К концу недели эти демоны разрушат весь дом до основания, и что она тогда скажет его новому владельцу?! Извините?..Она нервически затянула потуже поясок на пеньюаре и подумала о том, что ей, пожалуй, все же стоило пойти переодеться. Вдруг это не Виктория? А неизвестный ей наследник или еще хуже, какая-нибудь знакомая Джослина, решившая навестить его?От нерешительности ее избавила тишина, столь несвойственная дому за последнее время. Это как-то настораживало… Слуги, словно вымерли, а ведь по здравым размышлениям, если к ней пожаловал гость, то кто-то должен был предупредить ее об этом.Немного подумав, Гейл решила направиться в малую гостиную, расположенную ближе всех к холлу. Когда-то, Джослин впервые, вместе с другими гостями принимал ее у себя в доме, именно в этой гостиной. Она, как сейчас, помнила, любопытно рыскающих девиц Вендалл, самоуверенно-раскованную, ослепительную Селину, загадочного Энтони, и веселящегося Джослина…О, Боже, Боже, Боже! За что ты наделил человека воспоминаниями? В этот доме каждый угол напоминал ей о Джосе…Чем быстрее она расскажет все Виктории, тем быстрее она сможет уехать отсюда. Может быть даже сегодня… И ей не придется очередную ночь лежать в холодной, королевских размеров кровати и думать о соседней спальне…Решительно войдя в гостиную, Гейл недоуменно огляделась. Та была пуста.Неужели мальчишки просто пошутили? Ну, и сорванцы! Она как следует с ними разберется… Но может быть гость уже уехал?Развернувшись, она неожиданно со всего размаху на кого-то налетела. Столкнувшись с неизвестным, она чуть ли не упала, так что ему пришлось поддержать ее за локоть. Вскрикнув от неожиданности и испуга, Гейл вскинула голову вверх, и остолбенела…— Милостивый Боже…
Силы мгновенно оставили ее, и она бы тут же рухнула, не поддержи ее этот осунувшийся, со следами лихорадки и ужасного измождения человек. Он был подобен смерти. Бледный, с безумными глазами, под которых чернели провалы. Он был сам смерть. Потому что это был Джослин. Ее убиенный муж.Этот ангел преисподней, неожиданно крепко прижал ее к своему телу, так что у нее затрещали кости и она стала неистово отклоняться. Не потому что боялась. Нет. Она боялась выпустить из поля зрения его лицо и понять, что ей всего лишь показалось.— Ты… — всхлипывала она. — Ты…— Жива… — шептали его лихорадочные губы, а руки крепко-крепко припечатывали ее к своему телу. — Я нашел тебя…Ее рассудок мутился, перед глазами плясали какие-то полупрозрачные круги и она часто-часто моргала, пытаясь не упускать его из виду. Ее руки цепко вцепились в лацканы его сюртука, так что даже если бы он и захотел исчезнуть, она бы ему не позволила.— Я сошла с ума? — бормотала Гейл и лихорадочно покрывала поцелуями любой попадавшийся участок его тела — щеки, шею, подбородок, плечи, лацканы сюртука… Слезы, потоком полились из глаз, но она их не замечала.Каждой клеткой своего тела она впитывала его контуры. Пальцами, губами, глазами ощупывала, убеждаясь, что это правда и он жив! Жив! ЖИВ! Невредимый, живой, настоящий!Слезы, рыдания, всхлипывания, бессвязные слова — ей казалось, что именно сейчас, сию минуту, она должна рассказать ему все, как она страдала, как любит, иначе в любой миг он может так же бесследно исчезнуть, испариться и она упустит возможность…— О, Джослин! Я сейчас все скажу. Все, все, все скажу. Я думала, ты погиб. Умер. Мне было так плохо! Я как только вспоминала, как себя вела, какой была дурой… Идиоткой. Прости меня. Я больше никогда… — Он прерывал каждое ее слово поцелуем. Заглушал признания пальцами, которые дотрагивались до ее говорящих губ, словно бы не веря, что вот она, рядом с ним — живая и невредимая. И плачет от счастья. И говорит глупости. И что нос у нее покраснел, а глаза, как у кролика. — Знаешь, мне абсолютно все равно, если ты меня не любишь, правда-правда. Я буду рада, если мы просто останемся друзьями. Но молчать, нет, молчать я не могу. Я скажу: я так тебя люблю! Невыносимо. Лучше самой умереть, чем жить и знать, что я тебя больше не увижу. Это так больно…О, неужели все это ей не грезится? И вот он стоит перед ней, целует ее и она ощущает, как лихорадочно горит его тело, как дрожат его руки, а лоб вспотел…— Я очень-очень-очень тебя люблю! — Сжимая горстями ткань сюртука, горячо шептала Гейл, уворачиваясь от его пальцев, которые мешали сказать ей самое главное. — И если хочешь, я даже тебя оставлю, дам тебе немедленный развод, без всяких скандалов и деления наследства. Хочешь? Ты только скажи…Он вдруг рухнул у ее ног. Словно подкошенный, пораженный громом. Она лишь глухо вскрикнула, не сумев удержать его и кинулась на пол, перетянув его голову к себе на колени. Он стал еще бледнее. Не дышал. Казалось, он умер. Снова. Еще раз.Ее нечеловеческий вой огласил весь дом. Зарыдав, она подумала, что сейчас у нее разорвется сердце. Она этого больше не выдержит.— Любимый, ну, пожалуйста, не умирай… Только не сейчас…Мне надо тебе еще столько сказать, Джослин!— Что здесь происходит?!Вокруг нее засуетились люди. Размытие пятна, не лица. Она никого не узнавала, не различала — где женщина, где мужчина, где ребенок. С десяток рук подняли ее с пола и понесли тело Джослина, за которым она последовала не раздумывая. Уложив его на кровать, ей позволили вновь приблизится к нему, и она вцепилась в его руку, прижав ее к своей груди и смотрела, смотрела, смотрела на его лицо… пока не уловила слабое дыхание.Рассудок вернулся к ней. Нет, он не умер. Всего лишь потерял сознание.— Скоро прибудет доктор, миссис Стэнфорд. — Сказала ей миссис Кросби. — Давайте разденем графа, ему должно быть удобно. Он сильно изможден.Заглянув в глаза экономки, и не увидев в них страха, лишь озабоченность состоянием хозяина, Гейл, как сомнамбула встала с кровати.Общими усилиями стянув с ног графа грязные сапоги, они принялись расстегивать на нем одежду. Сюртук еще не успел пропитаться кровью, чего нельзя было сказать о жилете, черное пятно на сером фоне уже успело достигнуть размеров чайного блюдца. Гейл лихорадочно расстегнула жилет и глухо простонала, увидев рубашку, прямо-таки алевшую от крови.Разве при таких ранах живут? Разве от таких не умирают?..Стоило ей добраться до его голой груди и увидеть толстый слой алых бинтов, и кровь стекающую вниз по животу, размазанную по коже, как она больше не выдержала и все же потеряла сознание.
Открыв глаза, она недоуменно моргнула. Перед ней стояла Виктория и прижав палец к губам, подавала знаки, приказывая ей выйти из комнаты. Бесшумно последовав за свекровью, Гейл обернулась, кинув обеспокоенный взгляд на Джослина, который по-прежнему спал, и скривилась, ибо шея от многочасового сидения на кресле немилосердно затекла. Но ничто, никакие неудобства в мире, не могли ее заставить не ночевать в его комнате. После злополучного обморока, из-за которого приглашенной доктор был вынужден заниматься сразу же двумя больными, прошла уже неделя. Но до сих пор Гейл неотлучно — днем и ночью находилась возле постели мужа, который по большей части спал, а если просыпался, то ненадолго.Тихонько прикрыв за собой дверь, Гейл широко зевнула и поинтересовалась:— Что случилось?Виктория вот уже несколько дней, как вернулась из Бата. Правда, ее отношение к состоянию сына очень уязвило Гейл. Преспокойно поцеловав того в лоб и пробормотав, что-то вроде того, что он в хороших руках, она отправилась в свои апартаменты и больше из них не показывалась. Вот так-то вот! Ни слез, ни истерик, не беспокойства.Виктория отступила на шаг и указала на зеркало.— Вот это!Не понимая, что та имеет в виду, Гейл шагнула ближе, но так ничего и не увидела.— Ничего не понимаю… — пробурчала она и вопросительно уставилась на свекровь.— Вот именно, что не понимаешь! А раз ты не можешь увидеть это сама, мой долг, как хорошей матери, помочь тебе разобраться.Гейл еле сдержалась, чтобы насмешливо не пройтись на счет «хорошей матери», но все же промолчала.— Видит Бог, я не хотела вмешиваться. Как бы мне не хотелось окружить сына заботой и вниманием, я все же смогла сообразить, что вы оба так настрадались, что никто другой вам больше и не нужен. Но так больше нельзя, Гейл. Ты только взгляни на себя. — Виктория взяла ее за подбородок и заставила Гейл взглянуть на свое отражение в зеркале. — В кого ты себя превратила? Пугало, и то симпатичнее будет. Разве тебе хочется, чтобы после пробуждения мой сын увидел эти всклоченные сальные волосы, темные круги под глазами и эту мятую тряпку, вместо платья?..— Он еще так слаб…— О Господи, какая ерунда! Да вы со своим доктором так часто пичкайте его снотворным, что неудивительно, что он только и делает, что спит!— Да откуда вы знаете, как обстоят дела?!— Не смотря на то, что я не сижу у изголовья больного, я все же интересуюсь его состоянием у доктора и Дженнингса. Послушай меня, Гейл. Довольно! Остановись! Джос сильный мужчина. Он не умирает…Гейл задумалась. Да, конечно, она понимала, что Виктория права, но трудно пересилить собственное беспокойство. Сейчас, когда Джос слаб, еще можно обманывать себя и находить оправдания своему поведению. Но стоит ему очнуться и потребовать, чтобы она выполнила свои клятвы, то, что тогда?.. Если Джос напомнит ей об обещании покинуть его, разве от горя у нее не разорвется сердце?..Виктории-то легко. Она не жила неделями с мыслью о том, что Джос умер. Ей легко поверить в его выздоровление, ведь она не видела, как в него стреляли, и в каком виде, тот пришел к ней. Смерть и то краше будет. А эта ужасная рана…— Гейл, — еще более настойчивее сказала Виктория, — приди в себя!Что ж, эта ситуация не могла продолжаться вечно. Она ведь отнюдь не трусиха! И не будет сознательно оттягивать конец, зная при этом, что занимается самообманом. Пора-пора расставлять все точки над «и». Но конечно, не в таком виде. Уж в этом-то Виктория права. О-о, она мудрая женщина. И инстинктивно угадала все.Все эти дни, она так переживала из-за состояния Джослина, что была неспособна и думать об отдыхе. И как итог, в зеркале отражалось словно бы чужое, одутловатое, оплывшее лицо, с впавшими глазницами, потрескавшимся губами и ужасными, отвратительными волосами. И вот это страшилище и будет решать свою дальнейшую судьбу?Гейл лихорадочно дернула за ленту звонка, вызывая прислугу и уже полчаса спустя, наслаждалась обжигающей ванной, наносила на губы мед, чтобы избавиться от сухости, намыливала волосы и нещадно терла жесткой мочалкой тело. Виктория, поняв, что ее замысел удался, удалилась «досыпать», ведь она встала в несусветную рань — пять часов утра!Высушить волосы оказалось не так-то быстро, как Гейл на то рассчитывала, зато она успела в мельчайших деталях продумать свой гардероб.Она надела розовое. Воздушный, легкий розовый шелк, украшенный лишь белыми гофрированными блондами Дорогие кружева.

по вырезу платья, полностью открывавшим плечи. Гейл знала, что этот цвет придаст ее лицу несуществующий румянец, слишком смелый вырез для домашнего платья отвлечет внимание Джослина от ее запавших глаз, а запах розовой воды, прогонит запах лекарств и спертого воздуха. Уж если он и отвергнет ее, то по крайней мере не будет жалеть…
Джос нахмурившись, наблюдал за бесшумными движениями жены.Недосказанность, да что там, нелепость, так и витала в воздухе.Этим утром он считал себя самым счастливым человеком на земле. То, о чем он беспрерывно молил Бога все эти недели, сбылось. Тогда, за те недели, он был готов отдать за то желание все что угодно. А в итоге получил все за бесплатно. Ну, не радоваться ли ему? Его жена рядом, живая и здоровая. Этим утром он впервые не почувствовал тяжелого дурмана, от которого хотелось лишь одного — спать, спать и спать. Он даже с аппетитом поел, неслыханная роскошь за эти недели, когда он даже вкуса пищи не ощущал. Что там, он почувствовал себя окрепшим настолько, что сам, без чьей-либо помощи дошел до ванной комнаты и чуть ли не целый час наслаждался горячей благоухающей ванной. При этом швы на ране не разошлись, кровь не текла, и казалось, что наконец-то его дела пошли на поправку. Чего еще желать? Его враги повержены, справедливость восторжествовала. Все вокруг оказывали ему повышенное внимание и заботу. Все было бы хорошо, просто замечательно, если бы не одно «НО».Джослин не закрыл глаза, когда Гейл мимолетно скользнула по нему взглядом, видимо желая убедится, что он все еще спит. Специально. Чтобы в который раз увидеть, этот непонятный, серьезный взгляд. Неужели все, что он помнит, ему всего лишь пригрезилось?..— Привет, — ее губы тронула натянутая улыбка. — Ты уже давно не спишь?Ему хотелось протянуть к ней руку и увлечь к себе на кровать. Поцеловать в эти сомкнутые губы, а потом поговорить по душам. Ему хотелось рассказать ей, что он чувствовал в те дни, когда думал, что потерял ее. Прижать к себе крепко-крепко и никогда больше не отпускать от себя дальше, чем на шаг. Чтобы чувствовать, как она дышит, как смеется, зевает, ест…— Я только что проснулся, — вместо этого зачем-то солгал он. Ведь он не спал, когда она только-только вошла к нему в комнату, и осторожно прикрыв за собой дверь, начала бесшумно прибирать лекарства на прикроватном столике. За нее это мог сделать Дженкинс, горничные, но она почему-то предпочла все делать сама…— Как ты себя чувствуешь? — задала она уже привычный ему вопрос.— Великолепно. — Джос откинул одеяло и обнаженный встал перед ней во весь рост. Он ожидал чего угодно, что она покраснеет, убежит или вдруг начнет беспокоиться о том, что она слишком резко встал, простудится, ну, в крайнем случае, отведет взгляд. Но не того, что она начнет спокойно разглядывать все его тело. Именно, что СПОКОЙНО!Резко повернувшись, предоставляя ей возможность хладнокровно оценивать его голые ягодицы, он сдернул с кресла стеганный халат и накинул его на себя. Нет, его терпение лопнуло!Лишь только он отвернулся, как из ее ослабевших рук выпало полотенце, и Гейл схватилась за лоб, который неожиданно вспотел. Однако стоило взбешенному Джослину повернуться к ней лицом, как на ее лицо вновь застыло скучающее выражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36