Он крепче сжал ее руку.
– Говори с ними, – снова велел Леонхарт. – Или эти люди умрут.
Сара посмотрела на толпу.
– Останьтесь! – громко воскликнула она, поразившись тому, как просто ей, оказалось, произнести это слово. Вот только вряд ли из всего этого выйдет какой-то толк. – Этот человек говорит правду. В лесу вы обрекаете себя на верную гибель. Останьтесь здесь, в своих домах. Под защитой этих людей.
Она услышала хорошо знакомое слово, казалось, еще до того, как его произнесли вслух, такое знакомое и такое ужасное.
– Ведьма, – шептались в толпе. – Ведьма, ведьма, ведьма, лгунья, не верьте ей, не слушайте…
– Нет! – впервые в жизни Сара не стала молчать, услышав это слово, она проглотила обиду и снова воскликнула: – Нет! Слушайте меня!
Но никто и не думал повиноваться. По толпе прошел ропот, люди Леонхарта подняли клинки и обступили вновь взволновавшуюся толпу.
– Ведьма! – вдруг громко закричал один из мужчин, указывая пальцем на Сару, и остальные подхватили его крик.
– Ведьма! – кричали они хором, дрожа от страха, смешанного с негодованием.
– Заставь их остаться, Сара. – Голос Леонхарта звучал над самым ее ухом. Девушка повернулась и встретилась с ним глазами. – Скажи то, что нужно сказать.
Сара прекрасно понимала, чего он хочет от нее, что она должна сказать сейчас этим людям. Что ж, Райфл уже говорил ей, что пожертвует всем ради обладания этой землей. И такая мелочь, как ее репутация – да и возможность сохранить рассудок, – ни за что не остановит его. Сара почувствовала, как ей передается возбуждение толпы, что-то внутри ее словно сжалось.
– Я не ведьма! – зашипела она на Леонхарта.
– Мне все равно, ведьма ты или нет. Скажи это. Или эти люди умрут.
– Я не… – Но слова ее снова заглушил шум волнующейся толпы. Сара провела ладонью по глазам, в которых стояли слезы, мешая ей видеть то, что происходит вокруг.
– Посмотри на них! – сказал Леонхарт. – Посмотри. Они вот-вот поднимут бунт, и моим солдатам придется защищаться. Начнется настоящая бойня. Скажи же то, что; ты должна сказать, Сара.
Двое крестьян попытались пробиться через стену солдат, и острия клинков тут же оказались прижатыми к их груди.
Все тело Сары охватила, вдруг предательская дрожь. Колени подогнулись, и она не упала лишь потому, что Райфл продолжал держать ее, крепко прижимая к себе, и над ухом снова раздавался его властный голос:
– Сара!
– Я прокляну вас! – тихо произнесла девушка. Ничего не изменилось, люди по-прежнему были охвачены паникой, никто не обратил внимания на ее слова.
– Я прокляну вас! – произнесла девушка чуть громче. Теперь кое-кто в толпе услышал ее. Все повернули головы к ней и замерли с открытыми ртами.
– Я прокляну вас! – снова прокричала Сара. – Я прокляну вас всех!
– Нет! – В женском крике было столько ужаса, что все остальные голоса смолкли, и на площади воцарилась зловещая тишина.
– Вы считаете меня ведьмой, так верьте же моему слову! – Голос Сары вдруг дрогнул – к горлу подступили слезы.
– Господи, спаси нас! – крикнул кто-то в толпе, но остальные стояли молча, словно зачарованные глядя на Сару.
– Останьтесь на этой земле! – произнесла Сара и почувствовала, что горячие слезы готовы покатиться из глаз. – Или я прокляну вас и всех ваших близких.
Взгляд ее вдруг упал на женщину, которая стояла на коленях и, рыдая, обнимала двоих детей, испуганно смотревших на Сару. Белокурый мальчик и темноволосая девочка. Мальчик взял руку сестры и прижал ее к груди. Я А маленькая девочка испуганно спрятала личико на плече матери.
– Останьтесь, – срывающимся голосом произнесла Сара, и слезы покатились по ее щекам. – Пожалуйста. Я прошу вас… останьтесь здесь.
Все, кто еще стоял, опустились на колени, осеняя себя крестным знамением. Они не решались поднять головы. Леонхарт обнял Сару за плечи, не давая ей упасть. Лицо его казалось каким-то безжизненным, почти каменным. – Хорошо, – сказал он; – Просто замечательно!
25 ноября
Один месяц до наступления нового тысячелетия
Теплый ноябрьский день обманчиво напоминал летний, ярко светило солнце, и даже тени, казалось, хранили тепло, не свойственное поздней осени.
Всего несколько недель осталось до Рождества и до нового года, всего несколько недель до конца света. Но сегодняшний день был словно дарован господом, чтобы люди не теряли надежды или хотя бы вспомнили напоследок о лучших днях, подаренных им этим миром, которому предстояло погибнуть.
Еще одна обманчивая, предательская надежда, подумала Сара.
Издалека доносился запах дыма, означавший, что где-то пылали пожаром чьи-то дома, леса или поля. Пожары были еще одним последствием исхода жителей из своих жилищ. Они вспыхивали то здесь, то там, и некому было остановить их, В конце концов, струйки дыма, поднимавшиеся где-то вдалеке, исчезали, но лишь для того, чтобы назавтра появиться в новом месте.
Сара прогуливалась вдоль кромки вспаханного поля, стараясь не смотреть на Леонхарта и его людей, которые пытались выманить овцу из зарослей ежевики.
Еще двое солдат не участвовали в общей работе. Они внимательно наблюдали за Сарой, следили за каждым ее шагом. Поле, простиравшееся перед ней, было ровным и пустынным. Спрятаться было совершенно негде.
Овца издала жалобный крик, сетуя на свою судьбу и еще больше на то, что привлекла внимание этих страшных мужчин, окруживших ее.
В загонах Олдрича осталось всего несколько животных, и к ним относились, как к настоящим драгоценностям. Сара поразилась, услышав объяснения крестьян: лорд Рун велел отпустить скотину, сказал, что животные больше не нужны, потому что скоро наступит день, когда господь позаботится обо всех их нуждах. Девушке трудно было поверить в то, что эти люди смогли расстаться с тем, что единственное обеспечивало им надежду на завтрашний день, даже по приказу лорда.
Но Сара тут же вспомнила, что, вряд ли кто-нибудь решился бы ослушаться Джошуа. Во всяком случае, никто из жителей Олдрича. Даже Рейберт, который был любимцем деда, торопился исполнить его приказы, боясь гнева могущественного лорда.
И Сара, подняв руку, чтобы заслонить глаза от солнца, даже сейчас могла видеть вдалеке свидетельства могущества своего деда, приказов которого никто не смел ослушаться. По полям и холмам были рассыпаны то здесь, то там белоснежные пятна на темной земле – брошенные стада овец бродили по полям, холмам и лесам. Леонхарт посылал своих людей отлавливать скотину, но Сара понимала, что это нелегкая задача. Пастушьи собаки не слушались солдат, а крестьяне были слишком напуганы, чтобы высунуть нос из деревни – даже для того, чтобы привести домой скотину.
Сара слышала сегодня утром, как крестьяне говорили о ней и о ее проклятии. Страх их перед ведьмой был таким сильным, что даже Леонхарту наверняка ничего не удастся с этим поделать. Его приводило в ярость то, что собственные планы повернулись против него, а люди, которыми он собирался повелевать, отказывались повиноваться. Сара слышала гнев и нетерпение в его голосе, когда Леонхарт разговаривал с крестьянами. Она не удивилась бы, если бы Райфл приказал ей отменить свое так называемое проклятие, велеть крестьянам не сидеть на месте, а отправляться в поля и леса отлавливать овец. Но он почему-то не делал этого.
В глубине души Сара чувствовала что-то похожее на злорадство. В ту ночь Райфл потребовал от нее повиновения, не пощадив чувств девушки. Что ж, теперь он получил то, что хотел, – целую деревню людей, боящихся покинуть свою землю даже ненадолго, чтобы на них не пало проклятие.
Он заслужил то, что имеет.
Убийца. Демон. Невозможный человек с его зловещими угрозами и нежными прикосновениями.
Снова заблеяла овца, и Сара тревожно посмотрела в сторону мужчин. Сегодня Сара настояла на том, чтобы прогуляться по солнышку. Она устала сидеть в полумраке и тишине тесной хижины. Ей также не нравилось одиночество – ей, которая почти всю жизнь была одна и не слышала даже в детстве ни колыбельной матери, ни слов утешения. Но здесь одиночество почему-то было особенно невыносимым, превращалось в какую-то звенящую пустоту. Из хижины вынесли даже стол и скамьи – оставили только подобие ложа в углу и несколько одеял. Райфл определенно был уверен, что в любой момент Сара может вновь попытаться убежать.
Сегодня утром Сара не дала Райфлу просто поставить на землю миску с ее едой и удалиться, глядя в пол, как он обычно делал. В ответ на ее просьбу демон лишь едва заметно нахмурился, молча кивнул головой в знак согласия и так же быстро вышел.
И вот она здесь, привязанная к этому человеку невидимыми нитями, потому что даже сейчас, когда кругом были люди, он не позволял ей отойти от себя дальше, чем на двадцать шагов. Она попыталась однажды, но вокруг тут же сгрудились солдаты и, глядя в землю, попросили девушку гулять там, где ее хорошо видно.
Но как же они могли видеть ее, если старались вообще не смотреть в ее сторону, недоумевала Сара. Только человек-демон, только Райфл по-прежнему смотрел ей прямо в глаза. Остальные отворачивались, как только она оказывалась рядом – как крестьяне, так и солдаты. Все это выглядело до отчаяния знакомым.
–…два, три – хо! – донесся до нее голос Леонхарта. Теперь уже все четверо мужчин старались выдрать несчастную овечку из плена шипов. Бедняга снова жалобно заблеяла.
– Остановитесь. – Сара поспешила к ним, не в силах больше переносить страданий бедного животного.
Райфл отошел на несколько шагов от куста, руки его были расцарапаны. Струйка крови стекала по щеке. Он с раздражением отер ее ладонью.
– Что? – спросил он. Теперь раздражение его обратилось на Сару.
– Дайте попробовать мне, – попросила девушка и сделала всем остальным знак отойти. Солдаты тут же повиновались, и, к ее огромному удивлению, поколебавшись всего несколько секунд, их примеру последовал Леонхарт. Когда Сара проходила мимо него, он кивнул почти насмешливо, но девушка решила не обращать внимания.
Запутавшаяся в зарослях овца смотрела на нее большими жалобными глазами. Упругие гибкие ветки держали ее, словно натянутые веревки. Несчастное животное дрожало, глядя на приближающуюся Сару.
Девушка двигалась медленно и осторожно, держа перед собой руки, словно призывая к миру. Она говорила тихим ровным голосом всякую ерунду, слова, которыми утешают обычно детей, зная, что успокоить их может тон, а не смысл сказанного. Сара не касалась овечки, только продолжала говорить, пока не увидела, что в глазах несчастного животного паника сменилась любопытством, а дыхание стало ровнее. Все остальное вдруг перестало для нее существовать – поле, мужчины, – осталась только она и бедная овечка, которую угораздило залезть в ежевику.
Подойдя совсем близко, Сара опустилась на колени и принялась внимательно изучать, в какую же ловушку угодила овца. При этом она не забывала время от времени поглаживать влажный нос животного. Немного успокоив овечку, девушка принялась аккуратно распутывать колючие ветки. Овечка стояла спокойно, положив голову на плечо Сары, в ней одной видя надежду на спасение. Сара чувствовала кожей ее влажное дыхание.
Когда последний прут, стеснявший движение животного, был отогнут, овца отшатнулась, приготовившись опрометью кинуться прочь. Но тут же обернулась и, вся, дрожа, прижалась к юбке Сары. Девушка снова погладила ее по носу.
Подошедшие мужчины схватили спасенную овцу, и повели ее в деревню. Леонхарт стоял рядом с Сарой, глядя им вслед.
– Что ж, сегодня на ужин будет, баранина. – Голос его звучал почти что радостно.
Сара в ужасе повернулась к нему:
– Так вы собираетесь съесть ее!
Он посмотрел на девушку сверху вниз, освещенный солнцем, загорелый. Такой красивый – и такой бессердечный.
– Нам необходимо есть, – сказал Леонхарт, пожимая плечами.
Сара сложила руки на груди и твердо произнесла:
– Я не буду!
– Черта с два ты не будешь! – вдруг взорвался Леонхарт.
– Не буду ни за что!
Леонхарт лишь улыбнулся, глядя куда-то вдаль.
– Я уже слышал от тебя эти слова много раз, юная леди, – сказал он. – Но что-то подсказывает мне, что я всегда сумею справиться с твоим упрямством.
Сара не заметила, что над ней подшучивают, девушка была на грани отчаяния.
– Это несправедливо, – только и смогла произнести она.
Райфл внимательно изучал ее лицо тяжелым взглядом. Он снова хмурился, казался незнакомым и далеким, словно Сара чем-то глубоко смутила его. Но, заглянув ему в глаза, девушка вдруг прочла в них совсем иное. Взгляд его снова был теплым и опасно знакомым. Именно так он смотрел на нее в тот вечер, именно от этого взгляда она испытывала сейчас такое странное напряжение. Взгляд этот непонятным образом находил отклик в ее сердце, словно у Райфла было что-то такое, чего ей недоставало всю жизнь. Она помнила его поцелуи и то, что творилось при этом с ее телом. Сара опустила глаза и сделала вид, что изучает заросли ежевики.
– Да, это несправедливо, – тихо сказал Райфл, продолжая разговор. – Но таков наш удел в жизни. О справедливости все мы можем только мечтать – и мы и они. – Сара видела краем глаза, как он махнул рукой в сторону деревни, но так и не поняла, кого имеет в виду Райфл: крестьян, овечку или и тех и других. – Каждый играет в этой жизни свою роль. И тебе давно пора было это понять.
– Я не буду ее есть, – упрямо повторила Сара, глядя на поломанные ветки ежевики.
– Тогда голодай, – спокойно произнес Райфл и направился по дороге в сторону деревни.
«Как ей это удалось?» – думал Райфл, прислушиваясь к звукам позади себя, там, где осталась стоять среди зарослей ежевики Сара.
Но она снова сделала это – нашла в его душе то место, где жили чувства, которые он почти уже не надеялся испытать вновь – сострадание, боль, жалость к слабому существу, которое и живет-то на свете лишь затем, чтобы давать людям шерсть и пищу, и еще к ней, к Саре Рун, девушке с отважным, добрым сердцем. Это сердило и одновременно смущало Райфла, он не мог понять до конца, что с ним происходит.
Он не хотел испытывать все эти чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39