– приказал он.
Мальчик подъехал на своем пони вплотную к отцу.
– А кто стрелял?
– Делай, что тебе велят, Джастис. Я позже все тебе объясню.
– Если ты попал в беду, я ни за что не уеду.
– Черт возьми, парень! Хоть раз в жизни послушай, что тебе говорят. Кто-то стрелял в меня. И мне нужно, чтобы ты вернулся в дом и защищал женщин. Скажи Мэри, чтобы заперла все двери и закрыла все ставни. Давай скачи.
– Слушаюсь, сэр. Хей, хей, хей!
Шейн слышал, как кожаный ремень хлещет по бокам пони и он снова пускается в галоп. Когда Шейн убедился, что Джастис в безопасности, он спешился и повел коня на поводу в сторону Гейбриела и рожающей кобылы.
Ковбой не вымолвил ни слова, пока Шейн не положил руку на шею лошади.
– Ты ранен? – спросил наконец Гейбриел.
– Нет.
В душе Шейна бушевало негодование. Но в этих краях человек, который не умеет контролировать свои эмоции, не протянет долго. Холодная голова и трезвый рассудок могли очертить зримую границу между живыми и мертвыми. Ведь речь шла не только о его жизни, но и о судьбах Гейбриела, Джастиса и прочих.
– Поутру я прочешу лес и проверю, не оставил ли наш стрелок каких-нибудь следов, – сказал Шейн.
– Там земли Томпсона.
Гейбриел озвучил то, что оба и без того знали. А этого за ним не водилось.
– Здоровяк Эрл ненавидит меня, я знаю это, но он не стал бы стрелять в спину, – ответил Шейн.
– Рейчел тоже до этого не опустится.
У Шейна возникло ощущение, что они думают об одном и том же человеке.
– Бо? Он мог бы, да только кишка у него тонка устроить такую засаду.
Единственный сын Здоровяка Эрла Томпсона был бесполезным куском лошадиного помета. И сам Эрл прекрасно это знал. Вот его дочь – другое дело. Она была вдвое умнее брата и втрое смелее его. Беда в том, что она никак не вписывалась в идеальную картинку примерной дочери, которую старик Томпсон нарисовал у себя в голове. Впрочем, и своего отпрыска он не считал хорошим сыном.
Гейбриел кивнул.
– Запросто может быть Бо. Я на днях видел, как он швырнул лисенка в реку и тренировался в стрельбе, используя его как мишень.
– Не важно, кто это был. Когда я его найду, он едва ли проживет долго, – пообещал Шейн.
– Будь осторожен, дружище, – предостерег его Гейбриел. – Если ты пристрелишь сына Здоровяка Эрла без весомых доказательств, то на Килронан обрушится страшная кара.
– Тут ты прав, с ним шутки плохи, – согласился Шейн.
– Как и с тобой, мой друг.
Кобыла вздрогнула и захрапела, когда очередной приступ схваток скрутил ее. Она ударила передним копытом. Гейбриел обнял ее за шею и зашептал что-то утешительное на ухо.
– Давай-ка займемся роженицей, а стрелка оставим до утра, – сказал Шейн.
– Верно. Вот только есть еще кое-что, о чем тебе обязательно нужно знать. Пока тебя не было, я нашел еще одну сломанную ограду в заборе по периметру. Пять наших лошадей паслись на траве Томпсонов. Я отвел их обратно и укрепил жерди.
– Могли они сами вырваться?
Гейбриел щелкнул языком. Это была индейская привычка – щелкать языком, когда сказано что-то очень забавное.
– Шесть жердей – это почти два метра в высоту. И это был новый загон.
– Дрянь дело.
Неудача стала частой гостьей в Килронане с тех пор, как утонули дядя и кузен Шейна. Телята умирали от странных болезней, изгородь каким-то мистическим образом ломалась в самых неожиданных местах да еще пожары на сухостое, которые едва не сжигали дома.
Но пули к случайностям никак не отнесешь. И, насколько они знали, только Томпсоны желали отомстить им. Во всяком случае, среди живых.
Кобыла снова забилась в судорогах. Шейн погладил ее по вздутому животу.
– Как думаешь, сможем переместить ее в амбар? Перемещать животное было опасно. Но еще опаснее было принимать роды здесь. Ведь для этого придется зажечь лампы, а в таком случае они станут прекрасной мишенью для убийцы, если он все еще сидит в засаде.
Гейбриел задумался на минуту и согласно кивнул головой. Тогда они встали на ноги и начали поднимать кобылу. Они помогли ей встать и направились к дому. На половине пути, посреди пастбища, Гейбриел поднял вдруг руку.
– Кто-то приближается, – прошептал он. Шейн прислушался, но не услышал ничего, кроме треска цикад и храпа лошадей. Затем он услышал уханье совы, которое разносилось далеко над землей. Гейбриел сложил ладони лодочкой и поднес ко рту. Он просигналил в ответ таким же приветствием.
– Это Мэри, – сказал он Шейну, – Мэри идет к нам.
– Я же сказал Джастису, чтобы держал женщин в доме.
Гейбриел пожал плечами.
Шейну показалось, что он хихикнул. Но тут и он различил отчетливый звук приближающихся шагов. Он достал ружье из чехла на спине коня. Он доверял Гейбриелу. Но даже Гейбриел мог ошибаться.
Две фигуры выплыли из темноты.
– Шейн? Ты в порядке? – услышал он голос Кэтлин. – Джастис сказал нам, что...
– С нами все в порядке. Какого черта вы обе тут делаете? Я же приказал вам оставаться в доме.
– Неужели? – Кэтлин передернуло от грубого тона Шейна. Она посмотрела вокруг сквозь непроницаемое покрывало ночи. Миссури казалась такой темной и пустынной! Дома, в Ирландии, еще до того, как погиб весь урожай и случились ужасные вещи, она частенько выходила ночью подышать воздухом без всякого фонаря. Она знала все тропки, овражки и изгороди в округе. Могла пройти везде с закрытыми глазами. Но здесь все было иначе. Мэри предлагала ей остаться с Дерри, но разве она могла? Если Шейн ранен, то она нужна ему. И вот сейчас, когда она увидела, что он цел и невредим, страх за него сменился злостью.
– Кто пытался тебя убить? – спросила она требовательно. – Что это за страна такая, что в человека стреляют ни за что ни...
– Я не знаю, – отрезал он грубо.
В голове ее всплыл еще один вопрос, и она не смогла удержаться и задала его:
– И что ты за человек, Шейн Макенна, если тебя хотят убить?
– Не слишком ли ты остра на язык, Кейти? Прибереги свой гонор для лучших времен. Да и место неподходящее для семейных сцен.
– Приберегу, уж будь уверен, – пообещала она.
– Мальчик сказать нам запирать все двери, – сказала Мэри на своем тарабарском английском. – Он сказать, что тебя стрелять плохой человек. Мэри не взять фонарь. Мэри идти быстро-быстро. Миссис жена не оставаться дома. – Она засунула незажженную трубку обратно в рот и кивнула.
Кобыла подняла голову и издала протяжный стон. Мэри тут же подошла к ней, провела рукой по ее брюху и сказала что-то на непонятном языке.
– Не знаю, сможем ли мы довести ее до амбара? – сказал Гейбриел.
Мэри кивнула.
– Свет надо. Помогать, или лошадь умирать быстро, я думать.
Где-то на севере завыл койот, и Кэтлин нервно осмотрелась по сторонам. Поежившись от страха, она поспешила за троицей, которая уже шла к ближайшей конюшне.
Едва они очутились внутри, Мэри зажгла лампу, а Гейбриел с Шейном уложили кобылу на чистое сено.
– Мне понадобится виски, – сказал Шейн.
– Мне кажется, сейчас тебе нужна ясная голова, ты не находишь? – спросила его Кэтлин.
Мэри ухмыльнулась, показав прекрасные здоровые белые зубы. Кэтлин впервые увидела ее улыбку.
– Мэри приносить виски.
Когда она подошла к двери, Кэтлин окликнула ее.
– Ты идешь в дом? – Она разрывалась между желанием остаться здесь и проверить, как там Дерри. В конце концов забота о ребенке взяла верх, и она пошла следом за индианкой.
Мэри ушла в кабинет, а Кэтлин вернулась на кухню, где оставила ребенка.
– Дерри?
Джастис едва не сбил ее с ног, подлетев к ней, точно ураган.
– Где Шейн? У кобылы уже родился жеребенок? – Он не дождался ее ответа. Мэри сказала ему что-то из кабинета, но Кэтлин не поняла ни слова из ее индейской речи.
Дерри мирно посапывала на скамье. Ее губы причмокивали во сне. В одной ручонке она крепко сжимала утиные перья. В другой – ломоть хлеба, намазанный медом, что дала ей Мэри. Кто-то накинул ей на плечи мужскую рубашку.
Кэтлин услышала, как закрывается входная дверь. Она внезапно поняла, что не хочет пропустить ничего из того, что происходит сейчас в конюшне. Она подняла Дерри на руки и вместе с ней вышла из дому.
Когда она добралась до кольца зажженных фонарей, то заметила, что Шейн скинул рубашку. Оголенный по пояс, он намыливал руки над тазиком с водой.
Кэтлин уложила Дерри в уютное гнездышко из сена, стараясь не пялиться бесстыже на неприкрытую грудь Шейна. Но это было выше ее сил. Она заметила, что его торс испещряли маленькие белые шрамы, которые, пересекаясь, сплетались в замысловатый узор. Его живот был покрыт квадратами мышц, а руки были словно свиты из толстенных канатов. Его широкие плечи играли мускулами, когда он смывал мыло.
Настоящий мужчина. Мечта женщины. При мысли об этом у Кэтлин закружилась голова, и весь ее гнев растаял без следа. Конечно же, его грубость была продиктована исключительно заботой о ней и ее безопасности. Было так естественно, что он не желал видеть ее в поле, где кто-то только что пытался его убить. Она, как всегда, вспылила, не разобравшись. И совершенно напрасно обвинила его во всех смертных грехах. На самом деле это ее поведение было непростительным, и ей следовало извиниться перед Шейном, как только представится такая возможность. Для этого она должна остаться с ним наедине.
Она по-прежнему не могла оторвать от него взгляда. Пульс ее участился, а в голову лезли всякие непристойные мысли. Она снова лежала в его объятиях, чувствовала все его естество. Он ведь был ее законным супругом... Но она еще никогда не видела его таким.
– Мэри, – позвал он.
Индианка откупорила бутылку виски и плеснула ее содержимого на руки Шейна. Он протер напитком руки и предплечья.
Кэтлин ойкнула. Ей и в голову не пришло, что он собирается использовать напиток предков как дезинфицирующий раствор.
– Я думала, ты собираешься выпить это виски.
– Шейн вообще не пьет, – ответил за него Джастис. Что ж, этого она тоже не знала о своем муже. Щеки ее покраснели.
В Ирландии Шейн пил. Не то чтобы он был пьяницей, как его отец, но мало кто не пил на родине предков. Разве что те, кто носил сутаны священнослужителей. Впрочем, в графстве Клэр даже падре иногда с удовольствием пропускали кружечку-другую.
– Извини, – пробормотала она, – я не знала, я... – Она заметила, что Шейн ее не слушает, и замолчала. Все его внимание было сосредоточено на кобыле и на маленьком копытце, что появилось из ее чрева.
Кобыла взмокла, и в неровном свете фонарей казалось, что она абсолютно черная. Белки ее глаз почти исчезли, а зрачки расширились. Ноздри вздулись, и она шумно дышала. Она попыталась встать, но Мэри и Гейбриел крепко держали ее.
Шейн с максимальной осторожностью дотронулся до маленького копытца и потянул. Кобыла дернулась и заржала от боли. Но Шейн не отпустил, и показалось второе копытце. Он кивнул Мэри, и та отпустила кобылу.
Гнедая встала на ноги, и извивающийся жеребенок, окутанный полупрозрачной пленкой, вышел из нее, опустившись на солому. Шейн тут же подобрал его, освободил от пленки голову и очистил ноздри.
Кэтлин разглядела маленькую морду с белой звездочкой посредине. Коротенькие мокрые ушки были прижаты к голове. Мэри присоединилась к Шейну. Она стала обтирать спину и бока кобылы сухой тряпкой.
Кэтлин так заворожило рождение новой жизни, что она совершенно не обращала внимания на запахи и кровь. Жеребенок был таким совершенным, таким милым!
Он еще не сделал ни одного вдоха, не издал ни звука. Когда Кэтлин поняла, что детеныш родился мертвым, глаза ее наполнились слезами.
Кобыла повернула голову и посмотрела на своего жеребенка. Она тихонько заржала и повела ушами.
– Сделай же что-нибудь, – взмолилась Кэтлин.
– Он мертвый, – сказал Джастис и покачал головой. Мэри погладила жеребенка.
– Это она, – сказала индианка, – девочка.
Шейн склонился над жеребенком и дунул ему в ноздри. Малышка не реагировала. Он дунул еще раз и еще.
– Бесполезно, – горько сказал Гейбриел, – мы ее потеряли. Хорошо еще, что мать...
– Нет, черт возьми! – закричал Шейн. – Я не сдамся вот так запросто.
Он открыл рот жеребенка и выгреб столько слизи, сколько смог.
– Дайте мне остатки виски.
Кэтлин схватила бутылку и передала ее Шейну. Он вылил несколько капель в рот новорожденной, затем встал и поднял ее на руки. Он встряхнул ее, и изо рта и ноздрей потекла маслянистая пряная жидкость.
Кэтлин услышала кашель и увидела, что малышка дернулась в руках Шейна.
– Да! – воскликнул Шейн. – Дыши, дыши, милая.
Он опустил жеребенка на солому и снова дунул несколько раз в ноздри. Малютка чихнула и взбрыкнула передними ножками. Хвост ее дернулся, а ресницы затрепетали. И тут произошло чудо. Она открыла свои огромные черные влажные глаза.
– Боже мой! – восхитилась Кэтлин. – Только посмотрите на нее, какая красавица!
Новорожденная снова чихнула и тряхнула головой. Она попыталась встать на ноги, но запуталась в соломе и опустилась на грудь. Шейн пришел ей на помощь, он поддержал ее одной рукой под живот, а второй за грудь, и она поднялась. Его глаза тоже сияли влажным блеском.
Ноги едва держали малютку, но она все же упрямо пыталась устоять. Гейбриел отпустил кобылу, и она обнюхала свою дочь, ободряюще заржав.
Никого нет на свете ближе мамы. Уже через несколько минут маленькая стояла на ногах, обласканная, облизанная и вполне довольная жизнью.
Шейн наконец расслабился, встал на ноги и потянулся. Он вышел из стойла, и Гейбриел закрыл за ним калитку. Шейн вымыл руки и вытер их рубашкой, которую подобрал с пола.
– Как ты ее назовешь? – спросила Кэтлин.
Он счастливо улыбнулся.
– Выбирай сама.
– Может, Звездочкой?
– Что за смазливое имя! – воспротивился Джастис. – Лучше назови ее Пумой.
– Звездочка так Звездочка, – согласился Шейн. А парню он сказал, кивнув: – А тебе давно пора спать.
– Идите, я сам все приберу, – сказал Гейбриел и собрал с пола окровавленные тряпки.
Кэтлин посмотрела на жеребенка и тронула Шейна за рукав:
– Можно с тобой поговорить наедине?
– А до утра это подождать не может? – спросил он устало.
– Нет, лучше не откладывать. – Она боялась, что потом у нее не хватит смелости сказать ему то, что она хотела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37