Library of the Huron: gurongl@rambler.ru
Аннотация
Историческая повесть «Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья» рассказывает о первых днях французской революции 1789 года.
Евгения Яхнина
Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Глава первая
НАКАЗ БАБУШКИ ПЕЖО
— Пиши! Пиши! Не зевай. Эдак мы и к завтрему не кончим! На чем это мы остановились?
Бабушка Пежо вскинула седую голову и, не дожидаясь ответа Жака, продолжала:
— Ну, пиши… «Все, чем мы владеем, — это участок земли в двенадцать арпанов . Четверть его занимает огород, четверть — виноградник. Посудите сами, как мы богаты. Ведь это все, что у нас есть. Прошлым годом я со своей четвертушки собрала винограда ровно на четыре бочки вина и продала в Париже за четыре луидора. А для нашего милостивого короля я с каждой бочки отдала по шестьдесят шесть ливров, а всего получается двести шестьдесят четыре ливра.
А еще я плачу нашему милостивому королю ни много ни мало пятьдесят два ливра подушной подати да налога за то, что я родилась бедной и не принадлежу к сословию аристократов, да еще за то, что развожу виноград. Всего только пятьдесят два ливра! И то потому, что я старая. Мне, с вашего позволения, девяносто восемь лет! Говорят, что если я трачу на жизнь четыреста ливров в год, то должна уплатить милостивому нашему королю еще двести. Вот и выходит, как ни считай, что за свой участок я плачу в год двести шестьдесят четыре да пятьдесят два, да двести, всего пятьсот шестнадцать ливров. Считать-то я, слава богу, умею!»
Бабушка Пежо остановилась, чтобы перевести дыхание. Жак воспользовался этим и расправил затекшие пальцы. Но бабушка Пежо была неутомима.
— «Я уже и не жалуюсь на то, что соль, табак, башмаки, чепчики — все, что я покупаю, на откупе его величества. Но почему, хотелось бы мне спросить у его величества, в соль, которую мне продают, кладут всякий мусор?
Есть у меня еще другая беда, господа представители Генеральных штатов. На мое несчастье, я живу рядом с большим сеньором. Чего только у него нет! Есть у него и красивое, проворное животное. Называется оно не то косуля, не то олень. И ему, видите ли, в парке сеньора не хватает места. Вот косуля и повадилась ломать мою изгородь, пожирать мою капусту и мой виноград, объедать кусты! А я ее и не тронь! Правда, господин судья объясняет, что это так и положено! Ведь косуле надо гулять? Надо! А разве кому есть дело до того, что у меня шестеро детей, столько же невесток и зятьев, да внуки и внучки, а всего двадцать восемь душ! Прокормиться-то всем надо! Только не подумайте, что все мы размещаемся на моем участке. Если бы это было так, то курице не осталось бы места, где снести яйцо. Но кормушка у нас все равно одна. Вот двоих внуков у меня забрали в рекруты. На то, чтобы их выкупить, надо много денег — три тысячи ливров. А вся-то моя землица стоит сто пятьдесят. Откуда же их возьмешь!
Выслушайте же, что вам скажет старуха Пежо. Жить мне уже недолго, и я люблю родную страну и своего короля. Но если ничего не изменится, вот какой совет дам я своим детям и внукам, перед тем как переселиться в лучший мир. «Идите, — скажу я, — ищите себе другое солнце, другое отечество, где воздух чище, а люди добрее. Даже в той стране, где живут людоеды, нет такой жестокости, как у нас».
Вот все это я и высказала сборщику налогов, когда две недели назад он пришел, чтобы проверить, сколько вина налила я в свои бочки. А знаете, что он мне в ответ? Кстати, забыла вам сказать: меня зовут или, лучше сказать, звали, когда я была молода, Марго. Так вот, представьте себе, он прищелкнул пальцами и говорит: «Марго, что я вижу! — а потом вдруг как запоет:
Марго, малютка, ты шалишь,
Исчезло вдруг вино!
Ведь ты, работая, не спишь,
А сухо в бочке дно.
Куда ж девался урожай,
Похитил кто его?
Ведь не земля у вас, а рай,
А в бочке — ничего!
Надеюсь, ты от моих слов аппетита не потеряешь, а, Марго?»
Видали вы такого нахала? Это он мне-то говорит об аппетите! А когда кто-нибудь из семьи Пежо не имел доброго, здорового аппетита? И разве в нем дело! Дайте вы, господа, хороший подзатыльник этому лоботрясу, чтобы он забыл дорогу в наш «рай»! Отомстите, пожалуйста, за бабушку Пежо всем этим лазалыцикам по бочкам, чтобы им неповадно было! Заставьте их взяться за дело! Пусть-ка они -как следует поработают руками, а то нынче у них руки не шевелятся, так их одолела господская болезнь — подагра. Тогда они и на желудки перестанут жаловаться, а то, видите ли, они пожирают все, а переварить ничего не могут: ни бульона, ни бисквитов, ни сахара, ничегошеньки из тех яств, что нам и не снятся! Срубите же эти бесполезные деревья, они годны только на дрова!
Был у меня намедни наш кюре — отец Поль, а он большой добряк и всегда за нас заступается. Вот он меня и спрашивает: «Как живешь, все ли идет хорошо?» — «Не очень, господин кюре, — отвечаю я. — Вы и сами знаете: у меня и у моих детей и внуков нет хлеба, хоть и трудимся мы все не покладая рук. Никак не заработаем и половины того, что нам нужно». — «Утешься, — ответил мне наш добрый пастырь. — Скоро соберутся Генеральные штаты, и все объедалы, все защитники соляного закона получат по рукам. Не будет больше ни чиновников, ни интендантов, ни подушной и иной подати, ни налога на виноделие, ни обязательных повинностей, ни алчных откупщиков. А если олень захочет полакомиться вашей капустой, вам не поставят в вину, если вы вместо этого полакомитесь оленьим мясом! Сам король, сам министр финансов — господин Неккер, парламент, аристократы, горожане, священники — все согласны с этим»…
Бабушка обвела взглядом свое скромное жилище. В узкие окна смотрели зеленые ветви густо разросшихся каштанов, отнимая у комнатки и без того скудно пробивавшийся в нее свет.
— «Но может ли быть, господин кюре, — спросила я, — что мне не придется платить налога на вино, капусту и бобы? Что соль и табак не будут обходиться нам так дорого?» — «Уверяю вас, бабушка Пежо, соль и табак будут свободны от налога». — «А как же наш милостивый король, господин кюре? Ведь я люблю короля и королеву да и господина Неккера, как самую себя, и наших добрых священников также. Я предпочитаю голодать сама, лишь бы только не видеть, что они недоедают. Лучше уж я продам свой дом и сад… „ — Бабушка и теперь улыбнулась, вспоминая, как хитро она ответила. — «Да ведь я уже сказал вам, бабуся, — говорит мне наш добрый кюре, — что при новом порядке король получит не меньше, а больше, чем прежде. Ведь это не долю короля надо сократить, а долю тех трутней и дармоедов, которые его окружают. И тогда народ останется не в обиде, и король получит, что ему надо — наши открытые кошельки и разверстые сердца!“
Как только ушел от меня господин кюре, я упала на колени, воздела руки к небу и воскликнула:
«Милосердный боже! Сделай так, чтобы господин кюре не оказался обманщиком!» Тут же позвала я своего внука — он у меня большой грамотей — и начала диктовать ему наказ. Да прочтут его не только господа члены Генеральных штатов, но и сам милостивый король! Пусть узнает он правду из уст бабушки Пежо!
И еще прошу вас, господа, скажите королю, что я готова без сожаления отдать ему двадцать ливров, если я и в самом деле смогу впредь свободно распоряжаться своим участком и убить этого противного тонконогого оленя с ветвистыми рогами или, может быть, косулю. До сих пор я платила двести двадцать, значит, я выгадаю двести ливров. В общем, подумайте, господа, о том, что пообещал мне господин кюре. Это совсем не так уж глупо!» Поставь точку, Жак. А сверху напиши: «Наказ». И не только господам членам Генеральных штатов, а и его величеству, милостивому нашему королю Людовику Шестнадцатому. «А писал в году от Рождества Христова тысяча семьсот восемьдесят восьмом, в месяце апреле под диктовку Маргариты-Симоны Пежо внук ее от дочери Анны-Марии Жак Менье… « Теперь, Жак, собирайся в путь!
В путь так в путь! Мысленно Жак уже давно подготовился к далекому и трудному путешествию в Париж.
Как только в деревню Таверни, где жили Пежо-Менье, докатилась весть о том, что наконец, по прошествии ста семидесяти пяти лет, вновь созываются Генеральные штаты, а значит, появились надежды на лучшую жизнь, бабушка Пежо стала словно одержимая. Одновременно с избранием депутатов населению предложили вручать им наказы о своих жалобах и нуждах. В деревне только и говорили, что о наказах, и хотя было объявлено, чтобы их составляли по приходам и по провинциям, бабушка задумала написать депутатам свой личный наказ. Вдобавок, она решила, что ее наказ должен прочитать сам король. Это было ни с чем не сообразно, но кто возьмется переубедить заупрямившуюся старуху!
Не случись большого события в семье Пежо, бабушка, быть может, только грозилась бы, да так и не написала бы свой наказ. Но то, что произошло, изменило всю жизнь этой крестьянской семьи.
Старший сын Маргариты Пежо, Жюльен, уже давно жил в столице и мало-помалу совсем забыл о родной деревне. Изредка доходили вести, что он живет припеваючи, купил книжную лавку, женился на парижанке, вдове с тремя дочерьми — Жанеттой, Бабеттой и Виолеттой, которых он удочерил. Вдруг пришло письмо. Жюльен скончался, и его вдова, Франсуаза, просит прислать к ней в Париж Жака. Без мужчины ей в лавке невозможно, посторонним доверять нельзя, а дочери когда еще станут на ноги… Впрочем, как знать, старшей, Жанетте, скоро исполнится восемнадцать, того и гляди выйдет замуж. И все равно, зять в семье не то, что племянник мужа, — как ни прикидывай, не своя, а чужая кровь… А Жаку, если только он окажется смышленым, нечего и мечтать о лучшей доле. Он многому может научиться, особенно если хорошо грамотен. Ни он, ни его родители не пожалеют о том, что вверили его судьбу тете Франсуазе.
И вот начались волнения и споры в семье Жака. Бабушка сразу решила, что это — подходящее предложение, а раз бабушка решила, ее зятю Андре — отцу Жака — оставалось только подтвердить ее слова. Так уж было заведено. Слабохарактерный Андре Менье безропотно покорялся воле тещи и жены, унаследовавшей строптивый характер бабушки Маргариты. Но тут произошло неожиданное: поездке Жака воспротивилась его мать Мари, и вот с ней-то и пришлось повоевать бабушке и внуку, потому что Жаку не терпелось вырваться из родного Таверни в далекий, манящий, казавшийся сказочным Париж. Мари упрямилась. Ее доводы были вески: брат оставил семью в тяжелое время; Маргариту, свою мать, не поддерживал, хотя устроился в Париже хорошо. Собственного сына не завел, а о племяннике ни он, ни его жена Франсуаза не вспоминали. А как приспичило — подавай ей Жака!
Но бабушка была такой человек: раз что задумала — не отступится. Хотя ей ох как не хотелось расставаться с любимым внуком! Частенько она его бранила, а между тем втайне сознавала, что он унаследовал ее характер и похож на нее упрямством и горячим, порой несдержанным нравом.
Так прошла зима, а когда весной снова начались разговоры, что с созывом Генеральных штатов больше тянуть не будут, бабушка решила, что мешкать уже нельзя, кстати и ее наказ Жак отвезет в Париж. Летом и дорога будет не так трудна, и к чужим людям и к городу легче привыкнуть.
И Мари, которую всю зиму не оставляли в покое ни мать, ни сын, была вынуждена дать согласие.
Из восьми детей Мари выжило только четверо. И Жак был старший. Но хотя он любил родителей, бабушку, братьев, сестру, землю Шампани и свой виноградник, — мысль о предстоящей разлуке не вызывала у него грусти. Жак хотел учиться, хотел видеть, как живут люди за пределами Таверни.
К тому же он испытывал и некоторую гордость. Ведь он уезжал в Париж не только для того, чтобы зарабатывать деньги и помогать своим. Бабушка сочла его достойным отвезти ее наказ Генеральным штатам. Это поручение не казалось Жаку трудным. Но вот как быть с королем? Бабушка, как всегда, сказала тоном, не допускающим возражений:
— Надо, чтобы мой наказ прочел и наш милостивый король. Пусть-ка и он узнает, что мы думаем здесь, в Таверни!
Упоминание о короле смутило Жака. Как к нему попасть? Как передать бабушкино послание?
Король в представлении Жака был существом особенным, посаженным на трон самим богом. Министры и придворные — дело другое, те могут быть хуже или лучше. Все беды от них. И новые налоги, и то, что не хватает хлеба, и то, что сеньор дает волю своему крутому нраву. Правда, судя по тому, что пишут книги, и короли бывают добрые и жестокие. Но об этом узнают только после их смерти. «Ах, как хорошо было при старом короле!» — говорят люди. Или: «Ох, как лютовал прежний властитель!» Но о том короле, который правит, никто не смеет слова сказать. Никто не говорит, значит, и Жаку не надо. Но думать он может… Как же ему не думать, когда у него есть такой хороший учитель, советчик и друг — деревенский кюре, господин Поль! У него Жак научился сперва грамоте, а потом и любви и уважению к книге. Много страниц одолел Жак за годы учения у кюре. И мать и бабушка не мешали мальчику углубляться в чтение, когда он улучал для этого свободную минутку. «Ведь это наш добрый кюре велел ему прочитать все эти книги!» А о чем они, духовного ли, иного ли содержания, им было невдомек.
И хотя матери и бабушке всегда было недосуг и они не понимали по-латыни, обе охотно слушали, как Жак наизусть отхватывает целые страницы Библии, и без устали им восхищались. При этом они не забывали воздать хвалу и доброму кюре за его милости, что он так хорошо обучил их Жака.
Глава вторая
ЖАК-ЗАДИРА
Все лучшие воспоминания детства были связаны у Жака с отцом Полем. И не потому, что Жак любил его больше, чем родных. Но жизнь дома была одинаково тяжелой для всех его обитателей: для детей, как и для взрослых. Всех — кого больше, кого меньше — снедала забота о куске хлеба. Приходя к отцу Полю, Жак как бы оказывался в другом мире.
Отец Поль был тоже не из богатых. Он не походил на других деревенских священников, которые тянули со своих прихожан сколько могли: и за свадьбы, и за крестины, и за похороны. Казалось, только одному отцу Полю не придет в голову потребовать с прихожан, чтобы они поработали в его саду, присмотрели за его птицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27