«Здоровенький мальчик, — подумал Стоук, — полон сил и жизни. А вот о его матери этого не скажешь. Жизнь-то из нее утекает…»
В этой мысли было много горечи, но мало новизны: Стоук отлично знал, что рождение и смерть зачастую идут рука об руку.
Он повернулся к Сесиль и всмотрелся в ее запавшие, со стеклянным блеском глаза.
— Прошу тебя, дай мне слово, что ты найдешь мать для нашего мальчика… — немеющими губами прошептала Сесиль.
В глазах ее была такая бездна отчаяния, что это тронуло Стоука до слез.
— Даю тебе слово.
— Благодарю. — Сесиль легонько сжала ему пальцы. Ее прикосновение было едва ощутимым — как слабое дуновение ветерка. — Заботься о нашем сыне, люби его…
От горя Стоук не мог говорить, поэтому лишь коснулся волос Сесиль и отвел у нее со лба несколько влажных от пота прядок. Потом нагнулся и поцеловал ее сухие, горячие губы. Затем, уверенный, что она начала отходить, он выпрямился и в последний раз заглянул ей в лицо.
Губы Сесиль изогнулись в подобии улыбки, больше походившей на гримасу отчаяния, а глаза уставились в никуда…
Варик открыл глаза, и Стоук вернулся к реальности.
— Оте… с плисол, — пробормотал мальчик, стараясь как можно четче произнести слово «отец». Слабая улыбка озарила его личико.
Выражение лица сына напомнило Стоуку леди Сесиль. Крепко обняв мальчика, он сказал:
— Да, сынок, я вернулся. Как ты себя чувствуешь?
— Зивотик болит… — Мальчик поморщился и прижал ладошки к животу.
— Все еще болит?
— Да, болит, отес… си-ль-но… — Варик перекатился на бок и, прижав колени к животу, застыл.
— Ничего, скоро тебе станет лучше. Теперь я с тобой. — Стоук взял сына на руки и прижал к груди. Уверенности, которая прозвучала в его голосе, сам он, к своему ужасу, не ощущал.
От нечего делать Ларк стала разглядывать драконов. Они были всюду. Их резные изображения украшали огромную деревянную кровать под балдахином. На массивном изголовье, украшенном богатой резьбой, деревянные рыцари поражали драконов мечами. Драконы, распластав крылья, отвечали на бессердечное обращение струями пламени, вырывавшимися у них из пасти.
На больших тканых коврах, развешанных по стенам, шитые шелком и серебром драконы, распластав в воздухе перепончатые крылья, парили над полями. Те же драконы, но в виде резных дубовых ножек поддерживали огромный стол, стоявший у окна. Изображения этих мифических животных были и на громадном, черного дерева, шкафу, и на черном ковре с широкой алой каймой, покрывавшем пол.
— Если мы не уберемся отсюда, они сожрут нас, — сказала Ларк и потрепала Балтазара по голове.
В коридоре послышался какой-то шум. Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошел священник с подносом в руках.
Он добродушно улыбался, и Ларк подумала, что это первая обращенная к ней улыбка, которую она увидела с тех пор, как оказалась в Кенилворте.
— Стоук просил меня принести тебе ужин и проследить, чтобы ты все съела. Меня зовут отец Амори, но ты, если хочешь, можешь называть меня просто Амори.
— Странный ты какой-то. Священник, а носишь меч… и за пленницей присматриваешь.
— Боюсь, священник из меня получился непутевый. Я, видишь ли, не только служитель церкви, но еще и воин. До сих пор не понимаю, что мне больше нравится! Когда воевал, хотел стать священником. Теперь наконец стал им, но иногда думаю, что обнажить меч за правое дело не такой уж великий грех. Вот почему я служу Черному Дракону. Он всегда защищает правое дело. — С этими словами Амори поставил поднос на стол.
— Но священник не может служить двум господам.
— Вот и епископ сказал мне то же самое. Подозреваю, что скоро он отлучит меня от церкви.
— Если такое и случится, ты сможешь вступить в Орден тамплиеров. — Ларк улыбнулась. Ей нравился Амори — у него были добрые глаза.
— Точно, могу. Но что-то не очень хочется. У тамплиеров слишком суровая дисциплина. Нет уж. Если меня отлучат, я буду, как и прежде, служить Черному Дракону.
— А ты давно у него служишь?
— С тех пор, как мы познакомились с ним в Святой Земле.
— А как твои близкие? Что думают о твоем отлучении?
Амори положил ладонь на рукоять меча.
— Я не разговаривал с отцом вот уже семь лет. Он даже не знает, что я принял сан.
— Подумать только — целых семь лет! Я очень люблю своего отца и семи лет разлуки не выдержала бы.
Амори нахмурился:
— Мы расстались с отцом при весьма печальных обстоятельствах. Он хотел женить меня на одной леди, но я отказался. Тогда он сказал, что лишит меня наследства. Я удалился из замка, дав себе слово не возвращаться туда.
— Мне очень жаль, что так вышло.
— Все это в прошлом. Хотя с отцом мы так и не примирились, жизнь продолжается.
— Я понимаю тебя. Я, к примеру, как ни старалась, так и не смогла поладить со своей матерью и с недавних пор оставила эти попытки.
— Я встречался с твоей матерью, когда мы составляли брачный договор Стоука. По мне, она очаровательная женщина. Не представляю, чтобы с ней нельзя было поладить.
Ларк усмехнулась:
— Весь свой яд она приберегает для мужа и дочери. Кстати, припоминаю, что она как-то упоминала о тебе. Говорила, что священник из тебя получился… странный. Впрочем, тут же добавила, что ты очень добрый. Но когда мать упомянула о твоем мече, я тотчас пожалела, что меня в то время не было в замке и я не могла взглянуть на такого воинственного святого отца.
— Со стороны я, должно быть, и впрямь выгляжу странно.
— Даже больше, чем ты думаешь. Когда отец Кенион, наш замковый капеллан, услышал рассказ матери, то так разволновался, что слег в постель, и у нас в Сент-Вейле целых две недели не было службы.
— Что же вы не пригласили нового капеллана?
— Не потребовалось. Когда я намекнула отцу Кениону, что велю послать за тобой, он волшебным образом исцелился.
Амори рассмеялся, потом вздохнул.
— Я был бы не прочь отслужить мессу, но не могу. Стоук приставил меня охранять Варика, и мне бы не хотелось оставлять мальчика без своей опеки. Боюсь, однако, недосмотрел я за ним.
— Если мальчик заболел, то в чем твоя вина? Кстати, как он?
— По-прежнему. Стоук не отходит от него. В сущности, он и живет-то только ради сына. С тех пор как умерла Сесиль, Варик — единственное, что у него осталось.
— Между прочим, я изучала искусство врачевания. Поговори со Стоуком — пусть он разрешит мне ухаживать за сыном.
Амори смерил девушку проницательным взглядом.
— Ты вовсе не кажешься мне такой дурной, как он тебя расписывал, но…
— Неужели ты думаешь, что я способна причинить вред ребенку? И потом — я не хотела заколоть Стоука кинжалом. Я была сильно напугана в тот момент и ничего не соображала.
— Что ж, если ты думаешь, что поможешь Варику, я поговорю со Стоуком.
— Во всяком случае, я очень постараюсь ему помочь.
Судя по всему, ответ Ларк пришелся Амори по душе. Он кивнул и, указав на поднос с едой, сказал:
— Ты поешь, а я схожу узнаю, что можно сделать.
Когда отец Амори вышел, Ларк посмотрела на то, что он ей принес. При виде жареной оленины, политой соусом, у нее потекли слюнки. Оленина была украшена капустными листьями и веточками петрушки, а кроме того, на подносе красовалась головка сыра и три ломтя хлеба. Рядом стояла кружка с горячим, сдобренным специями вином, над которой поднимался пар.
Ларк села за стол и принялась за оленину. Хотя мясо было нежным и легко отделялось от костей, девушка вдруг почувствовала, что ей не полезет кусок в горло, пока она не приступит к врачеванию сына Стоука. Если, конечно, тот преодолеет сомнения на ее счет и позволит ей войти в его спальню.
— Нет, к постели Варика я ее не подпущу. — Стоук посмотрел на Амори. — Это Ларк тебя прислала?
Амори и Стоук стояли у двери в комнату мальчика. Священник видел, как Далия суетится у постели Варика, обтирая пот со лба ребенка. За то недолгое время, что Амори не видел Варика, мальчик еще больше побледнел, а залегавшие у него под глазами темные круги стали еще темнее. Лицо его исказилось от боли.
— Ты только взгляни на него, — вполголоса проговорил Амори. — Что-то я не вижу улучшений. Наоборот, с каждой минутой ему становится все хуже. Ничего не случится, если девушка осмотрит ребенка и станет ухаживать за ним.
— Как я могу доверить ей жизнь Варика?
— Твои чувства к Сесиль не должны брать верх над тобой. В глазах Ларк я прочитал искреннее стремление помочь твоему ребенку и прошу тебя впустить ее к мальчику.
— Не знаю, что и делать. — Стоук в растерянности провел рукой по своим густым черным волосам.
— Тебе нечего терять. В жизни бывают случаи, когда нужно довериться женщине. А сердце подсказывает мне, что Ларк вовсе не так дурна и испорчена, как ты, вероятно, думаешь. Уверен, она приложит все силы, чтобы помочь ребенку.
— Речь идет о жизни Варика. Если бы это касалось меня, я бы не колебался. Но подвергать опасности жизнь сына я не стану.
— Как ты не понимаешь, что если Ларк не поможет парню, то он умрет? — Амори окинул Стоука суровым взглядом и вышел в коридор.
Ругаясь на чем свет стоит, Стоук смотрел вслед священнику. Из бокового перехода вынырнул Роуленд и о чем-то заговорил с ним. Амори, погруженный в свои мысли, не ответил ему и пошел дальше.
Роуленд подошел к Стоуку:
— Никогда еще не видел Амори в таком состоянии.
— Это он со мной поругался.
— Ничего, отойдет. Он не способен долго на кого-нибудь сердиться. Кстати, я пришел узнать, как дела у Варика, а заодно поставить тебя в известность, что мы с Амори, зная, какую неприязнь ты питаешь к лорду Тревелину и принимая во внимание его бешеный характер, решили не спускать с него глаз. Хочу вот тебя спросить: следует ли нам и впредь следить за ним?
— Обязательно. Я должен знать о каждом его шаге.
Варик раскашлялся, и Стоук кинулся к сыну. Роуленд обеспокоенно посмотрел на мальчика.
— По-моему, ему хуже, Стоук.
— Знаю. Амори хочет, чтобы моим сыном занялась Ларк.
— А что? Неплохая мысль. Эвел говорил мне, что она весьма преуспела в искусстве врачевания.
— Леди Элен говорила мне то же самое. — Стоук пристально посмотрел на своего друга: — Скажи, ты доверил бы Ларк своего сына?
Роуленд задумчиво поскреб подбородок.
— Даже если бы у меня и был сын, ответить на этот вопрос однозначно я не могу.
— Это почему же?
— Если бы я сказал тебе «да», а потом с мальчиком по вине Ларк что-нибудь случилось, я бы не простил себе этого до самой смерти. Решение должен принять ты.
Варик снова закашлялся. Далия хотела напоить его, но он не смог сделать и глотка. Когда же нянька поставила чашку на стол, Стоук заметил, что ее край обагрился кровью. Увидев кровь своего ребенка, Стоук оттолкнул Роуленда и побежал по коридору в свои покои.
Ларк поела, после чего принялась считать драконов и успела насчитать ровно сто двадцать штук, когда двери распахнулись и в покои ворвался Стоук. На лице его были написаны боль и отчаяние. Кроме того, его явно терзали сомнения.
— Мне нужна твоя помощь!
— Неужели ему так плохо?
— Да, ему трудно дышать, а сейчас он начал харкать кровью. Я дам тебе все, что ты только пожелаешь, главное — помоги Варику.
— Мне от тебя ничего не нужно, — сказала Ларк и, заметив, как удивленно блеснули глаза Стоука, добавила: — Думаешь, я буду торговаться с тобой, когда речь идет о здоровье ребенка? Что бы ты обо мне ни думал, на подобную подлость я не способна. Так же как и ты, я молюсь, чтобы твой сын поправился.
Окинув ее скептическим взглядом, Стоук, не проронив ни слова, вышел в коридор.
Ларк последовала за ним.
Стоук прошел мимо Роуленда и Амори, которые стояли возле двери в спальню Варика, время от времени заглядывая туда.
Ларк растерянно остановилась перед дверью, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Роуленд по-прежнему держался настороженно, но Амори поглядывал на нее дружелюбно, и его взгляд придал девушке силы. Она глубоко вздохнула, прочитала про себя короткую молитву во здравие Варика и вслед за Стоуком вошла в комнату.
Остановившись рядом с Далией, сидевшей на краю постели больного, она сказала:
— Мне нужно осмотреть ребенка.
Ларк склонилась над ребенком и коснулась ладонью его горячего лба. Исследовав сыпь у него на лице, она оттянула вверх веко и осмотрела зрачок, который увеличился так, что радужной оболочки почти не было видно.
— Я знаю, что с Вариком. Мне приходилось видеть детей с подобными симптомами. Он случайно съел одно дикорастущее растение. — Ларк взглянула на няньку. — Не играл ли мальчик в лесу за пределами замка?
— Нет. Я все время наблюдала за ним. Он находился в замке и заболел буквально за несколько минут до приезда хозяина.
— Черт, что же это за дикорастущее растение он, по-твоему, съел? — Стоук подошел к Ларк.
— Паслен.
— Он ядовит?
— Да, к тому же он растет в лесу повсеместно. Если Варик съел несколько ягод или листьев паслена, но при этом, как заявляет эта женщина, в лесу не был, стало быть, ему кто-то этот паслен дал.
Лицо Стоука потемнело от гнева, и он устремил горящий злобой взгляд на няньку.
Та попятилась.
— Клянусь, милорд, это не я! Вы же знаете, я не способна причинить вред мастеру Варику.
Стоук открыл рот, чтобы что-то сказать, но Ларк перебила его:
— Ничуть не сомневаюсь, что это не твоя вина. Уж если бы ты замыслила отравить мальчика, ты дала бы ему яд перед сном, и он бы тихо скончался ночью — что называется, без свидетелей.
Слова Ларк несколько успокоили и ободрили несчастную няньку.
— Спасибо, миледи.
— Потом будешь благодарить меня. Теперь же мне нужна твоя помощь.
Ларк подложила мальчику под спину подушки. Варику сразу же стало легче дышать.
— Возьми немного черной смородины и приготовь из ягод сироп. Кроме того, мне нужен репейник, настой шалфея… — Ларк замолчала. Она не была суеверной, но решила, что в данном случае отгоняющие злую силу амулеты не помешают, и добавила: — Принеси мне также кусочек яшмы, веточку омелы и листья бузины. Знаешь, где все это найти?
— Знаю. У хозяйки, пока она была жива, был маленький садик, где она выращивала лечебные травы. Сейчас, должно быть, он зарос сорняками, но то, что нужно, я разыщу. Что же касается яшмы, она есть у меня в комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46