– Нет, миледи, пока не угрожает. – Его голос снизился до шепота. – Но если этот негодяй Кеннет пронюхает, что ваш супруг и сэр Мармадьюк уехали, он может решиться на нападение.
– Так вот почему вы приготовились во всеоружии к защите замка.
– Да. Я пока еще хорошо владею мечом.
– Я верю в вас. – Линнет искренне улыбнулась, восхищаясь его доблестью и преданностью. Окажись стены Дандоннела в осаде, его господин удалился бы в спальню, прихватив приличный запас пива.
– Одну минуту, сэр, – остановила его Линнет, вспомнив о флаконе, который все еще находился в ее кошельке. – Я приготовила лекарство для сэра Мармадьюка и хочу отнести его к нему в спальню. Я слышала, у него теперь своя комната. Не подскажете где?
– С удовольствием. – Глаза Фергуса лукаво засверкали, он словно помолодел. – Он занял комнату вашего мужа, и теперь наш добрый господин спит в другом месте.
Линнет порадовалась, что в полумраке зала не был заметен румянец, вспыхнувший на ее щеках. Подождав, пока Фергус исчезнет за поворотом лестницы, она поторопилась в бывшую комнату Дункана, где состоялся их разговор в день ее приезда.
Дело было вовсе не в лекарстве. Ей хотелось проникнуть в святая святых – прежнюю спальню ее мужа. И примыкающий к ней кабинет.
Едва войдя, Линнет сразу заметила изменения. Исчезла суровая, мрачная атмосфера, которую она ощутила, когда была здесь впервые.
Сейчас комната казалась уютной и теплой. На столике – шахматная доска прекрасной работы, на низком сиденье у окна – множество удобных подушек, даже гобелены на стенах казались ярче и веселее, несмотря на сумеречный свет, проникающий в окна.
Дубовая дверь в дальнем углу кабинета была приоткрыта. Линнет влекло в эту комнату. Она достала флакон, подошла к двери и остановилась, пытаясь унять дрожь в коленях. Сердце ее бешено колотилось.
Набравшись духу, Линнет распахнула дверь и вошла в темную комнату.
Здесь было холодно. За окном начиналась буря, ветер гремел ставнями.
Линнет охватила тревога.
Постепенно ее глаза привыкли к темноте, и внимание привлекла огромная кровать, которая была хорошо видна с того места, где она стояла. Никогда еще Линнет не видела такой роскошной кровати. Балдахин из дорогой заморской ткани был украшен великолепной вышивкой, бахромой и тяжелыми кистями.
Она смутно различала и другие предметы обстановки, не менее роскошные и изящные, но кровать неотрывно влекла ее к себе. Линнет пересекла комнату и положила руку поверх нескольких толстых пуховых матрацев. Ей показалось, что она прикоснулась к облаку.
В то же мгновение ей привиделся образ ее обнаженного мужа, овладевающего распростертой под ним темноволосой женщиной, лица которой она никак не могла разглядеть за балдахином. Линнет в страхе отдернула руку. Ее пальцы горели, словно она сунула их в ведро с раскаленными углями.
Она уже повернулась, чтобы уйти, и вздрогнула. Прямо перед ней, над камином, висел портрет женщины.
Той самой, из ее видения.
Кассандра.
Его первая жена. Линнет задыхалась, силы были на исходе.
С глухим стуком флакон вывалился у нее из рук и комнату огласил пронзительный вопль. Линнет не сразу поняла, что это ее собственный крик.
Даже сумрак не мог затмить красоту этой ужасной женщины. Искусно уложенные волосы обрамляли ее прелестное лицо.
Леди Кассандра была само совершенство. Чего нельзя было сказать о Линнет.
Она разглядывала каждую деталь, сравнивая восхитительное платье на портрете со своей простой коричневой юбкой и простеньким передником. После огорода она не успела переодеться к ужину.
Линнет разгладила испачканный землей передник и вдруг заметила, какие у нее пухлые короткие пальцы. Не то, что у леди Кассандры – тонкие, длинные, изящные.
Разве сможет она соблазнить своего мужа, гладя его великолепное тело такими безобразными пальцами?
До чего же надо быть наивной, чтобы принять его нежность сегодня утром в саду за проявление каких-то чувств к ней!
Она никогда не сможет занять место женщины, которая прежде владела его сердцем.
С мучительной ясностью Линнет вдруг поняла, почему ее муж избегает близости с ней. Должно быть, тот самый момент, который она не могла припомнить, дался ему с немалым трудом.
Рыдая, она упала на колени перед камином, обхватив себя руками, стараясь превозмочь боль перед лицом врага. Пусть даже это всего лишь портрет.
Тихо всхлипнув, Линнет снова подняла глаза на портрет. Слезы все еще туманили ее взор, но не настолько, чтобы она не заметила изменений.
Было ли это плодом ее воображения или результатом плохого освещения, или дар провидения сыграл с ней злую шутку, но женщина на портрете улыбалась теперь не чарующе, а злорадно. Торжествуя победу.
Глава 10
Укутавшись в плащ, Линнет стояла у зубчатой стены под пронизывающим холодным ветром. Далеко внизу несколько бедняков шли по мосту, возвращаясь из замка в свои деревни.
Три дня подряд она наблюдала за тем, как они приходили и уходили, пытаясь отвлечься от преследующего ее образа первой жены Дункана.
Поначалу они приходили лишь по несколько человек, будто все еще боялись хозяина Айлин-Крейга. Но число их постепенно росло, превращаясь порой в сплошной поток, движущийся по узкому мосту в обоих направлениях. Все они, как и положено, приходили к воротам замка за милостыней.
Жаль, что ее муж этого не видел. Он бы порадовался.
Резкий порыв ветра сорвал с головы накидку, и она тряхнула головой, нисколько не заботясь о своих волосах.
Ее внешность теперь ничего для нее не значила. Даже если она вплетет в косы золотые ленты и наденет платье, сотканное из лунного света, Дункан все равно не пожелает ее после того, как обладал женщиной столь прекрасной, что сама королева могла бы позавидовать ее красоте.
– Не соизволите ли вернуться в дом, миледи? Приближается сильный шторм. – К ней подошел Локлан. – Мой господин спустит с меня шкуру, если вы заболеете и он узнает о том, что я не смог уберечь вас.
– Очень мило, что ты так беспокоишься обо мне. Но в плаще я не промокну, к тому же дождь совсем не сильный.
Локлан взглянул на клубящиеся над заливом темные тучи.
– Умоляю вас, леди, господин будет гневаться, а я не хочу портить ему настроение сразу после того, как он возвратится.
«Как будто у него бывает хорошее настроение». Линнет едва сдержала готовые слететь с языка горькие слова. Громкие крики чаек вовремя помешали ей сорвать досаду на юноше, который действовал из лучших побуждений.
Она положила ладонь на его рукав и покачала головой:
– Нет, Локлан, боюсь, ты переоцениваешь значимость моей персоны для своего господина. Ты достаточно взрослый человек, чтобы понимать, почему он женился на мне. Вряд ли он будет переживать по поводу моей лихорадки и не станет тебя наказывать, если я не выполню твою просьбу.
Юноша покачал головой:
– Прошу меня извинить, но никак не могу с вами согласиться. Вы очень много значите для сэра Дункана.
– Пожалуйста, не надо говорить неправду. Это жестоко и недостойно тебя.
– Я не солгал вам. Клянусь всеми святынями моей родины. – Голос Локлана звучал достаточно искренне, и сердце Линнет взволнованно забилось. – Это чистая правда, и все об этом знают.
Здесь все защищают своего господина, подумала Линнет.
Даже если она поверит словам Локлана, а она вовсе не уверена, что следует так поступить, она не знает, как разрушить воздвигнутую Дунканом стену и завоевать его сердце. Сердце, которое, как она боялась, покоилось в могиле леди Кассандры.
– Леди, прошу вас, – настаивал Локлан, – не думайте, что я солгал, я скорее умру, чем обману вас.
Линнет повернулась к нему:
– У всех Маккензи, защитников моего мужа, такие медоточивые уста?
Красивое лицо юноши покрылось румянцем, и он слегка поклонился.
– Говорят, что это так. Хотя я не Маккензи. Я из клана Макрай. Отец отправил меня сюда учиться, когда мне было семь лет.
– Срок более чем достаточный, чтобы усвоить местные обычаи, – поддразнила его Линнет, подивившись тому, что бойкий сквайр поднял ей настроение. Еще немного, и она будет очарована его прекрасными речами и утратит чувство реальности.
Линнет гордо вскинула голову. Она не позволит дурачить себя, как Элспет, которая увлеклась старым Фергусом.
– Скажи, Локлан, почему ты так уверен, что сэр Дункан ко мне неравнодушен?
– Позвольте мне проводить вас в дом, леди, и я все объясню…
Опершись на руку, предложенную оруженосцем, Линнет не смогла сдержать улыбки.
– Как видно, ты не только вежлив, но и умен.
– У меня хорошие учителя, – ответил он, открывая перед ней дверь, ведущую в башню.
Юноша заговорил, лишь когда они вошли в комнату Линнет. Открывая дверь, с преувеличенной галантностью поклонился и поднес к губам ее руку.
– Для тех, кто хорошо знает господина, ответ на ваш вопрос очевиден, – произнес он, не выпуская ее руки. – Достаточно посмотреть на выражение его лица, когда он видит Робби.
Ее брови удивленно поползли вверх.
– Не понимаю.
– Не понимаете?
– Да… если только… – Неожиданная мысль, скорее даже надежда, промелькнула в ее голове, но она не осмелилась произнести ее вслух.
– Да, миледи. – Локлан расплылся в улыбке, словно прочел ее мысли. – Дункан любит Робби, но, ослепленный гневом и болью, не понимает этого. Когда он смотрит на вас, на его лице появляется такое же выражение.
Линнет хотела возразить, но не смогла – мешали слезы. Она попыталась улыбнуться Локлану.
В ответ он тоже улыбнулся и положил руку ей на плечо.
– Теперь вы понимаете?
– Да… хотелось бы… – замялась Линнет.
– Вы должны, – уверенно произнес юноша, отступив на шаг. – Если поймете, сможете ему помочь. Понимание – единственное, чего у него никогда не было и что ему необходимо.
Линнет кивнула, соглашаясь с юношей, но не знала, сможет ли помочь мужу. Она понимала, что его мучает, но не знала, что с этим делать.
А главное, не верила, что он питает к ней нежные чувства.
Скорее всего, Локлан ошибается.
Локлан развел огонь в камине и ушел, а Линнет еще долго стояла, глядя, как пламя набирает силу и с треском охватывает поленья. Откуда-то издалека доносились раскаты грома, но и они не могли заглушить громкого стука ее сердца.
Если бы она могла согреть душу Дункана так же легко, как этот огонь ее озябшие руки.
Если бы могла пробудить в нем страсть.
Если бы слова Локлана оказались правдой.
Но она слишком долго была одинока и нелюбима, чтобы поверить в это.
Дункан с отрядом вернулся поздно и сразу после кружки пива в общем зале по случаю возвращения хотел подняться в спальню Линнет, но его задержал Мармадьюк.
Утомленный и раздраженный, Дункан ждал, пока англичанин наконец заговорит. Его терпение было на исходе, очень хотелось поскорее оказаться в постели рядом с женой, почувствовать прикосновения ее ласковых рук, которыми он втайне наслаждался по ночам, притворяясь спящим.
Мармадьюк вручил ему какой-то флакон и сказал, где обнаружил его.
Дункан ужаснулся мысли, что Линнет была в его прежней комнате.
И наверняка видела портрет над камином. Он злился на себя за то, что давным-давно не уничтожил его и виновато выслушивал упреки Мармадьюка, объяснявшего, какое впечатление портрет мог произвести на Линнет.
Его голос доносился словно из тумана. Дункан едва слушал его. Он думал только о том, в какую божественную негу погружала она его каждую ночь. Его жена, милая и невинная, обладала огромной внутренней силой, словно внутри у нее бушевало пламя. К тому же она была умна, и Дункан не мог не восхищаться ею.
Жена Мармадьюка, покойная Арабелла, сестра Дункана, была смелой, красивой и своенравной, в отличие от простой с виду Линнет. А до женитьбы на Арабелле он имел дело с уставшими от жизни женщинами своего круга. Или вертихвостками при дворе короля Брюса.
Да, он знал женщин, но не таких, как Линнет. Она не упадет в обморок, увидев портрет Кассандры. Тем более что его красавица жена давно мертва.
Она скорее расстроилась бы, случись что-нибудь с ее любимым огородом.
Но вся его уверенность исчезла, как только он вошел в спальню и увидел ее сидящей у огня.
Она выглядела так, будто простояла под дождем и ветром все время, пока его не было. Волосы были спутаны, платье измято, ботинки потемнели от воды. Сухим казался один лишь плед, наброшенный на плечи.
– Господи, женщина, ну неужели я должен следить за тобой постоянно? – резко спросил Дункан, забыв все мягкие слова, которые хотел сказать перед тем, как лечь в постель в ожидании ее ласковых прикосновений. – Что ты сотворила с собой?
– Я… я была…
– Я знаю, где ты была. – Он шагнул к ней, держа в руке флакон с эликсиром.
Она молча смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– И тебе нечего сказать? – Дункан наклонился к ней так близко, что она почувствовала исходящий от него запах морской воды.
Она ничего не стала говорить, лишь покачала головой. Не упрекнула его. Не сказала, что отравляло ей жизнь с первого дня в Айлин-Крейге.
Мармадьюк предупреждал его: Линнет подумает, что он все еще любит ту стерву. Одноглазый пройдоха, как всегда, оказался прав. Вряд ли она когда-нибудь поверит, что ее предположения далеки от истины.
Дункан разразился проклятиями, еще более страшными, чем зловещая буря за стенами замка, но их заглушил удар грома. Линнет вскочила. Но не гром напугал ее. А Дункан. Неизвестно, услышала ли она его проклятия, но выглядел он не самым лучшим образом. И на то у него были веские причины. Он пытался найти лагерь Кеннета и его приспешников, заставить их навсегда покинуть эти края, а самого Кеннета за все его преступления отправить в самую глубокую пропасть ада. И все это ради нее.
Чтобы защитить от опасности, которую нес с собой Кеннет.
А она отталкивает его, словно от него исходит угроза.
Подойдя еще ближе, Дункан посмотрел на нее сверху вниз.
– Не хочешь сказать, что тебя мучает, не говори, но хотя бы объясни, почему ты выглядишь так, словно тебя окунули в залив.
– Я не выходила из замка, сэр. – В ее тоне прозвучали нотки упрямства. – Я была на стене, наблюдала…
– И об этом мне тоже известно, все вокруг только и говорят о твоем очередном подвиге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30