Айвар заметил его, только когда человек очутился шагах в десяти от него.
– Добрый день… – поздоровался прохожий.
– Здравствуйте… – ответил Айвар и посторонился, чтобы он прошел мимо. Но незнакомец не собирался проходить. Он остановился и пристально посмотрел на Айвара.
– Вы не Айвар Тауринь? – заговорил он.
– Нет. Я – Айвар Лидум, – ответил юноша.
– Это одно и то же, – усмехнулся незнакомец. – Я вас разыскиваю. Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.
– Со мной? – удивился Айвар.
– Да, с вами… по очень важному делу.
– Кто вы такой? – спросил Айвар.
– Скажу потом… когда переговорим.
– Но, простите, я совсем не намерен разговаривать с незнакомыми людьми… Как ваше имя? – строго спросил Айвар.
– Мои имя и фамилия вам ничего не скажут, – пояснил тот. – Вы никогда обо мне не слышали. Гораздо больше скажет вам это письмо, которое шлет ваш отец… Рейнис Тауринь. Прочтите его, потом продолжим разговор.
Незнакомец протянул Айвару обыкновенный голубовато-серый конверт, какие продаются во всех почтовых конторах. Айвар сразу узнал острый, несколько неровный почерк Рейниса Тауриня с необычно жирными заглавными буквами и опускающимися окончаниями слов. Письмо было написано простым карандашом.
– Вон как, вы знакомы с Рейнисом Тауринем? – пробормотал Айвар, взглянув искоса на незнакомца.
– Знаком… – ответил тот. – Прочтите письмо. А я пока выкурю папиросу.
3
Айвар прочел следующее:
«Где-то в Латвии, май 1946 года.

Сердечно приветствую тебя, мой сын Айвар!
Большую радость и глубокое удовлетворение принес мне этот день: теперь я снова знаю, что ты жив и ходишь по родным полям и лесам. Ты счастливее меня, так как можешь жить в родных местах и работать на избранном поприще, в то время как я волей судьбы принужден кочевать по чужбине и могу только с тоской вспоминать наш любимый уголок, которому посвятил лучшие годы своей жизни. Вероятно, до тебя дошли всевозможные сплетни о моей деятельности во время немецкой оккупации. Люди завистливы, недоброжелательны и с удовольствием болтают дурное о своих ближних. Но не верь им, ибо они не хотят добра ни тебе, ни мне. Я всегда старался делать добро и при немцах поступал только так, как поступил бы настоящий латыш. На моем месте ты поступал бы так же. Когда человек больше не может распоряжаться собой, он приспосабливается. Я приспосабливался – вот и вся моя вина, которую теперь не хотят простить те, кто властвует в Латвии. Ты всю войну находился в других условиях и тоже приспосабливался. Я отнюдь не собираюсь упрекать тебя за это. Наоборот, ты заслуживаешь всяческой похвалы и одобрения, с волками жить – по-волчьи выть. Ты добился в этом отличных успехов. Хорошо, что ты заслужил их доверие, высокие награды и звание капитана. Сохрани это доверие как можно дольше, пока оно будет нам нужно. В твоем теперешнем положении ты можешь принести больше пользы нашему делу, чем я, находясь в лесу вместе с такими же пасынками судьбы. Человек, который передаст тебе мое письмо, заслуживает всяческого доверия. Он расскажет, что надо делать, чего от тебя ждем и какие поручения тебе надо выполнить в ближайшее время: С ним ты можешь быть вполне откровенным, а его указания принимай как директивы, так как он является представителем высшего руководства нашего движения. Через него ты можешь послать мне ответ.
Дорогой Айвар! Желаю тебе большой выдержки и крепких нервов, ибо именно это больше всего необходимо в теперешней сложной борьбе. Действуй смело, твои услуги не забудутся. Мы победим, и ты станешь одним из тех, кому будут принадлежать власть и почет в нашем будущем государстве. Обнимаю тебя и осеняю отцовским благословением. С нетерпением жду твоего ответа. Не забудь рассказать, как теперь в Ургах и в Пурвайской волости. Скоро мы опять встретимся. Остаюсь с наилучшими пожеланиями, твой любящий отец
Рейнис Тауринь.
P. S. По понятным тебе причинам я пока не могу рассказать подробнее о своей жизни и своем местопребывании, но не это сегодня самое важное. Важно – единство наших мыслей и стремлений. И еще вот что, Айвар: работая над проектом осушения болота, не забудь про нашу мельницу. Со временем она будет твоей, поэтому позаботься, чтобы ей всегда хватало воды.
Р. Т.».
Чувствуя, что незнакомец все время наблюдает за ним, Айвар читал письмо, стараясь ничем не выдать своих чувств. Его бывший приемный отец до сих пор мерил всех людей на свой аршин. Каждая строчка этого письма показывала, что у него не было ни малейшего представления о тех переменах, которые произошли за пять лет в сознании Айвара. Приспособленчество, военную хитрость, циничный расчет – вот все, что он увидел в действиях своего приемного сына. Он был убежден, что все люди руководствуются теми же побуждениями, той же ненасытной алчностью, что и он сам. Однако при всей своей хитрости он был большим простаком. Над его самомнением можно было посмеяться, но цинизм, бесстыдство его предложений привели Айвара в такое негодование, что он выругался бы и затоптал письмо в грязь, если бы за ним не наблюдали. И Айвар взял себя в руки. Словно задумавшись, он невидящим взором уставился вдаль и тихо вздохнул.
«Надо посмотреть, далеко ли они зайдут в своей наглости и что им нужно…» – думал Айвар и, повернувшись к незнакомцу, спросил:
– Вы знаете содержание письма?
– Знаю…
– Готов вас выслушать, – сказал Айвар.
– То есть как? – незнакомец немного смутился.
– В письме ничего конкретного не сказано, – сказал Айвар, – только так, в общих чертах. Отец пишет, что вам можно доверять и что от вас я получу более подробные указания.
– Итак, вы согласны? – незнакомец подошел ближе к Айвару и пристально посмотрел ему в глаза.
– В зависимости от того, что вы от меня потребуете и будет ли это мне под силу, – ответил Айвар, спокойно выдержав взгляд незнакомца.
– Никто не потребует от вас невозможного, – заговорил тот. Затянувшись последний раз, он бросил папиросу и торопливо продолжал: – Я знаю о вас все. Как человек интеллигентный, вы, по-моему, правильно оцените историческую ситуацию. Мы находимся накануне решительной схватки двух миров. Эта борьба неизбежна и необходима, и об исходе ее двух мнений быть не может, так как на нашей стороне экономический и военный перевес и атомная бомба. Закон борьбы беспощаден. Среднего пути, нейтралитета нет и быть не может. Оставаясь с большевиками, вы обрекаете себя на неизбежную гибель. Становясь в наши ряды, вы обеспечиваете себе перспективу на будущее, к тому же на блестящее будущее.
– Вы можете обойтись без этой агитации, – усмехнулся Айвар. – Скажите, что я должен делать?
– Тем лучше… – усмехнулся в свою очередь незнакомец. – Тогда мы быстро столкуемся. Итак, я могу говорить о деле?
– Это будет самое целесообразное, – отозвался Айвар.
– Ладно. Первая часть ваших обязанностей уже указана в письме: вам надо как можно дольше сохранить свое теперешнее положение. Оставайтесь на службе и для вида выполняйте свою работу усердно. Если вас захотят выдвинуть на более ответственную работу, не возражайте. Делайте карьеру, подымайтесь вверх, только обо всем информируйте нас и в каждом случае действуйте по нашим указаниям. Как я вам уже сказал, для вида работайте усердно, а по существу вы должны быть тормозом, ржавчиной, разъедающей детали механизма. Сейчас вы заняты проектом осушения болота. Не спешите закончить его, затягивайте подольше, пусть он подороже обойдется государству и пусть население не так скоро получит от этого пользу. Когда больше нельзя будет тянуть, заканчивайте проект, но так, чтобы в нем был какой-нибудь существенный изъян: с одной стороны, чтоб болотная вода уходила отсюда, с другой – чтоб возвращалась окружным путем обратно в болото. Вода будет нужна вашей же мельнице. При таком сложном расчете этот заколдованный круг создать вполне возможно. Кроме того, вы будете информировать нас обо всем, что вам удастся услышать, наблюдать и собрать через своих сотрудников: о всяких хозяйственных, политических и военных мероприятиях и проектах, о настроениях отдельных работников и их личной жизни, о подходящих для вербовки людях, об их слабостях и так далее. Одним словом, вас ожидает весьма широкое, многостороннее и интересное поле деятельности.
– Это очень трудная работа… – сказал Айвар. – Трудная и опасная.
– Мы правильно и достойно ее оценим.
– А кто это – мы? Кто стоит за нашей спиной – реальная сила или иллюзия?
– Соединенные Штаты Америки и Британская империя – не иллюзия, а величайшая реальность… – многозначительно улыбнулся незнакомец.
– А там, в Белом доме и на Даунинг-стрит, знают о нашей работе, о нас самих? – спросил Айвар.
– Вы разговариваете с их представителем.
– В таком случае мне все ясно.
– Что вам ясно?
– Что я имею дело с чем-то совершенно реальным и серьезным.
– Правильно. Когда вы сможете передать свой ответ на письмо Тауриня?
– В ближайшие дни.
– Может, завтра?
– Завтра? – Айвар задумался. – Не выйдет. Завтра мне надо быть в Риге, в министерстве, с очередным отчетом о работе бригады. Мне сегодня же придется уехать.
– Ладно. Передадите, когда вернетесь из Риги.
– Где и когда я вас встречу?
– Этого я сказать не могу. Я сам найду вас в нужное время и в подходящем месте. Если произойдут осложнения, вы получите записочку с подписью – Пикол.
– А если мне нужно будет сообщить вам что-нибудь срочное и важное, как мне, Пикол, известить вас об этом?
– Об этом поговорим в следующий раз. До свидания, господин Тауринь.
– До свидания… Пикол…
Незнакомец, оглядываясь, пошел по болотной тропинке в сторону леса. Айвар пожалел, что с ним не было оружия, – тогда не пришлось бы играть комедию и смотреть вслед уходящему врагу.
«Нельзя позволять таким выродкам свободно ходить по земле, – думал Айвар. – В следующий раз, Пикол, ты от меня не уйдешь».
Он направился в Урги, чтобы собраться в дорогу. На этой неделе ему не надо было ехать в Ригу ни с каким отчетом, но Айвар решил посоветоваться с отцом. Положение слишком сложное, и совет Яна Лидума мог весьма пригодиться.

4
Министерство легкой промышленности, в котором Ян Лидум работал заместителем министра, значительно перевыполнило план первого квартала 1946 года, поэтому у многих работников было хорошее настроение. Но в начале мая положение изменилось-. Когда стали известны цифры оперативного отчета за май, члены коллегии министерства оставили кабинеты и разъехались по предприятиям, чтобы общими усилиями вытянуть отстающих и обеспечить выполнение производственной программы. За два первых месяца план второго квартала был выполнен только на шестьдесят процентов. В июне надо было дать сорок процентов. На первый взгляд это казалось выполнимым, но министр и несколько ближайших сотрудников, знавшие, каково положение с сырьем и материалами, понимали, чего будут стоить эти сорок процентов. До сих пор они работали со скрытыми резервами – остатками сырья. Некоторые люди наивно надеялись еще на неисчерпаемость этих запасов и, вместо того чтобы заботиться о своевременном снабжении фабрик нужными материалами и полуфабрикатами, спорили с министерством финансов об уменьшении сумм отчислений от прибылей подведомственных трестов. Когда министр Земдег время от времени справлялся, как дела со снабжением, начальник конторы Кулайнис каждый раз, широко улыбаясь, отвечал:
– Все в порядке, товарищ министр. Первое полугодие обеспечено полностью.
Заодно он не забывал похвастаться своими дружескими отношениями и широкими связями с центральными органами снабжения и некоторыми союзными министерствами в Москве: один телефонный звонок – и все необходимое потечет и по железной дороге и по морским путям прямо в склады его конторы. Когда кто-нибудь из членов коллегии пробовал заикнуться, что Кулайнис – пустомеля и своим легкомысленным отношением к делу может завести предприятия в тупик, руководитель конторы снабжения распространял среди работников аппарата слушок, что его хотят съесть, так как заместитель министра прочит на его место шурина.
Да, сейчас было жарко. Звонили телефоны, члены коллегии по неделям сидели на фабриках, а Кулайнис носил на подпись Земдегу одну телеграмму за другой.
При этом он, как бы невзначай, напоминал, что руководители контор снабжения некоторых министерств получают персональные ставки, а у иных есть и легковые машины.
В последнее время министр относился к Кулайнису очень официально и сухо, а Ян Лидум добился, чтобы в повестку дня следующего заседания коллегии был включен вопрос о работе конторы снабжения за первое полугодие.
В день заседания коллегии у Яна Лидума с утра побывали два директора фабрик и делегация молодых рабочих. Все они хотели говорить с Земдегом, но тот был вызван в ЦК партии и не мог их принять.
– Товарищ Лидум, разве это дело? Кулайнис одну фабрику заваливает материалами на целый квартал и помогает победить в социалистическом соревновании, а нам каждый килограмм приходится вымаливать, как нищим, – жаловался один директор. – А почему он так делает? Потому что те с ним пьянствуют и по субботам присылают по целому узлу образцов продукции.
– Разве допустимо, что министр расценивает жалобы как личную обиду и, вместо того чтобы помочь, отзывает с фабрики способного главного инженера в аппарат министерства, а взамен присылает зеленого юношу, который не знает технологии и в лучшем случае может пригодиться для составления докладных записок? – сетовал другой. – Вместо государственного подхода в нашем министерстве царят семейственность и приятельские отношения.
– Почему вы не скажете об этом министру? Если вопрос поставить принципиально, он не оставит его без внимания, – сказал Лидум.
– Правильно, без внимания не оставит, но нам обоим придется тогда уйти с фабрик, потому что без помощи и поддержки министерства работать невозможно. Товарищ Лидум, сделайте что-нибудь – не для нас, а ради общего дела. Поговорите с министром, обуздайте Кулайниса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86