Бьянка была настолько поглощена этим зрелищем, что едва услышала голос графа, который обращался к ней:
— Синьорина Сальва! Бьянка, вы слышите меня?
Она медленно кивнула, поднимая глаза.
— Что, черт возьми, вы тут делали? Я же мог причинить вам боль!
— Вы это и так сделали, — прошептала Бьянка. Притронувшись к макушке, она поморщилась — там уже образовалась большая шишка.
— Вы еще большего заслуживаете, — пробормотал граф. — Ну кому могло прийти в голову, что вы будете ночью бродить по дому в мужском одеянии?
— Нет-нет, милорд, — поспешила заверить его девушка. — Не тревожьтесь, я не бродила по дому. Дело в том, что я только что вернулась домой.
Гнев Йена постепенно сменялся недоверчивостью.
— Вы выходили из палаццо? В таком платье? — засыпал он невесту вопросами. — Но зачем?
— Если бы жить вам осталось всего семь дней, то вы бы наверняка постарались потратить их наиболее плодотворно, — промолвила Бьянка.
— А вот если бы вы были невиновны, как утверждаете, то у вас оставалось бы куда больше семи дней, — отозвался граф на ее замечание. — Так что следует ли мне принимать ваши слова как признание?
— Нет. Скорее, как оценку моей жизни в качестве вашей супруги. — Этими словами она надеялась немного охладить ликование, слышавшееся в его голосе.
Ее уловка удалась. Бьянка готова была поклясться, что до ее слуха донеслось низкое ворчание Йена. Но потом она поняла, что этот звук исходит не от обнаженного мужчины, склонившегося к ней, а откуда-то сверху, из другой части палаццо. Граф повернул голову на неожиданный шум, оба напряженно вслушивались в зловещую тишину. Сделав Бьянке знак молчать, Йен стал быстро подниматься по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки. Бьянка следовала за ним, стараясь не замечать резкой боли, которая пронзала ее тело всякий раз, когда она пыталась повернуть голову. Она была довольна, что на ней узкие лосины, а не пышные юбки, которые мешали бы ей передвигаться.
Достигнув лестничной площадки, оба остановились. Йен поставил свечу на полку и кивком головы велел Бьянке оставаться на месте. Ее голова раскалывалась от боли, и, решив, что уже задала в эту ночь графу немало загадок, она послушно выполнила его приказ. Похоже, шум раздавался из ее лаборатории, которая находилась дальше по коридору. Видимо, убийца, кем бы он ни был, явился сюда в поисках трупа Изабеллы. Какую же глупость она совершила! Надо было подождать негодяя там и встретить его во всеоружии. Забыв о боли, девушка направилась вслед за графом. Она догнала его, когда он медленно поворачивал ручку двери лаборатории.
Дверь приотворилась без единого звука. Окно, расположенное на противоположной от двери стене, видимо, было разбито вором. Инструменты Бьянки были вытащены из ящиков и разбросаны по полу. Человек в плаще стоял посреди всего этого бедлама и внимательно изучал какие-то бумаги. Йен рывком распахнул дверь, вошел и тут же наступил на что-то острое. Выругавшись, он приблизился к грабителю и занес над его головой серебряную подставку, которую по-прежнему держал в руках.
Однако грабитель быстро оглянулся и отступил. Похоже, граф ничуть не испугал его.
Йен бросился за грабителем, но тот быстро вылез в окно и перепрыгнул на крышу соседнего дома. Граф видел, как ловко тот пробирается по скользкому коньку крыши, держа под мышкой пачку бумаг одной рукой и размахивая другой для равновесия. Босому и безоружному, Фоскари было легче двигаться. Грабитель перепрыгивал с одной крыши на другую — Йен по пятам преследовал его. Вдруг он поскользнулся и едва не сорвался вниз, успев, однако, вовремя ухватиться за каминную трубу. Выпрямившись, он заметил, что незнакомец лежит. Одним прыжком Йен настиг негодяя и бросился ему на плечи. Несколько мгновений грабитель не двигался, придавленный тяжестью графа. Его сердце неистово колотилось.
Наконец он принялся вертеться и брыкаться, силясь стряхнуть с себя графа. Он не обращал внимания на то, что острый конек крыши впился в его тело, а соболий плащ стал соскальзывать. Граф попытался ухватиться за конек, но удержал в руках лишь плащ; мех заскользил по гладкой крыше. Йен подумал, что может погибнуть, когда, словно на санях, его понесло вниз по пологому скату. Господи, все решат, что он сошел с ума! Безумное ночное преследование какого-то типа по крышам — это совсем не похоже на него и выходит за рамки размеренной жизни Йена Фоскари. Однако все это происходило на самом деле и, черт возьми… нравилось ему!
Йен увидел, что край крыши стремительно приближается. Выругавшись, он напряг все силы и ухватился за два обломанных куска черепицы, моля Бога, чтобы они были укреплены.
Бог услышал его молитву. Граф повис на самом краю. Второй раз он был так близок к смерти. Прошлый раз, оставшись в живых, он испытал боль и страдание. Ему хотелось умереть, хотелось, чтобы Господь забрал к себе его, а не Кристиана. Теперь вместо этого он чувствовал пьянящее веселье. «Ты всегда умел постоять за себя», — прозвенел в голове голос Моры, но сейчас это было не важно, куда важнее было теперь забраться на крышу. Застонав, граф подтянулся, закинул ноги на крышу и встал.
Незнакомец сбежал, оставив ему свой плащ. Закутавшись в него, потому что ночной холод пронизывал его нагое тело, Йен стал пробираться к своему дому. Поскольку незнакомец бежал, прихватив рисунки Бьянки, он наверняка явился в его палаццо в поисках трупа Изабеллы. Вот только откуда ему известно, что тело было там? И откуда он вообще знал о существовании трупа? Йен никому из Арборетти не сказал об Изабелле; о ней знали лишь Франческо, Роберто и Джорджо. Все время, пока труп находился в доме, лаборатория была заперта, так что никто из слуг не мог увидеть его. Бьянка?.. За ней следили с той самой минуты, как она оказалась в его палаццо. Она никому ничего не могла передать. Если только…
Если только все это не было задумано заранее. Если только она раньше не спланировала все, включая и свой переезд в его дом вместе с трупом Изабеллы. Граф фыркнул. Хитрая, подлая, изощренная дрянь. Нет уж, ничего у нее с сообщником не выйдет, пообещал себе Йен. Им не обмануть его.
Фоскари двинулся вперед быстрее, опасаясь, что Бьянка сбежит, осознав, что ее план не удался. Подгоняемый яростью, он вернулся в свой дом и, оказавшись в лаборатории, лениво огляделся по сторонам, будучи почти уверенным, что не найдет здесь Бьянки.
Поначалу ему так и показалось. Но тут из угла комнаты Йен услышал какой-то слабый звук, напоминающий не то всхлипывание, не то мяуканье. Там, сжавшись в крохотный комочек, сидело юное существо, та самая злобная преступница, о которой он только что думал. Впрочем, сейчас она меньше всего напоминала изощренную убийцу, скорее, походила на обиженного ребенка. Граф опешил, не понимая, что стало причиной слез, но ему тут же пришло в голову, что его невеста проливает слезы от неудачи ее сообщника.
Оторвав взор от инструмента, который сжимала в руках, Бьянка заметила раны на ногах графа и хотела было найти среди своих разбросанных вещей бинты, чтобы перевязать их, но Фоскари остановил ее.
— Нет уж, вы останетесь здесь, дорогая моя, — заявил он. — Я не позволю вам напасть на меня с этой штукой в руках. — Йен попытался выхватить инструмент у нее из рук.
Бьянка не выпускала инструмент из рук.
— Нет, — прошептала она в отчаянии. — Это все, что у меня от него осталось.
— Стало быть, это принадлежало вашему сообщнику, да? Может, это и есть орудие убийства?
— Моему сообщнику? — изумленно переспросила Бьянка. — Вы хотели сказать — моему отцу? Да, это был его инструмент, полученный в подарок от французского короля Генриха за удачно проведенную операцию. После смерти отца мой брат продал все его инструменты, но этого он не мог продать, потому что отец упомянул его в своем завещании и оставил его лично мне. Больше у меня нет ничего, что напоминало бы мне о нем. — Бьянка покачала головой.
Йен наблюдал за тем, как слезы с новой силой хлынули из ее глаз. Отличная актриса, подумал он. Так и вызывает жалость. И очень убедительно.
— Прошу прощения, милорд, — произнесла она, смахивая слезы, — но я должна обработать ваши порезы. Если вы позволите мне встать и найти бинты…
Йен покачал головой:
— Чтобы ты могла прирезать меня этой штукой, которая, как ты утверждаешь, принадлежала твоему отцу? Нет уж, никуда ты не пойдешь, пока не отдашь ее мне. А там посмотрим.
Бьянка послушно передала инструмент ему в руки.
— Только прошу вас, милорд, не потеряйте его. Это самая дорогая для меня вещь, я не хочу ее лишиться.
Йен взял инструмент и осмотрел его. На нем действительно был изображен герб Генриха III, но это не было гарантией того, что она говорит правду. Положив инструмент на стол, он посмотрел на нее.
— Ну что ж, теперь, когда ваши рыдания прекратились, вы, может, скажете мне, кто был вашим сообщником? Какие у вас с ним отношения?
— Я презираю его, — честно ответила Бьянка.
— Ага! Значит, вы все-таки знаете его?
— Конечно, потеря крови не способствует логическому мышлению, но…
— Да прекратите вы ваши дурацкие уроки анатомии! Скажите, как вы можете презирать кого-то, если даже не знаете, кто он? — отчеканил Йен с таким видом, словно повторял известную истину.
— Это же очевидно! Он сломал ножницы моего отца, он украл мои рисунки! И то и другое уникально, незаменимо и очень важно для меня.
Йен испытующе смотрел на нее, силясь найти в ее лице что-то, что говорило бы об обмане, но не видел ничего подобного. Бьянка была так искренна, что ему хотелось верить ей. Но она могла быть зловещей убийцей или по крайней мере знать, кто совершил преступление. Думая о его ранах и причиненном ею ущербе, она совершенно забыла, что ненавидит графа. Да еще вид его обнаженного тела, освещаемого красноватым пламенем свечей…
— Я проводила собственное расследование, — наконец сказала она.
— Расследование? — фыркнул граф. — Что это за расследования, которые требуют, чтобы убийца… — он намеренно четко произнес это слово, — одевалась как мужчина?
Бьянка не обратила внимания на его попытку разозлить ее.
— Возможно, вы и не знаете этого, милорд, но женская одежда очень сковывает. В женском платье невозможно править гондолой, вскарабкаться на стену или забраться в…
— Все это потому, — перебил ее Фоскари, — что женщины обычно ничего подобного не делают.
— Не думаю, что человеку, одетому… — Бьянка усмехнулась, выразительно глядя на наготу графа, — как вы, стоило бы делать подобные замечания.
Это безумие, подумал Фоскари. Он стоит голый в этой огромной комнате, в луже собственной крови и спорит с хитрой авантюристкой, которая то и дело приводит какие-то логические доводы, лишь бы не давать ему необходимых фактов. Это было настолько безумно, что доходило до смешного. Закинув голову назад и закрыв глаза, Йен дал волю душившему его хохоту.
Бьянка поначалу удивилась, потом встревожилась. Это было ненормально. Любого человека, который бы так хохотал, можно было бы счесть безумным. Скорее всего его раны серьезнее, чем она предполагала, а потому он от боли и кровопотери теряет рассудок.
Дождавшись, пока граф отсмеется и немного успокоится, Бьянка осмелилась заговорить с ним:
— Милорд… Я полагаю, что мне нужно перевязать ваши раны. Ваше поведение, мягко говоря, тревожит меня.
Йен открыл глаза и посмотрел на нее. Кто она такая? Что за существо, которое в столь короткий срок сумело превратить его размеренную жизнь в сущее безумие? Она и в самом деле очень красива. Фоскари намотал на палец ее светлый локон, выбившийся из-под шапки, и внимательно посмотрел в лицо. Внезапно ему захотелось поцеловать ее волосы, зарыться лицом в их шелковистую пену. А потом его губы дотронутся до ее уха, он поиграет его мочкой и шепнет ей соблазнительные слова, от которых кровь забурлит в ее жилах. Его руки будут ласкать ее тело, ее маленькие твердые груди, ее бархатные бедра — то самое тело, которое он видел во сне и в котором ему теперь так хотелось утонуть.
«А почему бы и нет?» — спросил Йен себя. В конце концов, они помолвлены, и он имеет на это право. Возможно, это поможет ему, и он перестанет видеть тревожные сны. По собственному опыту граф знал, что стоило ему переспать с женщиной, как все ее очарование для него терялось. Временами это огорчало его, и тогда он бросался на поиски идеала, которые уводили его все дальше от Венеры.
Да, в этом и кроется ответ, решил граф, и его удивило, что он не подумал о такой простой вещи раньше. Он переспит с нею, и это поможет ему наладить жизнь. И чем скорее это произойдет, тем лучше.
— Пойдем. — Взяв Бьянку за руку, Йен вывел ее из лаборатории.
Слишком изумленная, чтобы сказать что-то, Бьянка послушно следовала за ним по длинным коридорам и лестницам. «Может, он решил сдержать свое обещание и отвести меня в тюрьму?» — с тревогой спросила она себя. Признаться, она вела себя не совсем идеально, испытывала его терпение и…
Черный соболий плащ покачивался при каждом шаге, подчеркивая великолепную фигуру графа. Интересно, подумала Бьянка, если дотронуться до его тела, то оно на ощупь покажется каменно-холодным или теплым? Наконец они остановились у огромной резной двери из красного дерева — она была раза в два больше, чем дверь ее покоев.
Йен пропустил ее в комнату, освещенную лунным светом. Посреди спальни стояла широкая кровать, накрытая шелковым покрывалом. Не говоря ни слова, он подтолкнул девушку к середине комнаты и зажег огонь. Он намеревается заняться любовью с ней только из чувства долга. К тому же ему нравилось, как отблески огня играют в ее волосах.
Когда огонь в очаге разгорелся, Йен пододвинул к нему бархатный диванчик, беспечно уронив соболий плащ на пол. Пламя осветило его тело, его высокие скулы, сильный уверенный подбородок, превратив из обычного человека в настоящее золотоволосое божество. Выпрямившись, не стыдясь своей наготы, Фоскари наконец-то заговорил.
— Иди сюда, — промолвил он хрипловатым, зазывным голосом.
Бьянка стояла против него, всеми силами пытаясь сдержать дрожь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41