Следовательно, автор заметок не мог наблюдать Сатурн ни в созвездии Водолея, ни где-либо.
Правильное объяснение предложили М. А. Шангин и А. Ф. Вишнякова [741]: при написании заметок автор пользовался готовыми астрономическими таблицами, которые существовали в те времена, — безотносительно к действительному расположению светил. Сатурн в древности считался зловещей планетой, приносящей самые страшные беды. Водолей был зимним знаком, в который солнце должно было вступить во второй половине января. Таким образом, небесные светила пророчили очень тревожную перспективу, что при бедственном положении топарха приобретало трагический характер. Другой вопрос — какому году соответствовало расположение звезд в таблицах, использованных топархом.
Как известно, средневековая наука, принимая библейскую хронологию ”от сотворения мира”, датировала начало движения небесных тел от третьего дня творения. В тот день планеты занимали свои ”домы” — исходные позиции (Сатурн — в созвездье Козерога). Все астрономические расчеты велись от этой отправной точки. По константинопольскому исчислению это было 3 сентября 5508 г. до рождества Христова. Принимая эту дату и округленный цикл прохождения Сатурна через Зодиак в 30 лет, М. А. Шангин и А. Ф. Вишнякова получили дату 970 г., которую и предложили для датировки комментируемых заметок [там же, с.101].
Приведенные расчеты, однако, нельзя считать безупречными. Во-первых, вызывает сомнение округленное определение цикла (расхождение в 199 дней). На протяжении шести с половиной тысячелетий отклонения от реальной ситуации не могли остаться незамеченными византийскими астрономами. Во-вторых, нам не известно, какой календарь применен в таблицах, использованных топархом. Помимо константинопольской эры существовала александрийская, относившая рождение Христа к 5500 г. от сотворения мира. В VIII—IX вв. она была общепринятой. Значит, если в распоряжении топарха был астрологический кодекс IX в. (или же основанный на расчетах IX в.), то он, вероятно, придерживался александрийского летоисчисления, что в корне меняет дело.
Действительно, беря 220 циклов по 10759 дней, получаем дату 983 г. В этом году Сатурн должен был находиться в созвездии Козерога. Так как каждый знак Зодиака он проходит приблизительно за три года, то в созвездие Водолея он должен был бы вступить в 986 г., а топарх подчеркнул, что планета находилась именно в начальной фазе. Считаем этот вариант наиболее вероятным из всех возможных. Именно 986 г. — год страшного поражения греков под Сердикой и в Родопах — наиболее адекватно отвечает запискам топарха.
Наше внимание, прежде всего, привлекает первый отрывок, в котором рассказывается о переправе через Днепр во время ледостава. Среди ученых отсутствуют сомнения в том, что топарх во главе своего отряда возвращался из Киева, где вел какие-то переговоры с правителем Руси. Необходимо подчеркнуть, что дипломатическая миссия на Русь в то время была исключительным явлением — особенно после 971 г., когда отношения между Киевом и Константинополем обострились до чрезвычайности.
Неясна и хронологическая последовательность отрывков, которыми располагает наука. То, что третий фрагмент является непосредственным продолжением второго, сомнения не вызывает, но возникает вопрос — какое же место занимает первый? Предшествовала ли описанная в нем экспедиция драматическим событиям на Дунае или возникла после них? Все три отрывка представляют собой черновики, и не может быть уверенности, что автор разместил их в строгой хронологической (и даже в повествовательной) последовательности. Он выбирал чистые страницы произвольно, руководствуясь сугубо утилитарными соображениями.
Большинство комментаторов принимают последовательность de facto, считая, что события в Климатах происходили после возвращения топарха из Киева. Однако высказывалась и противоположная точка зрения, правда, основанная на неверной предпосылке. К. Б. Хазе, например, допускал, что описанная в первом отрывке переправа произошла во время возвращения топарха после его встречи с тем, ”кто царит на север от Дуная” (упомянутой в третьем фрагменте), и принятия им вассальной зависимости от нового правителя [126, с. 188].
Считаем, что настоящий ход событий, описанный топархом, можно воспроизвести следующим образом. Наступление Комитопулов на Северо-Восточную (Византийскую) Болгарию необычайно усложнило ситуацию. Местное население вначале радостно приветствовало восставших, проявляя к ним (”врагам”. — М. Б .) ”наибольшее уважение…, а города и народы добровольно приступали к ним” [там же, с. 153]. Однако определенная часть местного населения ориентировалась на византийскую администрацию. Террор, примененный против этой части населения, обострил положение. Вмешательство и личное участие Владимира в этих событиях стали неожиданной альтернативой для колеблющихся элементов. Решение топарха добиваться киевского протектората и персональная встреча с Владимиром могли при определенных условиях квалифицироваться как государственная измена, но гражданская война в империи и поражение в Болгарии привели к тому, что Василий II вынужден был проявить более гибкую политику. Более того, решение, принятое топархом, в некотором смысле обещало существенные выгоды престолу и определенный выход из трагического положения.
Нет ничего удивительного в том, что первая стадия переговоров была поручена человеку, который уже имел личные контакты с киевским князем, был им обласкан, а следовательно, мог рассчитывать на известное внимание и доверие. Невысокий ранг этого администратора также полностью отвечал ситуации: начало переговоров на уровне высших сановников, до выяснения киевских позиций, угрожало потерей престижа, о котором византийский двор очень беспокоился. Выступать в роли просителя византийскому императору, естественно, не импонировало.
Неудачный поход Василия в Болгарию состоялся летом 986 г. (поражение в Родопах — 17 августа). Решение о переговорах с Киевом было принято, очевидно, в конце того же августа или в начале сентября. Сама миссия (учитывая переезд в оба конца и переговоры) заняла не менее двух-трех месяцев. Из Киева топарх мог выехать только в конце ноября. Следовательно, описанная им переправа через Днепр, скорее всего, могла произойти в декабре 986 г. или же в начале января 987 г.
”Корсунская легенда”. Освещение истории крещения Владимира необычайно запутано в литературе в связи с обсуждением точной хронологии и последовательности событий, связанных с этим актом. Мы имеем в виду четыре основных сюжетных узла: а) крещение князя; б) брак с царевной Анной; в) поход на Корсунь; г) помощь, оказанная императору Василию. Недостоверный характер ”Сказания о Владимировом крещении” спровоцировал гиперкритическую оценку летописной версии и породил ряд утверждений, которые в корне меняют наше представление о ходе событий.
Самым удивительным является то, что возражениям и игнорированию подверглась прежде всего наиболее достоверная часть летописного ”Сказания” — рассказ о корсуньском походе и последевавших за тем событиях. Выдвинутый А. А. Шахматовым тезис о ”Корсунской легенде” как об отдельной (и сравнительно поздней) версии [748; 755, с. 133—161] имел огромное влияние на исследователей и, несмотря на его полную безосновательность, до сих пор господствует в литературе. Исходя из этой распространенной концепции [127, с. 100; 180, с. 128—143; 309, с. 272—274; 311, с. 112—114; 331, с. 360; 357, с. 335—337; 342, с. 329; 502, с. 109; 508, с. 22; 561, с. 194—198; 214—219], крещение Владимира произошло не в Херсонесе, как утверждает официальная версия, а где-то в другом месте (в Киеве, Василеве, Белгороде, возможно, в далекой Охриде) безотносительно результатов крымской эпопеи. Вариантов много — одни исследователи считают, что Владимир крестился до похода [127, с. 100—101; 309, с. 273; 311, с. 113; 357, с. 337; 381, с. 329; 466, с. 74; 748; 755, с. 133—161], другие, наоборот, — после [331, с. 209; 347, с. 236; 561, с. 217—219; 789, с. 14], но во всех вариантах не в 988 г. Внесенная в летопись версия будто бы возникла в Крыму не ранее XI в. и записана Никоном Печерским в период его Тмутараканской эмиграции [253, с. 271; 357, с. 88—90; 359, с. 87—88].
Эту мысль, интересную, прежде всего, с позиций исследовательской психологии, считаем абсолютно неприемлемой. Еще Нестор Летописец отрицал ее [250, с. 97]. В новейшей историографии давно подчеркнуто, что Корсуньский эпизод решительно отличается от остальных сюжетов ”Сказания” своим деловым, реалистическим характером [197, с. 421; 358, с. 89; 748, с. 82]. За исключением чуда с болезнью Владимира, он абсолютно лишен мистики, церковно-теологических мотивов, легендарных элементов и сугубо книжных пассажей. Вместо этого живо, с интересными подробностями рассказывается об осаде и взятии города. Автор сообщает, как размещались киевские войска, как долго попытки овладеть городом оставались напрасными, какую технику применял Владимир и как греки пытались противостоять ей. Далее речь идет об измене корсуньского попа Анастаса, о переданном с помощи стрелы совете перекопать водопровод, снабжавший город. Приводятся топографические данные (размещение церкви, где произошло крещение; дворца, в котором жил киевский князь, и т. п.).
Реальность перечисленных сведений не вызывает сомнении [64; 203]. Общепризнано, что этот эпизод ”Сказания” принадлежит человеку, который хорошо знал Херсонес и, что вполне правдоподобно, был очевидцем описываемых событий. Можно считать достоверным и греческое происхождение автора (о чем свидетельствуют и некоторые языковые элементы — ”грекизмы” в тексте — ”кубара” вместо ”корабль”, ”лимен” вместо ”море”, ”василика” вместо ”церковь” и др.) [197, с. 421; 331, с. 198; 333, с. 346; 358, с. 89; 348, с. 88, 108]. Реальная атрибуция напрашивается сама собой — очевидно, это был Анастас Корсунянин, автор (или один из авторов) летописного свода 996 г. [532, с. 173—192; 731]. Только непонятное господство версии о позднем происхождении ”Корсунской легенды” привело к тому, что данная атрибуция до сих пор не утвердилась в литературе.
Таким образом, рассказ о походе Владимира в Тавриду и о его крещении в Херсонесе представляет собой единственный вполне достоверный эпизод летописного ”Сказания”. Можно только удивляться тому, что именно он вызывает сомнение.
Пересмотр летописной схемы базируется главным образом на отрицании ее хронологии. Основанием для этого пересмотра послужило, во-первых, сообщение Льва Диакона, интерпретированное в сравнении с некоторыми арабскими источниками; во-вторых, ”особенная хронология” Иакова Мниха, которая вроде бы противоречит летописной схеме, опровергает ее. Поэтому рассмотрим эти материалы более подробно.
Лев Диакон сообщает об атмосферном феномене, который, по его утверждению, предсказал падение Херсонеса: огненные столбы, ”показавшиеся в глухую ночь… и опять в северной части неба наводившие страх на тех, кто их видел; они предсказывали последовавшее затем взятие Херсона Тавроскифами и захват Верии Мисянами” [127, с. 100; Leo Diac., X, 10, р. 175—176]. Хронист не называет точных дат, но его дополняют арабы.
Так, у Яхьи Антиохийского читаем: ”И случилось в Каире в ночь на субботу 27 Зу-л-Хиджи 378 гром и молния, и буря сильная, и не переставали они до полуночи. Потом покрылся мраком от них город, и была тьма, подобия которой не видывали, до самого утра. И вышло с неба подобие огненного столба, и покраснели от него небо и земля весьма сильно. И сыпалось из воздуха премного пыли, похожей на уголь, которая захватывала дыхание, и продолжалось все это до четвертого часа дня” [561, с. 28—29]. Аналогичное (почти дословное) сообщение приводится ал-Мекином [127, с. 83].
Названная хронистом дата отвечает 7 апреля 989 г. Следовательно, из сравнения цитированных свидетельств получалось бы, что Херсонес взят Владимиром не ранее того дня, то есть на год позже летописной версии. Этот вывод стал общепринятым в литературе [127, с. 98—106; 311; 333, с. 360; 342; 347, с. 236; 357, с. 336—337; 381, с. 329—331; 466, с. 74; 561, с. 214—219; 650, с. 109].
Данная концепция привела к полному разрушению хронологической схемы, хорошо подтвержденной наиболее надежными источниками. Получалось, что взятие Херсонеса и брак Владимира с греческой царевной состоялись по меньшей мере через год после оказания киевским князем военной помощи грекам. Михаил Пселл, Скилица, Зонара, Яхья и его последователи четко свидетельствуют о том, что русский корпус принимал участие в битве при Хрисополе, которая произошла не позднее лета 988 г. Для того чтобы как-то выйти из положения, предлагается гипотеза, согласно которой Владимир где-то в конце 987 — начале 988 г. заключил с императором Василием II договор о помощи против восставших, а тот обязался выдать за него свою сестру Анну при условии крещения киевского князя. Помощь была реально оказана, Фока — разгромлен, трон для Василия — спасен. Однако коварные греки отказались выполнить матримониальное обещание. Тогда Владимир захватил Корсунь, после чего император стал более сговорчивым [190, с. 379; 311, с. 114; 333, с. 354—362; 347, с. 236; 381, с. 330—332; 482, с. 79; 650, с. 110—113; 757; 789, с.13—14].
Кое-кто сопоставляет с этим сообщение Иакова Мниха (не подтвержденное ни одним другим источником) о том, что за год до Корсуньской эпопеи Владимир ”къ порогомъ ходи” [180, с. 245]. Высказывается мысль (абсолютно невероятная), будто бы киевский князь ездил встречать невесту и, не дождавшись ее, решил начать энергичные действия [331, с. 207; 333, с. 359—360; 381, с. 330—331; 650, с. 112].
Место крещения в этой схеме четко не фиксируется. Некоторые исследователи сохраняют летописную последовательность событий и признают, что крещение киевского князя действительно произошло после взятия Херсонеса, накануне брачной церемонии [331, с. 209; 333, с. 364; 561, с. 214—217]. Другие, однако, убеждены, что произошло это значительно раньше, еще до того, как обнаружились коварство и лживость греков [43, с. 214; 127, с. 101; 180, с. 127 сл.; 748]. И. А. Линниченко [342] высказал предположение, что существовало два крещения Владимира: первоначальное (так называемое оглашение) в Киеве и окончательное — в Корсуне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56