– с недовольной гримасой возразила она. – Обычно я похищала лишь часть вещей, стараясь не трогать того, что могло быть семейной реликвией. Но я была так зла за ее выходку с вином, что не могла отказать себе в удовольствии забрать у нее все. Честное слово, в первый и в последний раз я была рада, что умею воровать.
– А что вы скажете по поводу моих часов? – все еще с недоверием продолжал допытываться Брент. – А когда вы оставили меня болтаться на веревке в театре? Неужели вы даже ни разу не улыбнулись?
– Хотите верьте, хотите нет, но тогда я чувствовала себя хуже всего, – призналась она.
– И все же можно сказать наверняка: вы, пустившись на поиски приключений, умудрились совершенно задурить мне голову, – упрямо пожимая плечами, стоял на своем Брент. – Вспомните, с каким видом вы осматривали свою спальню якобы из опасений, что вас тоже могли обокрасть. А в ту ночь, когда я заметил вас на перекрестке и поспешил в ваш номер? Вы сумели сделать вид, что только что встали с кровати!
– Если вас это хоть немного утешит, то могу сообщить вам, что чуть не свернула шею, пока опрометью неслась к себе в номер, и даже надела наизнанку ночную сорочку – уж это-то вы могли бы заметить!
– Все это только заставляет меня предположить, что вам удалось натворить гораздо больше, чем было угодно рассказать мне, и я могу лишь строить предположения по поводу тех ваших выходок, которые могут открыться в будущем!
– Например?
– Вспомните ту ночь, когда вы якобы выходили покурить. Должен ли я верить в то, что вы сочинили эту историю лишь для того, чтобы замаскировать очередную воровскую вылазку?
– А вас до сих пор смущает этот эпизод? – запальчиво воскликнула она. – Вы все еще боитесь, что я изменяла вам с другим мужчиной? Вам мало обвинить меня в воровстве, вы хотите вдобавок уличить меня и в неверности?
– Ха, вот видите, вы сами напоминаете мне об этой дилемме, дорогая! – язвительно подхватил Брент. – Я действительно до сих пор не уверен, что вы не были тогда с Хендерсоном, более того, что вы не обманываете меня и в других случаях, стараясь уверить в своей правдивости. Вам удалось нагородить столько вранья – и за такой короткий срок, – что я уже не в состоянии определить, когда вы врете, а когда говорите правду!
– Ах, вот как! – Андреа вскочила со своего места на диване возле Брента и прожгла его взглядом. – Ну, если уж на то пошло, вам лучше всего отказаться от женитьбы на такой особе, как я!
– А не лучше ли вам попросту доказать мне свою непорочность до того, как мы поженимся, чтобы развеять последние сомнения? – вкрадчиво произнес он.
– Ха! – презрительно фыркнула она. – Вы что, принимаете меня за последнюю тупицу, Брент Синклер?! Не разбив яйца, не изжаришь яичницы, мой дорогой. Я совершенно не намерена жертвовать своей девственностью только ради того, чтобы быть отвергнутой вами перед самым алтарем. Как вам могло прийти в голову ставить подобный ультиматум?!
– Наверное, я научился изворотливости у вас, моя маленькая лгунья. И в свете ваших последних слов мне, вероятно, придется провести нынешнюю ночь прямо здесь, на этом диване, чтобы не дать вам удрать перед самой свадьбой, – и он иронически приподнял бровь: – А может, вы предпочтете все же допустить меня в свою постель, чтобы раз и навсегда покончить с предметом моих подозрений?
– Я предпочту допустить вас в свиное корыто или просто на кучу навоза в хлеву! – уперев руки в бока, гневно вскричала Андреа. – Можете взять с собою любую приглянувшуюся вам бабу, но тогда позабудьте обо мне. А еще позабудьте о нашей свадьбе. Меньше всего в жизни я хотела бы иметь мужа, который караулит каждый мой шаг и вновь и вновь пытается обвинить меня в прошлых грехах – среди которых, кстати, нет ни неверности, ни распущенности! Да я скорее усохну, оставшись навсегда старой девой, нежели позволю вам прикоснуться к себе!
– Не забывайте, что прежде вам придется отправиться в тюрьму, – холодно напомнил Брент, чьи черты лица стянуло в непроницаемую мрачную маску. – Или вы выходите завтра за меня замуж, или проводите остаток своей несчастной жизни за решеткой. Выбор за вами, моя дорогая, но только учтите одно, прежде чем отвергать меня и отказываться от свадьбы. Если вас осудят за воровство – а я в этом нисколько не сомневаюсь, – вам не видать вашего прелестного племянника, как своих ушей. И все ваши немыслимые жертвы и усилия ради его освобождения пропадут втуне.
– Вы не можете желать этого! – в отчаянии заломив руки, воскликнула Андреа. – Брент, обещайте мне, что вы не станете подвергать Стиви опасности! Вы не сделаете его объектом вашей мести мне?
– Конечно, я не стану делать это намеренно, но, ежели меня вызовут в качестве свидетеля, результаты могут оказаться весьма плачевными: и для вас, и для ребенка. Так что, нравится вам это или нет, у вас нет иного выхода, кроме как выйти за меня замуж.
Его золотистые глаза, казалось, были готовы прожечь ее насквозь, стараясь понять, поверила ли она его доводам или снова хочет отвергнуть его. Девственна она или нет, воровка она или честная барышня, эта женщина должна стать его женой, даже если ему придется прибегнуть к самому отвратительному шантажу и угрозам. Ведь он ждал встречи с нею всю свою жизнь и теперь вовсе не собирался так легко расстаться с нею.
– Я возненавижу вас за это! – прошипела она сквозь стиснутые зубы, с вызовом глядя прямо в глаза.
– А всего три минуты назад вы клялись в любви, – съязвил он.
– Я люблю вас! Я любила вас! Ах, будьте вы прокляты! Вы так разозлили меня, что я и сама не знаю, что чувствую к вам сейчас! Вы совершенно смутили меня…
И, больше не в силах терпеть, Андреа разразилась рыданиями. Брент силой усадил ее к себе на колени и сказал:
– Равным образом как и вы смутили меня. – Тихонько гладя ее волосы, он продолжал совсем другим, нежным голосом: – Я уверен лишь в одной вещи. Завтра в полдень вы и я станем мужем и женой – к добру или к худу.
Поскольку венчание назначили на воскресенье, планировавшийся Андреа отъезд пришлось перенести – равно как и Мэдди и Бренту. Теперь они собирались отправиться все втроем из Филадельфии в Вашингтон в понедельник, утренним поездом.
Проявив максимум изворотливости, Брент сумел раздобыть разрешение на брак и договорился со священником. Не пожелавшая оставаться в стороне Мэдди крутилась как белка в колесе, проявляя чудеса предприимчивости в своих стараниях превратить эту второпях спланированную свадьбу в нечто грандиозное, знаменательное, способное запомниться молодоженам на всю жизнь. Прежде всего она заставила суетиться всех работавших в ресторане при отеле: от шеф-повара до последнего поваренка. Сбиваясь с ног, они готовили свадебный обед, пекли шестиярусный торт и закупали ящиками шампанское.
Кроме того, Мэдди не постеснялась подключить все свои связи. В качестве подвенечного платья Андреа достался роскошный наряд из расшитого жемчугом атласа – его предоставила Зингеровская фирма швейных машин, демонстрировавшая свои достижения на выставке. Сама церемония – и церковная, и гражданская – должна была состояться в арендованном для этой цели Павильоне цветоводства. Конечно, хлопоты Мэдди несколько облегчило то обстоятельство, что по воскресеньям выставка бывала закрыта – иначе число гостей не ограничилось бы одной сотней.
Были приглашены городские чиновники, государственные деятели, друзья и приятели Мэдди, Андреа и Брента, со многими из которых они познакомились здесь же, на выставке. Мэдди умудрилась выписать из Вашингтона несколько своих самых закадычных друзей – они должны были прибыть в Филадельфию на скором поезде, также как и друзья Брента и его семья. Чтобы документально увековечить этот знаменательный день, был аккредитован официальный фотограф, обслуживавший выставку.
Кроме вполне удавшейся ей роли сказочной феи-крестной, Мэдди должна была выполнять во время церемонии важную роль посаженной матери, тогда как мэр Филадельфии согласился проводить невесту к алтарю. Брат Брента, Дэн, должен был стать шафером, и, по какой-то иронической прихоти, Брент поручил роли дружек Дженкинсу и его коллеге из агентства Пинкертона.
– Издевательство! – бормотала Андреа, поправляя складки свадебной фаты. – Похоже, он вообразил, что будет очень весело иметь под рукой эту парочку от Пинкертона. Вероятно, он верит, что их присутствие не позволит мне пойти в последний момент на попятную под страхом ареста.
– Но ведь это может служить лишним доказательством его безумной любви к тебе, дорогая, – урезонивала ее Мэдди. – Иначе разве мог бы он по-прежнему столь страстно желать жениться на тебе? Он просто старается всеми возможными способами защитить обожаемую им женщину!
– Ха! Прижать кого-то к стенке и вынудить выйти за него замуж – вряд ли это можно назвать браком по доброй воле! По крайней мере мне это не доставляет большой радости!
– Он послал тебе прелестный букет с трогательным письмом, – напомнила Мэдди.
– Что это ты вдруг принялась его защищать? – возмутилась Андреа, с подозрением разглядывая подругу. – Насколько я помню, прежде ты была к нему еще более строгой, чем я! Ты даже обещала заставить его поплатиться за дерзость!
– Я рада, что ты не забыла об этом, моя дорогая девочка, – улыбнулась Мэдди, – и я тоже не очень-то люблю, когда мне предъявляют ультиматумы. И все же я ужасно рада вашему союзу. Ну а, поскольку ты кое в чем чувствуешь себя уязвленной, нам обеим будет приятно содрать с него броню высокомерия и заставить обнажить истинную плоть. Фигурально выражаясь, конечно.
И Мэдди посвятила Андреа в подробности своего плана, после чего ее юная компаньонка не смогла удержаться от злорадного хихиканья.
– Ах, вот это будет неожиданностью! – воскликнула она. – Ты замечательно все придумала.
– Конечно, – гордо подтвердила Мэдди. – А до того момента, однако, я прошу тебя простить Брента, почаще украшать улыбкой свое милое личико и сполна насладиться ролью невесты. Ведь, как ни крути, подобные события случаются в нашей жизни не часто, и не стоит омрачать их ссорами и плохим настроением. Я хочу, чтобы ты всегда вспоминала с теплотой этот день, дитя мое. Чтобы ты помнила, что выходишь замуж за любимого человека, что он тоже любит тебя. А это – самое главное сегодня. И пока вы не разлюбите друг друга, все трудности в жизни не будут для вас непреодолимы.
Мэдди не могла выбрать наиболее подходящего для свадебной церемонии места. Павильон цветоводства, построенный в вычурном, пышном стиле, был богато изукрашен и снаружи, и внутри. Цветы, гирлянды, орнаменты из бутонов и листьев, всевозможные деревья и кусты в кадках, искусно расставленные в отделанном мрамором и стеклом интерьере, выглядели бесподобно, гости словно находились в сказочном саду, благоухавшем тончайшими ароматами. Тихонько журчащие фонтаны приносили свежесть экзотическим цветам, украшавшим многочисленные аллеи и гроты. В центре зала находилась открытая площадка для празднества, которое можно было наблюдать и с верхней галереи, огибавшей по периметру весь зал. Там же, наверху, находился оркестр, услаждавший слух присутствовавших чудесной музыкой.
Брента приятно удивила сияющая улыбка, которой его встретила красавица невеста: он скорее ожидал хмурой гримасы. У него перехватило дыхание, когда он увидел, с какой неповторимой грацией выступает она по усыпанной лепестками цветов дорожке. Она была восхитительна. Густые блестящие волосы, убранные в высокую прическу, соперничали блеском с платиной, а глаза сияли ярче самоцветов. Подвенечное платье удивительным образом подчеркивало ее красоту, а ожерелье из лунных камней и бутоньерка из белоснежных лилий завершали наряд, делая его похожим на туалеты сказочных принцесс. Андреа казалась воплощением женского обаяния, богиней, облекшей свой образ в живую плоть, и Брент никогда еще не желал ее столь сильно, как в этот миг.
Та любовь, то восхищение, которые откровенно засверкали у Брента во взоре при ее появлении, развеяли последние сомнения, омрачавшие решимость Андреа. Да, теперь она видела ясно, что именно этому человеку ей суждено принадлежать до конца своих дней. Вот он стоит возле украшенного цветами барьера, ожидая ее, и его золотистые глаза завораживают ее своим блеском и притягивают к себе. О, он такой высокий, стройный, он просто неотразим в своем строгом костюме. Последние остатки ее обиды рассеялись, ее губы приоткрылись в восхищении. А он, понимая ее состояние, отвечал ей счастливой, открытой улыбкой. Под волшебные, неземные звуки арфы она словно проплыла по воздуху последние несколько шагов, отделявших ее от жениха.
На любовь. На верность. На горе и на радость. Никогда еще брачные клятвы не звучали с таким искренним чувством, как в этот раз. К моменту, когда Брент надел на палец невесте обручальное кольцо и их провозгласили мужем и женой, ни у кого из присутствовавших не нашлось сил удержаться от слез умиления. А когда жених заключил невесту в объятия, чтобы закрепить их союз нежным поцелуем, все вздохнули с таким облегчением, словно не могли перевести дыхание во время всей церемонии. Полные гордости и счастья, новобрачные поспешили к гостям, чтобы принять поздравления.
Весьма робкая по натуре, Андреа была донельзя смущена, когда Брент впервые представил ее членам своей семьи. Они прибыли все одновременно, и ей с перепугу показалось, что их целая толпа. Его родители, его сестра, трое его братьев и две невестки. В Нью-Йорке остались лишь дети.
Грейс Синклер оказалась моложавой, приятной дамой, хорошо сохранившейся в свои пятьдесят с лишним лет. Вся в тесемочках и оборочках, она выглядела весьма утонченной и нежной особой, однако близкие хорошо знали ее стальной характер и то, что Грейс всегда остается верна себе. Весь свой практицизм она употребила на то, чтобы занять доминирующее положение в семействе, все члены которого чувствовали на себе ее неусыпное око.
Вот и теперь, познакомившись с новобрачной, сия дама поначалу пустила слезу при виде этакой красавицы, доставшейся в невесты ее сыну, но буквально не переводя дыхание принялась излагать свою точку зрения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47