Видишь, ее здесь олицетворяет деревце. Прекрасная работа, правда?
Джон дотронулся до скульптурки и словно невзначай обвил Тину обеими руками. Она замерла, прижавшись спиной к его груди, и с колотящимся сердцем поняла, что надо как-то воспользоваться этим моментом, пока Джон не отодвинулся. Она повернулась лицом к мужу. Он смотрел на нее сверху вниз, затем опустил руки, и разочарованная Тина чуть не расплакалась. Слегка дотронувшись до ее волос, Джон заметил, что она плохо выглядит, и в следующее мгновение перед их глазами предстала щебечущая Рэчел. Дрожащими руками гостья сняла опаловое ожерелье.
Рэчел принесла большую шелковую шаль с бахромой и накинула ее Тине на плечи. Хозяйка проводила их до веранды и, целуя Тину в щеку, шепнула ей:
– Не позволяй своим мечтам разбиваться в прах, как это случилось у меня, детка. Во имя любви нужно пожертвовать многим, особенно гордостью.
Тина поняла, что имеет в виду Рэчел. Для того чтобы остаться с Джоном, ей надо забыть о его прошлом и подумать о будущем. Только тогда их отношения обретут смысл.
– Я обязательно вскоре приеду к тебе, Рэчел, – твердо пообещала Тина.
– Буду с нетерпением тебя ждать. Доброй ночи, дорогая! До встречи.
– Доброй ночи, Рэчел!
Джон взял Тину под руку, и они пошли мимо кустов тамаринда. Шторм недавно стих, и ночь была удивительно тихой. Среди деревьев блестели яркие, словно омытые дождем звезды. Путники пересекли рощицу, пошли вдоль берега, и Тина вспомнила строчку из стихотворения Теннисона «Мрамор песка под луной и облаками». Пейзаж стал таинственным, в коралловых рифах мирно плескались серебристые волны океана, а вдали виднелась неподвижная фигура ждущего их Джо.
– Шторм был очень сильный, миссус. – Когда слуга улыбнулся, помогая Тине подняться на катер, его зубы блеснули в лунном свете.
Джон прыгнул на борт, оступился, вполголоса выругавшись, и Тина поняла, что его нога все еще болит.
– Ну, как дела у твоих кузин? – спросил Джон.
– Эта Миллисент обкорнала себе все волосы и стала похожа на чучело! – громко фыркнул Джо, заводя двигатель. – Ну что делать с этими женщинами, босс? Никак они не могут без разных глупостей.
– Совершенно с тобой согласен, – улыбнулся Джон, и Тина, обернувшись, увидела, что муж, насмешливо подняв бровь, смотрит на нее.
Тина и Джон отвезли Лиз в школу и на пару дней задержались на прекрасном Барбадосе. Тине показалось, что это очень британский остров, богатый и очень спокойный. Они остановились в красивом отеле, гуляли в саду среди луноцветов и алых гибискусов, любовались бухтой, над водами которой порхали цветные летучие рыбы. Тина возмутилась, что таких красивых существ ловят для еды, но когда искуситель Джон уговорил жену отведать их, она отказалась от своих предубеждений. Супруги купались в Нижней лагуне, где солнечные лучи играли на воде радужными бликами, и когда уставшие пловцы лежали на золотистом, словно загар на девичьих щеках, песке пляжа, Тина впервые увидела ужасные рубцы на его бедре.
Шрамы были зубчатыми и широкими, такие остаются после глубоких ран. Тине захотелось погладить изуродованную кожу. В ней заговорила женщина, которая стремится к близости с мужчиной, но приходилось мириться с дружеским отношением Джона, потому что воцарился мир, а недавняя размолвка предана забвению. Тина решила, что худой мир лучше доброй ссоры – на данный момент.
Ей надо быть ко всему готовой. Паула Кэрриш не упустит случая, чтобы испортить Джону жизнь во второй раз.
Она слушала мягкие, успокаивающие звуки океана, плескавшегося у самых их ног, и смотрела сквозь полусомкнутые ресницы на далекие грозовые тучи. Ее пепельные волосы рассыпались по песку, и Джон играл ими, называя пряди солнечными водорослями. Тина невольно улыбалась, чувствуя, как их ноги то и дело соприкасаются в волнах прибоя.
Вечером они поехали в Бриджтаун, чтобы поужинать в устроенном на крыше ресторане «При свете звезд». Джон надел тропический костюм и, на взгляд Тины, был самым импозантным мужчиной в ресторане. Блеск его глаз сказал Тине, что она тоже неплохо выглядит. Джон явно гордился прелестной спутницей в восхитительном белом платье. Этот наряд Тина купила по настоянию Гай Лэннинг. Декольтированное платье обнажало мраморные плечи Тины, а его длина позволяла полюбоваться ее длинными ножками, стройность которых подчеркивали серебристые туфельки с перекрещивающимися ремешками. Атласная накидка висела на спинке кресла, красная, как губная помада англичанки, – в этот вечер Тина решилась на яркий макияж.
– Это правда, что ты танцевала только с подушкой в руках? – Джон недоверчиво улыбнулся.
Тина кивнула, слегка притопывая ножкой в такт мелодии. Ей казалось, будто музыка обволакивает и ласкает ее.
– Надо это исправить, – загорелся Джон. – Боюсь, правда, что чертова нога позволит мне сделать с тобой лишь несколько кругов. Впрочем, я и раньше не был хорошим танцором. – Он встал, обогнул стол, провел жену на середину зала, и через мгновение Тина почувствовала его руку на своей талии.
Конечно, за этот фокстрот они не получили приза, но Тина наслаждалась каждым мгновением танца. Она словно побывала на небесах.
«Я не могу поверить, что ты так близко, – проникновенно пела в микрофон певица. – Скажи мне, что это не сон, останься со мной, когда наступит ночь...»
Выйдя из ресторана, они заказали двуколку – это было так романтично! Копыта лошадей постукивали по ровной дороге, каждый камешек на которой был различим – наступило полнолуние, и звездная ночь казалась необычно светлой. Это действительно напоминало медовый месяц, и Тине показалось, что Джон чувствует то же, что и она, ведь когда они подъехали к отелю, он предложил ей прогуляться по саду.
– Как каникулы, правда? – рассмеялся он. – Барбадос по-прежнему прекрасен.
– Здесь я наслаждаюсь каждым моментом, – согласилась Тина.
Джон остановился у мерцающего лиловым светом бассейна и нежно провел пальцами по лицу Тины. В этот момент она все что угодно променяла бы на его признание в любви.
– О, Тина... – промолвил он, прижавшись щекой к ее волосам. Неужели он ее так и не поцелует? Ее сердце чуть не остановилось, когда она вдруг с ужасом подумала, что в этом полном запахов ночном саду его преследуют воспоминания о прошлом. Не бывал ли он на Барбадосе с Джоанной? Может, он стоял с ней здесь среди луноцветов? Их листья тянулись к ним со всех сторон, словно жадные руки, и Тина невольно поежилась... – Пойдем в отель. – Джон отодвинулся, оставив ее потерянной и несчастной.
На следующий день они вернулись домой, и Джон сразу же погрузился в работу. Его мастерская была оснащена куполообразной стеклянной крышей, пропускающей в помещение потоки света. Здесь почти всегда было холодно, возможно из-за обилия влажной глины и расставленных там и сям незаконченных скульптур.
Тину очень интересовало, как Джон работает, но ему больше нравилось творить в одиночестве, если не считать натурщиц. Для создания живого образа из мертвой глины скульптору требовалось сконцентрироваться. Вечерами Тина всегда старалась дать мужу время, чтобы он переключился на отдых и общение с людьми.
После целого дня, проведенного в мастерской, Джон казался далеким и отрешенным, его волосы были растрепаны, руки запачканы глиной, а на брюках оставался пепел от сигарет. Конечно, иногда вдохновение покидало его, и однажды он целый день вырезал для Тины небольшую статуэтку из красного дерева. Это была Психея с распахнутыми маленькими крылышками – настоящее произведение искусства. Тина поставила фигурку на туалетный столик и подолгу любовалась ею, размышляя, было ли это завуалированное признание, ведь Амур был влюблен в Психею.
В «Доме у синей воды» настали счастливые времена. Однажды утром, делая покупки вместе с Топаз, Тина заметила знакомое лицо, и через несколько мгновений ей улыбались зелено-коричневые глаза Ральфа Кэрриша.
– Давненько ты меня не навещала, – посетовал он.
Тина не решалась нанести ему визит, потому что избегала встреч с Паулой, но когда Ральф словно невзначай обронил, что весь следующий день проведет один, она согласилась выпить с ним чаю.
– Я целый день в бегах, поэтому приходи пораньше, ладно? – Получив согласие, он повернулся к Топаз и спросил, как поживают ее дети.
– Они славные ребята, мистер Ральф. – Топаз блеснула ослепительно белыми зубами, не выказав даже тени неприязни, которую она демонстрировала, общаясь с его сестрой.
Ральф распрощался с ними, и, когда женщины остались одни, Топаз объявила, что мистер Ральф настоящий «дженльмен».
– Он не такой, как та мисс Паула, – мрачно добавила она.
У Тины при этих словах бешено заколотилось сердце, но она не решилась спросить, что Топаз имеет в виду. Джо, ее муж, был свидетелем гибели Джоанны. Вдруг он заметил что-то необычное и поведал об этом жене? Тина почувствовала, что Топаз как-то напряглась и, судя по всему, вряд ли что-то расскажет хозяйке. Рэчел Кортни однажды заметила, что не стоит ворошить остывший пепел, пусть его лучше развеет ветер. Поэтому Тина, заметив на пристани только что выловленных крабов с небольшими клешнями, начала торговаться с продавцами на местном наречии.
– Вы становитесь очень хорошей хозяйкой, мэм, – одобрительно заявила Топаз, когда они укладывали покупки в багажник. – У этих крабов очень нежное мясо, если смешать его с луком и рисом, а потом добавить масла и поперчить – пальчики оближешь.
На обратном пути Тина поддерживала разговор на кулинарные темы, потому что, как только речь заходила о «тайнах», Топаз погружалась в пучину самоанализа и впадала в уныние. Тине не раз доводилось касаться призраков, преследовавших ее в супружеской жизни, – например, в «Доме у синей воды» было три окна с голубыми, как море, всегда опущенными шторами, и однажды утром Топаз упомянула, что этими комнатами когда-то пользовалась первая жена мистера Джона.
Тина сразу почувствовала неудержимое желание побывать в этих комнатах, но долго не решалась туда зайти, опасаясь вызвать гнев Джона. Наконец она подошла к заветной двери. Проникающие через витраж солнечные лучи окрашивались в красный цвет, словно предвещая нечто зловещее Тине, уже взявшейся за фарфоровую дверную ручку.
Тина почувствовала слабый аромат жасмина, когда-то нежно благоухавшего, а теперь издававшего запах горечи и тления. Было душно и темно, как в могиле. Толстый ковер аквамаринового цвета поглощал звук шагов Тины. Она испуганно вздрогнула, увидев собственное отражение, движущееся в зеркале, которое держали над мраморным камином позолоченные озорные купидоны. Все это казалось нелепым и странным в комнате, где уже не было хозяйки, которая смотрелась бы в это зеркало, причесывая рыжие кудри, и вслушивалась бы в шум набегающих на песок волн.
Тина ненадолго сняла пыльные чехлы, скрывающие позолоченную мебель, затем приподняла покрывало с кровати – огромного лебедя, плывущего по морю ковра цвета глаз Джоанны. Запах жасмина стал гораздо сильнее, Тина начала задыхаться. Потом, словно ее подтолкнула неведомая рука, англичанка подошла к огромному платяному шкафу и распахнула створки. Здесь хранились умершие шелка, шифон и органза, в которые наряжалась красавица Джоанна. Навсегда заснули блестящие меха, маленькие туфельки, костюмы для верховой езды. Умерла сама хозяйка, но не ее душа! Тина поспешила прочь, но еще многие часы ее преследовал запах увядшего жасмина.
Заходит ли Джон в комнаты Джоанны, чтобы прикоснуться к элегантным вещам, которые она сама выбирала и которые помнят ее пальцы? Стоял ли он у этих окон, прислушиваясь к шуму моря, но слыша лишь звуки до боли знакомого голоса? Голоса, который печально спрашивал Джона, почему он забыл свою суженую?
Бунгало Кэрришей оказалось большим и живописным. Окружавшие его ряды пальм создавали атмосферу спокойствия, характерную для частных владений. Крышу покрывала зеленая черепица, оштукатуренные стены сияли белизной, а окна украшали яркие шторы. Перед домом находился чудесный сад с узкими дорожками между любовно разбитыми цветочными клумбами. Все как у всех – не было только игривой дружелюбной собаки, обычно прячущейся от жары под персиковыми деревьями или шлепающей по полу веранды.
– У тебя нет четвероногого любимца, Ральф? – спросила Тина больше для того, чтобы поддержать беседу. Паула совсем не походила на человека, которому нравится присутствие домашней живности.
– На плантации у нас есть пара сторожевых собак, – улыбнулся Ральф, любуясь стройной гостьей в голубых джинсах и рубашке, с растрепавшимися волосами. – Ты выглядишь прехорошенькой, уверенной в себе леди, – восхищенно сказал он.
– Да ладно тебе. – Она улыбнулась Ральфу в ответ, в который раз подивившись, что он холост. Этот парень слишком хорош, чтобы прозябать в одиночестве. Да вокруг полно женщин, готовых кинуться ему на шею!
– Давай немного выпьем, а потом я покажу тебе плантацию? – предложил хозяин.
Тина кивнула, сев на обитую светло-зеленым бархатом кушетку. Рядом располагался небольшой столик, над которым по вечерам зажигали лампу с матовым стеклом. Вокруг, словно лепестки разноцветной ромашки, были расставлены оранжевые и изумрудно-зеленые плетеные кресла. Ральф готовил коктейли у бара из бамбука. В комнате все напоминало о Пауле, в первую очередь шаманские эбеновые маски на светло-зеленых стенах и колючая, словно проволочная ветка в медном сосуде – почти такого же цвета, как ее густые блестящие волосы.
Ральф подал Тине тюльпанообразный бокал, почти до краев наполненный смесью джина со льдом, сока свежевыжатого лимона и тоника.
– Высший сорт! – похвалился он, садясь рядом с гостьей и закидывая ногу на ногу.
– М-м-м... – Тина пригубила напиток и смешно сморщила нос. – У тебя хороший джин.
– Как там Джон? – поинтересовался он. – Я его уже недели две не видел, – и с легкой усмешкой продолжил: – Ничего странного – ведь у вас продолжается медовый месяц.
– Он работает над новым проектом. – Тина мучительно покраснела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22