеньориальной системой землевладения, крепостничеством и т. п.).
Считаем необходимым изложить собственное понимание этой проблемы во избежание досадных quid pro quo.
Основу феодального способа производства составляет феодальная собственность на землю. Одной из характерных особенностей феодальной экономики является несовпадение земельной собственности и владения землей [283, с. 157—181]. Один и тот же клочок земли, являясь собственностью одного человека, в то же время находится во владении другого, то есть создается сложная иерархия, нижнюю ступень которой занимают непосредственные производители (феодально зависимые крестьяне), а верхнюю — высший владетель (великий князь, король, император).
При феодализме эксплуатируемый продуцент имел мелкое хозяйство, с которого существовал. Именно в этом (а не в юридическом положении) заключалось его отличие от раба, который не имел никакого имущества, работал на хозяина и существовал за счет последнего. Но земля, которой пользовался феодально зависимый крестьянин, составляла собственность феодала; за это эксплуататор требовал от своего подданного выполнения определенных повинностей. Наличие у продуцента собственного хозяйства делало его экономически независимым от господина. Потому для обеспечения дохода феодал был вынужден прибегать к прямому насилию. Как отмечал В. И. Ленин, это принуждение могло иметь различные формы и степени, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неравноправностью крестьянина [Ленин В. И. ПСС, т. 3., с. 185].
Главной формой эксплуатации на Руси была продуктовая рента, а не отработки, как на Западе, во Франкском государстве. Древнерусское государство переходило к феодализму не от рабовладельчества, а от первобытнообщинного строя. Предшественником феодала здесь был не рабовладелец-латифундист, имевший хорошо организованное хозяйство, а бывший общинный староста, привыкший наживаться за счет всей общины. С другой стороны, феодально зависимым продуцентом становился не бывший раб, совершенно лишенный средств производства, а свободный общинник, который владел земельным наделом, имел свое хозяйство, необходимые средства труда и т. д. Таким образом, отработочная рента на Руси не имела надлежащей экономической базы. Отчуждение молодым феодальным классам прибавочного труда крестьян осуществлялось в виде прибавочного продукта, создаваемого в рамках мелкого крестьянского хозяйства. Эта форма эксплуатации известна в источниках под названием дани [101; 217; 218; 219; 220; 517; 733].
К середине IX в. феодальный строй в Древнерусском государстве уже в основном сформировался. Именно в это время возникают дружинные некрополи, где хоронили представителей только что возникшего рыцарского сословия. Такие некрополи хорошо исследованы в Киеве [179; 271], Чернигове [531; 573; 574], Шестовице [70; 71; 645; 646], Гнездове под Смоленском [3; 4; 5; 31; 112; 597] и т. д. На Русской равнине появляются многочисленные городища-замки — центры феодального господства. Они являются специфической особенностью феодальной страны [218; 703]. Недаром скандинавские викинги называли Русь ”Гардарики” — ”страной городов”. Конечно, термин имеет в виду не города в современном понимании, а именно укрепленные поселения. Как видим, археологические материалы IX—Х вв. наглядно отражают наличие сформированного класса феодалов, что определенным образом помогает правильно понять письменные источники.
Киевская Русь при Аскольде. Возникновение Древнерусского государства было непосредственно связано с победой феодальных отношений. Хронология этого процесса довольно точно совпадает со временем формирования феодализма у восточных славян: она охватывает почти все I тыс. н. э. и завершается к середине IX в. Правление Аскольда (погибшего в 882 г.) является действительно яркой страницей в истории ранней Руси, когда молодое государство вышло на мировую арену, завоевав всеобщее признание и утвердив себя как неотъемлемую часть средневековой Эйкумены. Титул кагана, принятый Аскольдом, приравнивался к императорскому (царскому) и убедительно свидетельствовал о политических претензиях киевского правителя.
Ко времени Аскольда относятся сообщения арабских писателей о трех центрах Руси (или, по А. П. Новосельцеву, о трех группах русов) [444, с. 408]. Это авторы так называемой группы ал-Балхи: ал-Истахри, Ибн-Хаукаль, анонимная книга ”Худуд-ал-Алам”, а также значительно более позднее произведение Идриси. По свидетельству этих источников, в середине или начале второй половины IX в. в Восточной Европе существовали три объединения восточнославянских племен — Куявия, Славия и Арсания (Артания). Локализацию этих объединений можно считать установленной — несмотря на многочисленные гипотезы (временами довольно фантастические), высказанные в литературе.
Куявия — это Киевская Русь, то есть государство Аскольда. Она охватывала южную группу восточнославянских племен с центром в Киеве. Главное территориальное ядро образовало Среднее Поднепровье — по терминологии А. Н. Насонова и Б. А. Рыбакова, начальная Русь, или же ”Русь в узком значении слова” [430; 530; 679]. Ее городами кроме Киева были Чернигов и Переяславль.
Славия — объединение северной части восточнославянских и некоторых неславянских племен с центром в Ладоге — будущая Новгородская Русь.
Серьезные споры вызывает Арсания, но большинство ученых признают, что она локализуется на юго-востоке нашей страны — в области Приазовья, Восточного Крыма и Северного Кавказа. Это так называемая Азовская, или Черноморская (Тмутараканская), Русь [268]. В начале третьей четверти IX в. она, очевидно, входит в сферу политического влияния Киева. Позднее здесь сформировалось Тмутараканское княжество, в определенные периоды игравшее заметную роль в жизни Древнерусского государства [382; 431; 458; 461; 462; 777 и др.].
При Аскольде в состав Киевской Руси входили земли полян, древлян, дреговичей и юго-западной части северян (с городом Черниговом). Славия включала территорию ильменских словенов, чуди, веси и мери. Между двумя объединениями лежала область кривичей, до 872 г. сохранявшая независимость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56