После того как она увидела отсветы адского огня во взгляде Кеннета Маккензи и узнала обо всех мерзостях, которые он и его люди сотворили в крохотном имении Мерчинсона, ужас не отпускал ее ни на минуту.
Она не уснет, пока ее муж со своими людьми не вернутся в замок. И когда наконец она услышала его шаги на лестнице, напряжение покинуло ее и она в изнеможении опустилась на подоконник. Но еще до того, как раздались его шаги, Линнет ощутила приближение к двери багрового облака его гнева.
У нее и в мыслях не было, что этот гнев направлен против нее. Она не сделала ничего, что могло бы его рассердить. Весь день утешала пострадавших от набега Кеннета.
Но от ее уверенности не осталось и следа, когда Дункан ворвался в комнату, яростно хлопнув тяжелой дубовой дверью. Страшный в своем гневе, он появился в проходе. Его могучие ноги были в грязи, переброшенный через плечо плед разорван и окровавлен, спутанные волосы разметались по хмурому лицу.
– Силы небесные! – взревел он. – А я-то думал, что женился на благоразумной девушке.
– А я думала, что выйду замуж за человека, который сделает меня своей женой, – парировала Линнет.
Кровь все еще кипела в его жилах, и Дункан всего четырьмя шагами стремительно пересек комнату. Схватив Линнет за плечи, он посмотрел в ее глаза, снова подивившись, откуда она берет столько смелости, чтобы снова пытаться досадить ему.
– Ты моя жена и не сомневайся в этом ни минуты. – Кипя от негодования, он уже пожалел, что так опрометчиво прикоснулся к ней. Распущенные волосы струились по ее плечами, и его пальцы утонули в них.
Его плоть предательски напряглась, рождая в воображении тысячи разных мыслей о том, что можно было бы сделать с этими роскошными волосами. Он пришел в невероятное возбуждение. Линнет непостижимым образом умела полностью обезоружить его, вызвав желание.
– Святые угодники, женщина, – продолжать он реветь, – ты хоть понимаешь, как рисковала сегодня?
– Вы тянете меня за волосы, сэр Дункан, – спокойно сказала она, но вздернутый подбородок никак не вязался с нотками смирения в ее голосе. – Пожалуйста, отпустите меня.
Он убрал руки. Она отбросила волосы с плеч, и они рассыпались по спине.
И теперь он оказался один на один с едва прикрытыми тонкой тканью ночной рубашки соблазнительными холмиками ее полных грудей. Сквозь полупрозрачную ткань просвечивали соски, лишая Дункана остатков самообладания.
Пламя свечей в бронзовом подсвечнике отбрасывало на ее пышные формы неверный свет, хотя и не слишком яркий, но вполне достаточный, чтобы различить в полумраке темный треугольник. У Дункана пересохло во рту.
Очевидно, что, проследив за его взглядом, она решила поддеть его еще больше:
– Вы пришли сюда, чтобы отчитать меня за сегодняшнее глупое поведение, или вы здесь для того, чтобы разглядеть, что у меня под рубашкой?
Дункан с трудом оторвал взор от темного треугольника и гневно посмотрел ей в глаза, отливающие янтарным блеском.
– Все мои домочадцы во главе со сладкоголосым Фергусом поют вам дифирамбы, миледи, – сказал он, едва сдерживая ярость. – Хотелось бы мне знать, что остановило моего братца – ваш острый язычок или хорошо заточенный стилет?
– И то и другое, – гордо ответила она.
Дункан подумал, что именно сейчас самое время ее поцеловать. Господи, неужели она не понимает, какой опасности подвергалась? Дункан схватил ее за руки и поднял их над ее головой. Бурное желание вскипело в нем. Он сгорал от желания зацеловать ее, удерживая в объятиях, пока не испытает блаженного облегчения.
Видит Бог, после этого страшного дня он заслужил гораздо больше, чем поцелуй. Ничто другое не помогло бы ему избавиться от кошмарных воспоминаний о бойне в доме Мерчинсона. Ведь та же участь могла постигнуть ее и Робби. Они чудом ускользнули из лап Кеннета. Дункан заморгал, пытаясь избавиться от наваждения. Страшные картины уступили место страстному желанию. Нет сомнений, он смог бы забыть обо всем, погрузившись в горячую шелковую негу между ее бедер. Все считали, что однажды он уже это сделал. Жаль только, что ничего не помнил.
И сейчас был не самый удачный момент освежить эти воспоминания.
Слишком колючей была его милая женушка и слишком острым ее язычок.
Увы, это не мешало ему желать ее до дрожи, мечтать о том, какие утонченные ласки мог бы он испытать от этого жадного, сладкого язычка. Дункан сдержал стон, чувствуя, как неуправляемые дикие силы глубоко изнутри разрывают его тело. Стоя всего в нескольких дюймах от нее, он свирепо смотрел ей в глаза, пытаясь сломить в ней силу, дающую ей мужество бросать ему вызов.
Но она смело встретила его взгляд, глаза ее сверкали от гнева. Потом она опустила их и отвернулась к окну.
– Святая Дева Мария, милая, перестань злиться и послушай меня. – Он взял ее лицо в ладони и повернул к себе. – Никогда, слышишь, никогда не покидай стен этого замка, не предупредив меня.
Она кивнула, и от этого движения ее грудь качнулась, коснувшись его предплечий. Страсть охватила его с новой силой.
Словно поддавшись тому же безотчетному чувству, Линнет попыталась высвободиться и случайно коснулась губами его ладоней.
Ощущение потрясло Дункана. Сладостная нежность губ, скользнувших по его коже, горячим потоком устремилась к его чреслам, высвобождая потаенные силы не только в них, но и в другом месте, куда он давно никого не пускал.
В ее взгляде проскользнула улыбка, и Дункану показалось, что она испытывает те же чувства. Она вздрогнула, но на этот раз не от ярости. Выражение ее лица смягчилось, она приоткрыла губы.
Он не мог вспомнить, когда последний раз женщина смотрела на него с такой страстью, но он еще не забыл этот взгляд.
Его милая жена хотела, чтобы он поцеловал ее.
И ему страстно хотелось удовлетворить ее желание. Но вопреки козням дьявола он не желал признаваться в этом даже себе самому! Стоит ему уступить соблазну, и он погиб, потому что на поцелуе он не остановится.
Он затащит ее в постель, презирая себя за слабость, и оставит там свое сердце. Сдержав проклятие, Дункан запустил пальцы в ее волосы. Не может же он наброситься на нее, словно разнузданный сатир, потакая своей похоти.
Даже если когда-нибудь он решится на близость с ней, а он вовсе не собирается этого делать, он будет нежен и внимателен и покажет ей, что супружеские отношения – это намного больше, чем было у них в ту ночь, когда он в беспамятстве лишил ее девственности.
Нет, она заслуживала настоящего, долгого и полного наслаждения.
Впрочем, он вовсе не был уверен, что при всем желании сможет посвятить ее в прекрасные тайны любви. Слишком давно он был нежен с женщиной. Да и был ли когда-нибудь? А раз так, то и незачем учиться этому с новой женой. Это не принесет ничего, кроме горя обоим.
Дункан отступил на безопасное расстояние и положил ей руки на плечи.
Теперь по крайней мере она не почувствует, как напряжена его плоть.
Вдыхая ее восхитительный аромат и ощущая ладонями нежный шелк ее волос, Дункан, прогнав с лица все эмоции, надел свою обычную мрачную маску.
– Дай слово, что никогда больше не будешь покидать замок одна.
Показался кончик ее языка, и она облизнула пересохшие, все еще раскрытые губы, их вид снова вызвал болезненный приток крови к его мужскому орудию.
– Милорд, но я не была одна, – снова возразила она.
– Черт побери! – взорвался Дункан, борясь с желанием встряхнуть ее так, чтобы она наконец поняла, какой опасности подвергала себя и ребенка. – С тобой был лишь старик, немой придурок и дряхлый, беспомощный пес! Ты понимаешь, что могло произойти? Она упорно молчала.
– Отвечай! – приказал он. – Ты понимаешь?
– Теперь понимаю, как и все в этом доме. Только мертвые могут не слышать, как вы кричите, – заявила она с таким же мрачным видом, как и он. – Но ради общего спокойствия, сэр, даю вам слово. Это больше не повторится.
Дункан отпустил ее.
– Тебя могли убить. И не надо мне рассказывать сказки о твоем героизме. В замке только об этом и говорят. Но послушай меня внимательно: мой брат просто забавлялся с тобой. Играл, как кот с мышью, понимаешь?
– Да, милорд, понимаю.
– Стоило ему захотеть, и он отрезал бы тебе голову прежде, чем ты успела бы достать стилет. – Он суровым взглядом посмотрел на нее, надеясь, что сумел передать свое чувство беспокойства. – Надеюсь, ты меня поняла?
– Да, сэр.
– Тогда всякий раз, когда тебе захочется выехать за пределы замка, не важно, куда и зачем, сообщи об этом мне. Я прослежу, чтобы тебя сопровождали наши лучшие люди.
Дункан круто повернулся и направился к выходу, но вдруг остановился и окликнул ее:
– Линнет?
– Да, милорд?
– Меня зовут Дункан. Не милорд, не сэр, а просто Дункан. Пожалуйста, называй меня так.
Он поспешил уйти – слишком велико было искушение излить ей свою тоску. Но он считал непростительной слабостью перекладывать эту непосильную тяжесть на ее хрупкие плечи.
Да и захочет ли она хоть немного облегчить его душевные муки? Дункан поднялся на крепостную стену и стал мерить ее шагами, созерцая сумрачные тихие воды залива, вглядываясь в ночную тьму сквозь старые бойницы, искал ответа на мучившие его вопросы, но не находил.
Король Брюс однажды ему сказал, что женщины питают слабость к воинам, только что покинувшим поле сражения.
Видимо, поэтому жена захотела, чтобы он ее поцеловал.
В тот момент она действительно смотрела на него с восхищением. В ее взгляде было обожание, которое он видел на лицах молоденьких и не слишком молоденьких благородных девиц много лет назад во время их военных походов по Франции.
Неожиданная нежность в ее взгляде заворожила его. Но только сейчас он понял, что это обожание было предназначено не ему лично, а его воинственному облачению и пледу со следами крови.
Просто он увидел то, что ему так хотелось увидеть.
Но каким бы глупцом он ни был, в его сердце возродилась надежда.
Надежда на то, что он сможет очаровать эту девочку, порой такую непослушную, слишком гордую, но более желанную, чем любая женщина, которую ему доводилось встречать в своей жизни. Она сможет полюбить его и возродить в нем самом чувство любви.
Да помогут ему небеса, хотелось верить, что у нее достанет смелости не только оказаться лицом к лицу с его братом, но и сразиться с демонами, завладевшими его душой и глумящимися над осколками его разбитого сердца. Благодаря ей он почти поверил, что Робби – его родной сын, она рассеет все его сомнения.
Дункан втайне надеялся, что в один прекрасный день станет самим собой, таким, как был прежде.
Преодолев желание пойти к жене и дать волю чувствам, Дункан прошел по короткому переходу вдоль стены и вернулся в башню.
Глава 8
Войдя в спальню, Дункан остановился, ошеломленный.
На его постели спал голый мужчина!
Дункан закрыл и открыл глаза, потер их в надежде, что этот раздетый бык, разметавшийся на его кровати, лишь плод его больного воображения, результат чрезмерной усталости.
Он снова посмотрел на кровать, нахал все еще лежал там.
Причем весьма удобно устроился. Сэр Мармадьюк спал на спине, широко раскинув руки и ноги, и громко храпел.
– Проклятие! – воскликнул Дункан. – Немедленно просыпайся и объясни, в чем дело, пока я не стащил на пол твою голую задницу!
Как только Дункан подошел к кровати, Мармадьюк приподнялся на локте и во весь рот зевнул. Дункан едва сдерживал гнев.
– Ты что, так напился, что перепутал спальни, или вы опять сговорились меня разозлить?
Мармадьюк снова зевнул и обалдело посмотрел на Дункана.
– Разве это я ворвался в чужую спальню?
– Придержи язык, англичанин. Я устал от загадок, которыми ты говоришь в последнее время, – сердито продолжал Дункан. – Ты развалился на моей кровати.
– Неужели? – Мармадьюк окончательно проснулся и удивленно приподнял бровь. – Может быть, ты перепил?
– Не смей даже заикаться об этом, сукин сын. Я еще не забыл, как ты подливал мне вино на свадебном пиру. – Дункан подбоченился. – Сегодня я трезв как стеклышко и очень жалею об этом. Пьяному легче созерцать такое зрелище. Я имею в виду тебя на моей кровати.
– Посмотрел бы на себя! Только я уснул, как вдруг врывается какой-то дикарь с бешеными глазами, в окровавленном пледе и разорванных штанах. – Мармадьюк сел на кровати и прикрыл нижнюю часть тела покрывалом. – Поверь, мой друг, привлекательным тебя не назовешь.
Дункан растерянно пригладил волосы.
– Весь мир сошел с ума? Я прихожу в свою спальню, мечтаю умыться и поспать. А тут ты. – Он помолчал. – И вместо того чтобы поскорее убраться, несешь какую-то ерунду.
– Перестань психовать, и я тебе кое-что напомню.
– Говори же скорее!
– Все очень просто, – спокойно произнес Мармадьюк. – Во время свадьбы ты предоставил мне право пользоваться твоей спальней, поскольку с большой выгодой для себя обзавелся другой комнатой. Неужели не помнишь?
– Не помню! – разъярился Дункан. – К тому же причем тут выгода, что ты себе вообразил?
– Пойди спроси у жены, она тебе объяснит.
– О Господи! – Дункан стащил Мармадьюка с кровати. – Вы все словно с ума посходили с тех пор, как эта девка из семейства Макдоннелов переступила порог нашего дома!
– Тсс, – Мармадьюк с упреком покачал головой, – тебе следовало бы вспомнить уроки Роберта Брюса, который рассказывал, каким образом можно очаровать женщину. Никогда не добьешься расположения своей супруги, если будешь плохо о ней отзываться.
– На кой черт мне ее расположение! – Дункан был вне себя от злости. – Я хочу спать! Убирайся в свою комнату, пока я не взвалил тебя на плечо и не оттащил туда сам.
– Ты же знаешь, я не сплю в своей комнате с тех пор, как умерла Арабелла. Там хранится мое оружие, и мы используем ее для тренировок твоего сы… э-э… мальчишки, я имею в виду Робби. Иначе я бы там и вовсе не появлялся. – Он помолчал. – Неужели ты и об этом забыл?
– Я ничего не забыл. Но скоро забуду, что называл тебя лучшим другом, – взорвался Дункан. – Ну не упрямься, я всего лишь предлагаю тебе присоединиться к спящим внизу в общей комнате, где ты всегда спишь. Здесь ты не останешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30