Теперь она принимала у себя знатных соседей.Бесс и в голову не приходило, что ее дружба с семейством Грей и с Елизаветой навлекла на Кавендиша немилость Марии.Слухи о великолепии Чатсворта дошли до ушей королевы. Поговаривали, будто леди Кавендиш отделала четырнадцать спален шторами, занавесками у постели и покрывалами, подобранными в тон, а стены Чатсворта украсила шестью десятками бесподобных гобеленов. Кое-кто знал, что этот роскошный дворец предназначен для приема монархов, но королеву Марию туда не приглашали. Услышав, что Фрэнсис Грей, ее дочь Кэтрин и Нэн Дадли — частые гости Чатсворта, Мария пришла в негодование. Эти дамы были женами заклятых врагов Марии, отправленных на плаху за измену.Кавендиша известили о недовольстве королевы. Во всех своих неудачах Мария обвиняла советников и в ближайшем времени собиралась заменить их преданными католиками. Сэр Уильям заподозрил, что рано или поздно королева лишит его поста в тайном совете.Он сразу решил скрыть от жены эти слухи. Любая мелочь тревожила Бесс, а Уильям хотел видеть ее счастливой. Бесс оказалась идеальной женой, любящей, снисходительной матерью, гостеприимной хозяйкой поместья, опытной домоправительницей и в высшей степени деловой особой, умело и ловко преумножающей доходы своих владений.Кавендиш не желал взваливать на плечи обремененной заботами Бесс лишнюю ношу. Поразмыслив, он пришел к выводу, что, лишившись поста, сможет проводить гораздо больше времени в Дербишире, в кругу семьи. Получив из Чатсворта письмо и узнав, что Бесс нездорова, Уильям оставил государственные дела и бросился домой, к жене.Въехав в чугунные ворота Чатсворта, он вопреки обыкновению даже не взглянул на восхитительный парк. Его встретили встревоженные Джейн и Марселла. Когда же Уильям увидел в доме мать Бесс, его сердце сжалось от дурного предчувствия. Опрометью взбежав по лестнице, он тихо приоткрыл дверь спальни и подошел к огромной резной кровати. Бесс была так бледна, что Уильям перепугался.— Бесс, любимая, это я.— Повеса… — прошептала она.Каждый раз, когда жена называла его давним прозвищем. Уильям таял от удовольствия. Он осторожно коснулся ее лба и понял, что у Бесс жар. Она заметно осунулась. Прежде Бесс всегда отличалась жизненной силой и энергией, в доме поминутно звучал ее смех. Когда она играла с детьми, никто не подумал бы, что эта растрепанная, оживленная девушка-сорванец — их мать. Но по вечерам Бесс преображалась: ее элегантные, модные туалеты, красота и остроумие привлекали в дом самую высокую знать. Когда же гости разъезжались, она распускала пылающие волосы и превращалась в страстную обольстительницу, неизменно возбуждавшую в муже неукротимое желание.Бесс слабо взмахнула рукой, и Уильям присел на край кровати, понимая, что жена хочет сказать ему нечто важное.— Дети… — шепнула она.— Ты хочешь видеть детей, дорогая? — Уильям знал, что малыши непременно устроят возню на постели и ему придется утихомиривать их.Бесс покачала головой, досадуя на его непонятливость.— Пообещай позаботиться о том, чтобы все они удачно вышли замуж и женились! Поклянись!Решив, что жена бредит, Уильям снова приложил ладонь к ее лбу. Но жар был небольшим, а говорила Бесс связно и вразумительно:— Я хочу, чтобы каждый из них получил титул.— Да, любимая.Бесс впилась ногтями в его ладонь.— Уильям, пообещай, что не бросишь их на произвол судьбы! Поклянись сейчас же!Он вдруг понял: Бесс решила, что умирает. Боже милостивый, неужели ей так плохо? Уильям удивился, что в такую минуту жена думает не о себе, а о детях. Он привлек Бесс к себе.— Клянусь! А еще я обещаю тебе, что ты не умрешь. Этого я не допущу. Ты нужна мне, Бесс: даже не вздумай покинуть меня! — Уильям бросился к двери:— Марселла! — Пожилая дама быстро откликнулась на зов. — Ты приглашала к ней лекаря?Марселла возмущенно фыркнула:— Само собой! Но после того как он пустил ей кровь, я поклялась, что ноги его больше здесь не будет.— А ты чем-нибудь лечишь ее от жара? — в отчаянии допытывался Уильям.— Конечно, я же знаю толк в целебных травах!— Она так взволнована… — растерянно пробормотал Уильям.— Теперь, когда ты здесь, Бесс вскоре станет легче. Уильям, ты — ее опора, ее сила.— Сегодняшнюю ночь я проведу с ней.— Вот и хорошо. Это пойдет ей на пользу.Уильям заботливо умыл жену и напоил снадобьем, сваренным Марселлой. Затем придвинул к кровати большое кресло и приготовился всю ночь отгонять ангела смерти. Кавендиш не был набожным человеком, но когда Бесс, не отпуская его руку, с улыбкой закрыла глаза, он вздохнул с облегчением и начал молиться. Бесс стала для него источником света, поэтому теперь прежняя жизнь представлялась Уильяму кромешным мраком. Жена наполнила его жизнь страстью, радостью и смыслом.Увидев на рассвете, что Бесс дышит спокойно, Уильям тихо поднялся и вышел. Домочадцы уже проснулись. Мать, тетку и сестру Бесс он нашел в столовой.— Она спит. Кажется, ей лучше.Элизабет немедленно отправилась в спальню, а Марселла пригвоздила Уильяма к месту пронизывающим взглядом, который наверняка поверг бы в трепет более робкого мужчину.— Кавендиш! — Старой даме не удавалось выдавить из себя почтительное «сэр Уильям». — Бесс слишком часто рожает. Ее последний ребенок родился всего через одиннадцать месяцев после появления предпоследнего. Умерь свои аппетиты!Кавендиш почувствовал острые угрызения совести.Когда Марселла покинула комнату, покрасневшая до корней волос Джейн подошла к Уильяму:— Сэр Уильям, умоляю, не слушайте ее! Дело в том, что Бесс недавно навестила жену одного фермера, больную лихорадкой. Узнав, что заболели и дети несчастной, сестра помогала выхаживать их.— Спасибо, Джейн. И все-таки в словах Марселлы есть доля истины, — смущенно признался Уильям.Через два дня Бесс стало гораздо лучше. Жар отступил так же внезапно, как и появился. К Бесс вернулся аппетит, и у нее сразу прибавилось сил. Вместе с Уильямом она долго бродила по длинным аллеям парка, показывала ему фруктовый сад, лужайки, террасы с каменными перилами, цветочные клумбы всевозможных форм и размеров. Уильям задумал провести через парк один из притоков реки Деруэнт так, чтобы ручей с водопадами впадал в декоративный пруд. Помимо всего прочего, это помогло бы им спасти парк от паводков.К концу недели Бесс уже скакала верхом, объезжая вместе с мужем свои обширные владения, которые включали деревни Бэслоу и Эденсор. Старшие дети сопровождали их, сидя верхом на пони. Фрэнси, смуглая и смешливая, была точной копией отца, а рыжеволосые сыновья походили на мать. Уильям благодарил небеса за то, что жена так быстро поправилась. Он восхищался ее выносливостью: глядя на Бесс, невозможно было поверить, что еще совсем недавно она едва могла пошевелить рукой. В тот вечер, оставшись наедине с мужем в роскошной спальне, Бесс была особенно оживлена. Она раздевалась очень медленно, двигаясь гибко и плавно, как кошка, а затем накинула на голое тело черный шелковый пеньюар, подчеркнув все изгибы и округлости ее налитой плоти.— Нравится? Прикосновение шелка к обнаженной коже необычайно приятно!— Это наряд соблазнительницы, — откликнулся Уильям, держась на безопасном расстоянии от жены.— Да, черный шелк наводит на пикантные мысли.Уильям налил себе рейнвейна, стараясь не замечать зазывные нотки в голосе Бесс.— Лучше надень ночную сорочку. Боюсь, как бы ты не простудилась!— Я никогда не простужаюсь. Дорогой, налей мне мальвазии.— Мальвазия возбуждает тебя.Бесс забралась на постель и соблазнительно изогнулась.— Ничуть! Потягивая мальвазию, я чувствую себя сибариткой!— Молоко с целебным настоем принесло бы тебе гораздо больше пользы.Бесс засмеялась:— Тетя Марси вечно пичкает меня огуречником, ромашкой и. представь себе, шалфеем! Шалфей так возбуждает, что я не поручусь за себя, если ты немедленно не разденешься и нe ляжешь!— Бесс, больше никаких детей.Ее смех оборвался.— Что?..— Наша семья и без того слишком велика. Я не допущу, чтобы ты окончательно изнурила себя, рожая каждый год по ребенку!— Но воздержание наверняка подорвет мое здоровье!Уильям нерешительно шагнул к кровати, понимая, что желание погубит его благие намерения.— Я… постараюсь сдерживаться…Бесс рухнула на подушки и расхохоталась до слез.— Что здесь смешного?— Господи, ты только вдумайся в свои слова, Повеса! Да разве ты вытерпишь такую пытку? — И она заболтала ногами в воздухе.Уильям шутливо схватил ее за щиколотки и притянул к себе. Шелковый пеньюар сбился, обнажив ноги и огненно-рыжий треугольник меж белоснежных бедер. Бесс раздвинула колени, маня к себе мужа. Просунув ладонь под ягодицы жены, Уильям приподнял ее и наклонился. Кончик его языка вскоре нашел крохотную пуговку между горячих складок, Бесс выгнула спину и начала извиваться, приближая экстаз.— Повеса, этого слишком мало, — простонала она, зная, что удовольствие будет непродолжительным.— Я тоже не прочь порадовать тебя, — хрипло отозвался Уильям.— Тогда иди ко мне! Мне не терпится ощутить твою тяжесть и силу. Я знаю, как тебя влечет ко мне, потому сдерживаться незачем. Мое тело принадлежит только тебе…Эти слова воспламенили Уильяма.— Что же мне делать, черт возьми? — в отчаянии выпалил он.Бесс обольстительно улыбнулась:— К счастью, Марселла сделала мне настой из травы, препятствующей зачатию. Она называется аронник. Тетушка засадила ею целую грядку!Застонав от облегчения, Уильям мгновенно сбросил с себя одежду. Желанием пылала не только Бесс — он тоже мечтал о том мгновении, когда ее ноги обовьют его талию, жаждал услышать ее стоны и страстные крики, стремился доставить жене наслаждение. А потом — держать в объятиях, пока не пихнет сладостная дрожь. Глава 22 В Лондоне Кавендиша задали неприятности. Лорд-казначей Полет вызвал его и сообщил, что королева Мария распорядилась провести ревизию королевской казньи— Среди нас есть соглядатаи, и они нашептали королеве о том, что деньги утекают неведомо куда.— Я служу в казначействе уже тринадцать лет, и до сих пор на меня никто не жаловался, — заметил Кавендиш.— Я объяснил ее величеству, что ваше жалованье невелико, поэтому вам приходится извлекать из службы дополнительную выгоду. Тем не менее она требует, чтобы были проверены ваши расходные книги.— Я готов предоставить две законченные книги, но мои клерки работают еще над десятком таких же, где подсчеты пока не завершены.— Советую вам незамедлительно привести все записи в порядок. По своему опыту я знаю, как легко перепутать личные счета с казначейскими, поэтому разберитесь с ними как можно скорее.Ревизоры вскоре явились в контору Кавендиша и начали рыться в записях и счетах. Эта волокита растянулась на несколько месяцев: проверке подлежали все книги расходов, составленные Кавендишем за тринадцать лет службы.Уильям тщательно скрывал происходящее от жены и предупредил всех клерков и секретаря Бестни о том, чтобы они ни в коем случае не проговорились ей. Но тревоги и опасения, давно терзавшие Кавендиша, вскоре дали о себе знать. Иногда после пятнадцати часов работы он ощущал острую боль в груди, которую смягчало лишь вино.Наконец ревизоры составили отчет. Оказалось, что недостача составляет свыше пяти тысяч фунтов. Лорд-казначей потребовал от Кавендиша убедительных объяснений. В свою защиту сэр Уильям мог сказать лишь то, что за минувшие тринадцать лет немало клерков исчезло из казначейства вместе с деньгами. Он добавил, что суммы, взятые им в долг во время правления двух прельщущих монархов, были возвращены, как только Мария взошла на престол. Кавендиш даже представил письменное свидетельство о том, что пожертвовал часть личных средств на армию, выступившую в поддержку Марии.К началу августа указ об отставке еще не был подписан, но Уильям знал, что это может случиться в любую минуту, и потому ежедневно совещался с лучшими лондонскими адвокатами. Изнуренный работой и беспокойством, он удалился в Дербишир, чтобы составить официальную речь в свою защиту. В те времена, когда большинство людей получало по три фунта в год, пять тысяч были громадной суммой.Кавендиш убеждал себя набраться смелости и сообщить Бесс печальное известие. Он надеялся, что адвокаты сумеют выиграть дело и спасти его карьеру. Однако жена должна заранее узнать о том, что они могут потерять все состояние, нажитое за долгие годы.Перед отъездом в Лондон Уильям преподнес Бесс подарок: позолоченный футляр, инкрустированный десятью рубинами. В нем были два миниатюрных портрета супругов, написанные годом раньше. Уильям пообещал вернуться домой не позднее двенадцатого августа. На этот день Бесс наметила званый ужин.Уильям вернулся восемнадцатого, похудевший и осунувшийся.— Дорогой, ты нездоров?— Просто поездка выдалась утомительной. Все лучшие комнаты на постоялых дворах были заняты, к тому же мне не удавалось как следует перекусить.Бесс готовилась к званому ужину, который устраивала каждый год. Как обычно, она сама наблюдала за всеми приготовлениями, не упуская из виду даже мелочей. Поскольку лето было в разгаре, Бесс задумала грандиозный праздник в великолепном парке Чатсворта, но предусмотрительно велела подготовить просторную галерею — на случай дождя.Она решила воспользоваться случаем и представить гостям отпрысков Кавендиша, поэтому в письмах просила приглашенных привезти с собой детей. Это конечно, означало большой наплыв гостей и прислуги, но Бесс не сомневалась, что угощения и места хватит всем.Она заметила, что за ужином Уильям выпил бутылку кларета, а после ужина — еще одну. Увидев, что муж уснул в кресле, Бесс поняла, что он смертельно устал. На ее губах заиграла нежная улыбка. В некогда темных волосах Уильяма пробивалась седина. Только теперь Бесс осознала, что мужу уже пятьдесят лет. Разница в возрасте для них никогда не имела значения: Уильям был по-прежнему бодрым и жизнерадостным. Но сейчас, когда он спал, Бесс ощутила острую жалость к нему. Возраст все-таки начинал сказываться.Рассвет 20 августа был несказанно прекрасен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51