https://wodolei.ru/catalog/dushevie_poddony/100x100cm/
Вы хотите получить мою руку и сердце или мое тело? — спросила она. — Что же, если вам угодно переспать со мной — извольте. Но с условием: Кинкейд будет отпущен живым и здоровым. Вы освобождаете нас обоих и больше никогда не вспоминаете о нас.
Кэй откинулся в кресле и погрузился в раздумье. Несколько минут, которые показались Бесс часами, он не издавал ни звука. В комнате наступила тишина, слышалось только тиканье часов и его прерывистое, немного свистящее дыхание.
Бесс спрятала в складках юбки сжатые в кулачки руки. Боже, что же она наделала! Как она могла предложить себя этому человеку? Неужели рассудок оставил ее? Нет и еще раз нет, потому что ради Кинкейда, ради их еще нерожденного сына она готова была отдаться самому дьяволу!
Наконец Сокольничий поднял голову.
— Мой отец никогда не был близок с Лейси. Этой награды в жизни он так и не добился. — Бесс ждала. — Итак, вы готовы отдаться мне всецело и добровольно? — мрачно продолжал Кэй.
— На одну ночь.
— Неделю! — парировал он.
— Только одна ночь, — резко возразила Бесс. — После этого мы получаем свободу. И золото, — тихо добавила она.
— Однако вы высоко цените себя, Элизабет Беннет, если считаете, что одна ночь в ваших объятиях стоит целого состояния и может искупить годы бесчестья.
Она заставила себя улыбнуться и томно опустить ресницы.
— Если я не буду высоко ценить себя, то грош мне цена. Простите за каламбур, сэр.
— Прекрасно. А что заставляет вас думать, что этот шотландский дикарь жив?
Бесс смерила его взглядом.
— Вы же деловой человек, Перегрин, или я ошиблась? Вы бы не достигли вашего положения, если бы уничтожили то, что еще может пригодиться.
— Вы слишком умны для красивой женщины.
— Вы сочли, что убить его всегда успете.
А в душе у Бесс все ликовало: он жив! Жив! Ее переполняли эмоции, хотелось кричать, плакать и смеяться одновремено. Но она ничем не выдала себя.
— Мы бы составили прекрасную пару, Элизабет, — усмехнулся Сокольничий. — Вы уверены, что ваше решение окончательно? Я бы мог сделать вас богатой женщиной.
— Я уже богата. А в довершение всего я получу, — она сверкнула ослепительной улыбкой, -…вашу вечную дружбу, лорд.
— За «дружбу» со мной можно и поплатиться, — не преминул заметить он.
— Вы дали честное слово, сэр.
Бесс встала и протянула ему руку. Кэй пожал ее, и в этот момент девушка решила, осязая, узнать, не лжет ли он. Если лжет, если задумал обман, придется искать другой выход. Однако время для спасения на исходе.
— Предупреждаю, — уголок рта Кэя дернулся в кривой усмешке, — если ты попытаешься одурачить меня, берегись, Элизабет. Твоего Кинкейда я выдам испанцам. Они кастрируют его и продадут на восток, где он так и сгинет рабом на галерах.
Бесс вздрогнула, услышав эти страшные слова, и даже задержала свою ладонь в руке Сокольничего. Перед ней промелькнули смутные лиловые вспышки, которые затем сменились пурпурным океаном, исчерченным серебристыми нитями. И кивая, соглашаясь на жуткие условия, она уже знала, что приняла правильное решение.
Примерно через час к Бесс вошла Аннеми, которой Сокольничий дал приказание проводить девушку в камеру к Кинкейду. Всю дорогу через огромный дом, сад, двор экономка держалась сухо и холодно. В другое время Бесс, конечно же, полюбовалась бы диковинными деревьями и чудесными цветами, но только не сейчас. Сейчас ее мысли занимал только Кинкейд. В саду вились пчелы, порхали райские птицы, в траве скользили яркие ящерицы, но Бесс не замечала ничего.
— А ты видела его? — спросила она Аннеми. — Как его раны — заживают?
Женщина шла в полном молчании. Чернокожий садовник почтительно снял мягкую плетеную шляпу.
— Доброе утро, мисс Аннеми.
Экономка кивнула ему в ответ.
В дальнем конце сада была голубятня. За ней начинались хозяйственные постройки, и, прежде всего конюшня. Два грума возились с лошадьми: один суетился около чалого жеребчика, другой расчесывал гриву серой кобылы. Оба работника сняли шапки и уважительно приветствовали женщин.
Сдержанно ответив им, Аннеми ускорила шаги. Под ноги ей бросилась гончая, но экономка усмирила ее одним-единственным «фу». Они миновали каретный двор, свернули направо и пошли по склону густо поросшего травой холма.
Бесс предприняла очередную попытку.
— Аннеми, я не собираюсь за него замуж. Если хочешь, мы просто заключили сделку. Я выполняю свои обязательства — и исчезаю навсегда. Пожалуйста, скажи мне, ты видела Кинкейда? Как он?
— Ты сама очень скоро увидишь своего возлюбленного, — молвила женщина.
Они прошли еще минут пять вдоль зарослей сахарного тростника и оказались в пальмовой роще.
— Вон там. — Аннеми указала на солидное бревенчатое сооружение.
Вдруг из-за дерева появился вооруженный стражник и молча преградил путь.
— Пропусти, — приказала экономка. — Лорд Кэй распорядился проводить эту леди к вашему пленнику.
Перед мощными воротами стояли еще два стражника — дюжие, мрачные мужики. Повинуясь Аннеми, они отодвинули тяжелый засов, и женщины вошли во двор этой миниатюрной деревянной крепости. Посреди двора, на грязном затоптанном песке сидели четверо мужчин из европейцев. Все они до зубов были вооружены пистолетами, клинками, мачете, но вид имели вялый и ленивый. Стражники играли в кости.
— Каждая дверь ведет в отдельную камеру, — пояснила Аннеми. — Иногда здесь приходится держать и не одного узника. В каждой камере кандалы.
Бесс сжалась. Сооружение, в котором не было ни одного окна, стояло под палящими лучами тропического солнца и было сродни духовке. Спертый воздух был пропитан страданиями и страхом, смрадом пота и человеческих испражнений. В конюшнях, где они только что были, условия казались несравненно лучшими. Бесс пришла в ужас: как раненый человек может вообще здесь существовать.
Аннеми окликнула одного из стражников. Тот неохотно отвлекся от игры и пошел открывать нужную дверь. Солнечные лучи рванулись в темный каземат. Бесс увидела неподвижно лежащего человека.
— Кинкейд! — бросилась она к нему. Лоб его был горячий на ощупь. — Кинкейд, — звала Бесс, обхватив голые плечи мужчины. — Кинкейд, очнись! Ты слышишь? Это я, Бесс!
— У него был врач, — сообщила Аннеми. — Промывал раны, накладывал повязки. Без этого твой парень давно бы умер. Резаная рана от меча глубокая, но заживет. Гораздо хуже другая, от пистолета. Однако стражнику он сломал руку. Поэтому его заковали в цепи.
Бесс в отчаянии водила руками по грязному потному телу, по окровавленным несвежим бинтам. Кинкейд был наг. Волосы его спутались, от тела исходил застарелый запах пота. Ржавое железное кольцо обхватывало его щиколотку, цепью соединялось с огромным крюком в стене.
— Ох, Кинкейд… — прошептала она, припав к его груди. Потом не выдержала и поцеловала сухие, обметанные губы.
Веки Кинкейда дрогнули.
— Бесс… — будто свист вырвался из его горла.
— Это я. Я здесь, — заторопилась она. — Я здесь, и теперь все будет хорошо. Все обойдется. — Бесс поднялась и шагнула к громиле охраннику. — Как ты смел держать человека в таком состоянии? Чистой воды — немедленно! Я требую… нет, я лично вымою его. Мыло, полотенце — немедленно! — Она ткнула стражника в грудь. — Ты что, оглох?!
Тот грязно выругался и уже замахнулся, чтобы ударить ее, но Бесс не шелохнулась.
— Только попробуй тронь меня! — процедила она. — И лорд Кэй заживо сварит тебя.
Аннеми позволила себе усмехнуться.
— Все верно, — подтвердила она. — Лорд Кэй поручил мне следить, чтобы все приказания этой леди выполнялись как его собственные. Так что на твоем месте я бы принялся за дело.
Бесс перевела взгляд на экономку.
— Ты наверняка знаешь, где что искать.
— Да, мисс, — кивнула та. — С радостью помогу вам. Стражник и экономка вышли из камеры.
Бесс и Кинкейд остались наедине. Девушка снова опустилась на колени.
— Все будет хорошо, — приговаривала она. — Я вытащу тебя отсюда. И очень скоро.
— А Сокольничий?
— Об этом не беспокойся. С ним я договорюсь. — Она положила себе на колени его голову. — Я не брошу тебя. Я спасу тебя. Я увезу тебя домой в Мэриленд. Вот увидишь, все обойдется.
На глаза ее наворачивались слезы. Кинкейд нашел в себе силы сжать запястье девушки.
— Думай о себе, Бесс, — хрипло прошептал он. — Ты должна вырваться отсюда. А обо мне не беспокойся. Я пережил уже многое. Хватит сил и на это. Я сбегу, я сумею. — В полумраке его глаза светились золотистым блеском, будто изнутри загорались силой и яростью.
23
Я выдержу. Но я боюсь за тебя. Я не смог тебя защитить…
— Ты еще не знаешь… Ты не понял. Сокольничий — Перегрин Кэй — готов отпустить нас. Он отдает нам шхуну, возвращает золото. Мы скоро будем дома.
Пальцы Кинкейда напряглись.
— Но почему вдруг?
— Доверься мне. Я все устрою. Мы вырвемся отсюда.
— Бесс, — настаивал он, — отвечай, Бесс. Почему он освобождает нас?
И солгать она не сумела. Слова правды вырвались сами по себе.
— Одну ночь я отдам ему, — глухо произнесла Бесс. — Только одну ночь. И после этого мы свободны.
— Да что ты несешь?!
— Мне пришлось пойти на это, — прошептала девушка. — Другого выхода не было.
— Нет. На это мы не пойдем.
— Я дала обещание, Кинкейд. Он выпустил ее руку и отвернулся к стене.
— Делай как знаешь, — чуть слышно сказал шотландец. — Но если ты отдашься ему, забудь обо мне. Все будет кончено. Поняла? Все, конец! Мне не нужна женщина, которая продается ради меня. Пусть даже ради спасения из преисподней моей грешной души!
Бесс стояла у открытого окна и невидящим взором смотрела во мрак непроглядной тропической ночи. Луны на черном небе не было, на земле лежал густой туман. Издалека доносились звуки африканских тамтамов, приглушенные равномерным плеском ночного прибоя. Девушка вцепилась в переплет оконной рамы так сильно, что онемели, побелели ее тонкие пальцы. А сердце, измученное, трепетное, любящее сердце, казалось, превратилось в камень от боли и страдания.
Загноившиеся раны Кинкейда были тщательно промыты и обработаны опытным хирургом. Шотландца вымыли, накормили, одели. И сейчас он уже лежал в чистой каюте на борту «Алого Танагра», который стоял на якоре в ближайшей гавани.
Лорд Кэй сообщил Бесс, что капитан и вся команда готовы выйти утром в море, что все сокровища ждут хозяйку в ее каюте. Скоро она увидит родной Залив. Скоро… Скоро, но не раньше, чем выполнит свои обязательства перед Сокольничим.
Саму физическую близость с этим человеком она вынесет. И пусть, пусть он будет с нею жесток, пусть причинит ей боль. Она не станет мучительнее той, которая сейчас терзала ее.
Кинкейд никогда не простит ей этого. Никогда!
Никакие уговоры, увещевания и заверения в том, что это оправданно и необходимо, не подействовали на Кинкейда.
Итак, не будет ничего. Не будет счастья, любви, не будет долгожданной свадьбы, не будет отца у ее ребенка. Кинкейд заявил, что она ничем не лучше его первой жены Жильен. Этой сделкой с Сокольничим она предала его, оскорбила его мужское достоинство.
Но для Бесс не было иного выхода. И не было пути назад. Кинкейда надо спасти от жестокого ножа палача и от вечного рабства. Ради него она готова была отдаться дюжине таких негодяев, как Сокольничий.
Девушка глубоко вздохнула, набирая полные легкие приторно-сладкого аромата невиданных цветов. Воздух этого острова был обманчиво приятен; кружилась голова от удушающей смеси запахов моря, фруктов, растений.
Этот зеленый, яркий уголок суши будто притворялся райским садом, а на самом деле был логовом черных сил.
И ни о чем так сильно не мечтала сейчас Бесс, как оказаться снова на родном побережье, вдохнуть свежий запах земли, пряный — хвои, терпкий — палой листвы. Клены и дубы уже, наверное, оделись в величественно-пестрый наряд осени, природа расцветилась рыже-красно-золотыми красками, небо покрылось черными вереницами перелетных птиц. Воздух чист и прохладен; по утрам похрустывают по тоненькой корочке ледяных лужиц конские копыта, иней превращает еще живую зелень в серебряное кружево. Фермеры, конечно, вовсю заняты осенними хлопотами: из яблок изготавливают душистый сидр, пекут тыквенные пироги. На столах золотятся рассыпчатый картофель, упругие початки кукурузы, ломтики тыквы…
Скрипнула дверь. На пороге с подносом в руках появилась Аннеми.
— Что, пора? — тускло спросила Бесс.
— Да, мисс. Часы уже пробили половину десятого. Хозяин ждет.
Аннеми была одета в простую белую полотняную сорочку, собранную у горла розовой ленточкой. Точно такая же рубашка была и на Бесс. Легкие русые волосы Аннеми распустила по плечам. Выглядела она сегодня почти красавицей.
— Мы как сестры, — сказала Бесс, желая пробить стену неловкости, выросшую между ними. — Посмотри-ка! Да еще в этих рубашках…
— Да, мисс, — откликнулась экономка. — Мы с тобой одного роста.
— И обе слишком высоки для идеала, — заметила Бесс.
— Ты слишком добра, — вздохнула Аннеми. — Пожалуй, у нас только веснушки на носу одинаковые. А в остальном… Я некрасива.
— Ты сильна духом — в этом твоя красота, — мягко возразила Бесс. — И ты так грациозна, как мне и не снилось.
Аннеми улыбнулась и потупилась.
— Это говорит во мне африканская кровь. Женщины смотрели друг на друга, как две девчонки после долгой ссоры: и мириться вроде рано, и ругаться больше не хочется. Бесс взяла щетку и начала расчесывать свои роскошные волосы. Долгое пребывание на карибском солнце высветило их до рыже-золотистого оттенка. Она сейчас ненавидела этот цвет, блеск, богатство. Будь ее косы седыми и тусклыми, может, Кэй и не посмотрел бы на нее.
— Не хочешь идти к нему, — не вопросительно, а утвердительно молвила Аннеми.
— Придется. Я дала слово.
— Ты говоришь, как глупый мужчина, — вздохнула Аннеми. — А мы женщины, не забывай.
Бесс в недоумении взглянула на экономку.
— Эта ночь сделает тебя счастливой?
— Разумеется, нет.
— Эта ночь принесет счастье моему господину?
— Думаю, нет. Вряд ли ему понравится заниматься любовью с неподвижной деревяшкой.
— Да, это огорчит его несказанно.
— Вот уж на что мне наплевать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Кэй откинулся в кресле и погрузился в раздумье. Несколько минут, которые показались Бесс часами, он не издавал ни звука. В комнате наступила тишина, слышалось только тиканье часов и его прерывистое, немного свистящее дыхание.
Бесс спрятала в складках юбки сжатые в кулачки руки. Боже, что же она наделала! Как она могла предложить себя этому человеку? Неужели рассудок оставил ее? Нет и еще раз нет, потому что ради Кинкейда, ради их еще нерожденного сына она готова была отдаться самому дьяволу!
Наконец Сокольничий поднял голову.
— Мой отец никогда не был близок с Лейси. Этой награды в жизни он так и не добился. — Бесс ждала. — Итак, вы готовы отдаться мне всецело и добровольно? — мрачно продолжал Кэй.
— На одну ночь.
— Неделю! — парировал он.
— Только одна ночь, — резко возразила Бесс. — После этого мы получаем свободу. И золото, — тихо добавила она.
— Однако вы высоко цените себя, Элизабет Беннет, если считаете, что одна ночь в ваших объятиях стоит целого состояния и может искупить годы бесчестья.
Она заставила себя улыбнуться и томно опустить ресницы.
— Если я не буду высоко ценить себя, то грош мне цена. Простите за каламбур, сэр.
— Прекрасно. А что заставляет вас думать, что этот шотландский дикарь жив?
Бесс смерила его взглядом.
— Вы же деловой человек, Перегрин, или я ошиблась? Вы бы не достигли вашего положения, если бы уничтожили то, что еще может пригодиться.
— Вы слишком умны для красивой женщины.
— Вы сочли, что убить его всегда успете.
А в душе у Бесс все ликовало: он жив! Жив! Ее переполняли эмоции, хотелось кричать, плакать и смеяться одновремено. Но она ничем не выдала себя.
— Мы бы составили прекрасную пару, Элизабет, — усмехнулся Сокольничий. — Вы уверены, что ваше решение окончательно? Я бы мог сделать вас богатой женщиной.
— Я уже богата. А в довершение всего я получу, — она сверкнула ослепительной улыбкой, -…вашу вечную дружбу, лорд.
— За «дружбу» со мной можно и поплатиться, — не преминул заметить он.
— Вы дали честное слово, сэр.
Бесс встала и протянула ему руку. Кэй пожал ее, и в этот момент девушка решила, осязая, узнать, не лжет ли он. Если лжет, если задумал обман, придется искать другой выход. Однако время для спасения на исходе.
— Предупреждаю, — уголок рта Кэя дернулся в кривой усмешке, — если ты попытаешься одурачить меня, берегись, Элизабет. Твоего Кинкейда я выдам испанцам. Они кастрируют его и продадут на восток, где он так и сгинет рабом на галерах.
Бесс вздрогнула, услышав эти страшные слова, и даже задержала свою ладонь в руке Сокольничего. Перед ней промелькнули смутные лиловые вспышки, которые затем сменились пурпурным океаном, исчерченным серебристыми нитями. И кивая, соглашаясь на жуткие условия, она уже знала, что приняла правильное решение.
Примерно через час к Бесс вошла Аннеми, которой Сокольничий дал приказание проводить девушку в камеру к Кинкейду. Всю дорогу через огромный дом, сад, двор экономка держалась сухо и холодно. В другое время Бесс, конечно же, полюбовалась бы диковинными деревьями и чудесными цветами, но только не сейчас. Сейчас ее мысли занимал только Кинкейд. В саду вились пчелы, порхали райские птицы, в траве скользили яркие ящерицы, но Бесс не замечала ничего.
— А ты видела его? — спросила она Аннеми. — Как его раны — заживают?
Женщина шла в полном молчании. Чернокожий садовник почтительно снял мягкую плетеную шляпу.
— Доброе утро, мисс Аннеми.
Экономка кивнула ему в ответ.
В дальнем конце сада была голубятня. За ней начинались хозяйственные постройки, и, прежде всего конюшня. Два грума возились с лошадьми: один суетился около чалого жеребчика, другой расчесывал гриву серой кобылы. Оба работника сняли шапки и уважительно приветствовали женщин.
Сдержанно ответив им, Аннеми ускорила шаги. Под ноги ей бросилась гончая, но экономка усмирила ее одним-единственным «фу». Они миновали каретный двор, свернули направо и пошли по склону густо поросшего травой холма.
Бесс предприняла очередную попытку.
— Аннеми, я не собираюсь за него замуж. Если хочешь, мы просто заключили сделку. Я выполняю свои обязательства — и исчезаю навсегда. Пожалуйста, скажи мне, ты видела Кинкейда? Как он?
— Ты сама очень скоро увидишь своего возлюбленного, — молвила женщина.
Они прошли еще минут пять вдоль зарослей сахарного тростника и оказались в пальмовой роще.
— Вон там. — Аннеми указала на солидное бревенчатое сооружение.
Вдруг из-за дерева появился вооруженный стражник и молча преградил путь.
— Пропусти, — приказала экономка. — Лорд Кэй распорядился проводить эту леди к вашему пленнику.
Перед мощными воротами стояли еще два стражника — дюжие, мрачные мужики. Повинуясь Аннеми, они отодвинули тяжелый засов, и женщины вошли во двор этой миниатюрной деревянной крепости. Посреди двора, на грязном затоптанном песке сидели четверо мужчин из европейцев. Все они до зубов были вооружены пистолетами, клинками, мачете, но вид имели вялый и ленивый. Стражники играли в кости.
— Каждая дверь ведет в отдельную камеру, — пояснила Аннеми. — Иногда здесь приходится держать и не одного узника. В каждой камере кандалы.
Бесс сжалась. Сооружение, в котором не было ни одного окна, стояло под палящими лучами тропического солнца и было сродни духовке. Спертый воздух был пропитан страданиями и страхом, смрадом пота и человеческих испражнений. В конюшнях, где они только что были, условия казались несравненно лучшими. Бесс пришла в ужас: как раненый человек может вообще здесь существовать.
Аннеми окликнула одного из стражников. Тот неохотно отвлекся от игры и пошел открывать нужную дверь. Солнечные лучи рванулись в темный каземат. Бесс увидела неподвижно лежащего человека.
— Кинкейд! — бросилась она к нему. Лоб его был горячий на ощупь. — Кинкейд, — звала Бесс, обхватив голые плечи мужчины. — Кинкейд, очнись! Ты слышишь? Это я, Бесс!
— У него был врач, — сообщила Аннеми. — Промывал раны, накладывал повязки. Без этого твой парень давно бы умер. Резаная рана от меча глубокая, но заживет. Гораздо хуже другая, от пистолета. Однако стражнику он сломал руку. Поэтому его заковали в цепи.
Бесс в отчаянии водила руками по грязному потному телу, по окровавленным несвежим бинтам. Кинкейд был наг. Волосы его спутались, от тела исходил застарелый запах пота. Ржавое железное кольцо обхватывало его щиколотку, цепью соединялось с огромным крюком в стене.
— Ох, Кинкейд… — прошептала она, припав к его груди. Потом не выдержала и поцеловала сухие, обметанные губы.
Веки Кинкейда дрогнули.
— Бесс… — будто свист вырвался из его горла.
— Это я. Я здесь, — заторопилась она. — Я здесь, и теперь все будет хорошо. Все обойдется. — Бесс поднялась и шагнула к громиле охраннику. — Как ты смел держать человека в таком состоянии? Чистой воды — немедленно! Я требую… нет, я лично вымою его. Мыло, полотенце — немедленно! — Она ткнула стражника в грудь. — Ты что, оглох?!
Тот грязно выругался и уже замахнулся, чтобы ударить ее, но Бесс не шелохнулась.
— Только попробуй тронь меня! — процедила она. — И лорд Кэй заживо сварит тебя.
Аннеми позволила себе усмехнуться.
— Все верно, — подтвердила она. — Лорд Кэй поручил мне следить, чтобы все приказания этой леди выполнялись как его собственные. Так что на твоем месте я бы принялся за дело.
Бесс перевела взгляд на экономку.
— Ты наверняка знаешь, где что искать.
— Да, мисс, — кивнула та. — С радостью помогу вам. Стражник и экономка вышли из камеры.
Бесс и Кинкейд остались наедине. Девушка снова опустилась на колени.
— Все будет хорошо, — приговаривала она. — Я вытащу тебя отсюда. И очень скоро.
— А Сокольничий?
— Об этом не беспокойся. С ним я договорюсь. — Она положила себе на колени его голову. — Я не брошу тебя. Я спасу тебя. Я увезу тебя домой в Мэриленд. Вот увидишь, все обойдется.
На глаза ее наворачивались слезы. Кинкейд нашел в себе силы сжать запястье девушки.
— Думай о себе, Бесс, — хрипло прошептал он. — Ты должна вырваться отсюда. А обо мне не беспокойся. Я пережил уже многое. Хватит сил и на это. Я сбегу, я сумею. — В полумраке его глаза светились золотистым блеском, будто изнутри загорались силой и яростью.
23
Я выдержу. Но я боюсь за тебя. Я не смог тебя защитить…
— Ты еще не знаешь… Ты не понял. Сокольничий — Перегрин Кэй — готов отпустить нас. Он отдает нам шхуну, возвращает золото. Мы скоро будем дома.
Пальцы Кинкейда напряглись.
— Но почему вдруг?
— Доверься мне. Я все устрою. Мы вырвемся отсюда.
— Бесс, — настаивал он, — отвечай, Бесс. Почему он освобождает нас?
И солгать она не сумела. Слова правды вырвались сами по себе.
— Одну ночь я отдам ему, — глухо произнесла Бесс. — Только одну ночь. И после этого мы свободны.
— Да что ты несешь?!
— Мне пришлось пойти на это, — прошептала девушка. — Другого выхода не было.
— Нет. На это мы не пойдем.
— Я дала обещание, Кинкейд. Он выпустил ее руку и отвернулся к стене.
— Делай как знаешь, — чуть слышно сказал шотландец. — Но если ты отдашься ему, забудь обо мне. Все будет кончено. Поняла? Все, конец! Мне не нужна женщина, которая продается ради меня. Пусть даже ради спасения из преисподней моей грешной души!
Бесс стояла у открытого окна и невидящим взором смотрела во мрак непроглядной тропической ночи. Луны на черном небе не было, на земле лежал густой туман. Издалека доносились звуки африканских тамтамов, приглушенные равномерным плеском ночного прибоя. Девушка вцепилась в переплет оконной рамы так сильно, что онемели, побелели ее тонкие пальцы. А сердце, измученное, трепетное, любящее сердце, казалось, превратилось в камень от боли и страдания.
Загноившиеся раны Кинкейда были тщательно промыты и обработаны опытным хирургом. Шотландца вымыли, накормили, одели. И сейчас он уже лежал в чистой каюте на борту «Алого Танагра», который стоял на якоре в ближайшей гавани.
Лорд Кэй сообщил Бесс, что капитан и вся команда готовы выйти утром в море, что все сокровища ждут хозяйку в ее каюте. Скоро она увидит родной Залив. Скоро… Скоро, но не раньше, чем выполнит свои обязательства перед Сокольничим.
Саму физическую близость с этим человеком она вынесет. И пусть, пусть он будет с нею жесток, пусть причинит ей боль. Она не станет мучительнее той, которая сейчас терзала ее.
Кинкейд никогда не простит ей этого. Никогда!
Никакие уговоры, увещевания и заверения в том, что это оправданно и необходимо, не подействовали на Кинкейда.
Итак, не будет ничего. Не будет счастья, любви, не будет долгожданной свадьбы, не будет отца у ее ребенка. Кинкейд заявил, что она ничем не лучше его первой жены Жильен. Этой сделкой с Сокольничим она предала его, оскорбила его мужское достоинство.
Но для Бесс не было иного выхода. И не было пути назад. Кинкейда надо спасти от жестокого ножа палача и от вечного рабства. Ради него она готова была отдаться дюжине таких негодяев, как Сокольничий.
Девушка глубоко вздохнула, набирая полные легкие приторно-сладкого аромата невиданных цветов. Воздух этого острова был обманчиво приятен; кружилась голова от удушающей смеси запахов моря, фруктов, растений.
Этот зеленый, яркий уголок суши будто притворялся райским садом, а на самом деле был логовом черных сил.
И ни о чем так сильно не мечтала сейчас Бесс, как оказаться снова на родном побережье, вдохнуть свежий запах земли, пряный — хвои, терпкий — палой листвы. Клены и дубы уже, наверное, оделись в величественно-пестрый наряд осени, природа расцветилась рыже-красно-золотыми красками, небо покрылось черными вереницами перелетных птиц. Воздух чист и прохладен; по утрам похрустывают по тоненькой корочке ледяных лужиц конские копыта, иней превращает еще живую зелень в серебряное кружево. Фермеры, конечно, вовсю заняты осенними хлопотами: из яблок изготавливают душистый сидр, пекут тыквенные пироги. На столах золотятся рассыпчатый картофель, упругие початки кукурузы, ломтики тыквы…
Скрипнула дверь. На пороге с подносом в руках появилась Аннеми.
— Что, пора? — тускло спросила Бесс.
— Да, мисс. Часы уже пробили половину десятого. Хозяин ждет.
Аннеми была одета в простую белую полотняную сорочку, собранную у горла розовой ленточкой. Точно такая же рубашка была и на Бесс. Легкие русые волосы Аннеми распустила по плечам. Выглядела она сегодня почти красавицей.
— Мы как сестры, — сказала Бесс, желая пробить стену неловкости, выросшую между ними. — Посмотри-ка! Да еще в этих рубашках…
— Да, мисс, — откликнулась экономка. — Мы с тобой одного роста.
— И обе слишком высоки для идеала, — заметила Бесс.
— Ты слишком добра, — вздохнула Аннеми. — Пожалуй, у нас только веснушки на носу одинаковые. А в остальном… Я некрасива.
— Ты сильна духом — в этом твоя красота, — мягко возразила Бесс. — И ты так грациозна, как мне и не снилось.
Аннеми улыбнулась и потупилась.
— Это говорит во мне африканская кровь. Женщины смотрели друг на друга, как две девчонки после долгой ссоры: и мириться вроде рано, и ругаться больше не хочется. Бесс взяла щетку и начала расчесывать свои роскошные волосы. Долгое пребывание на карибском солнце высветило их до рыже-золотистого оттенка. Она сейчас ненавидела этот цвет, блеск, богатство. Будь ее косы седыми и тусклыми, может, Кэй и не посмотрел бы на нее.
— Не хочешь идти к нему, — не вопросительно, а утвердительно молвила Аннеми.
— Придется. Я дала слово.
— Ты говоришь, как глупый мужчина, — вздохнула Аннеми. — А мы женщины, не забывай.
Бесс в недоумении взглянула на экономку.
— Эта ночь сделает тебя счастливой?
— Разумеется, нет.
— Эта ночь принесет счастье моему господину?
— Думаю, нет. Вряд ли ему понравится заниматься любовью с неподвижной деревяшкой.
— Да, это огорчит его несказанно.
— Вот уж на что мне наплевать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34