И Стив, и Клей думали друг о друге как о человеке, с которым им хорошо.
«Странно, — подумал Клей, — но из всей семьи Кэтрин это первый человек, к которому, я чувствую, меня тянет…»
Он надеялся увидеть кого-нибудь похожего на отца Кэтрин — грубое, отталкивающее подобие Герба Андерсона. Вместо этого он обнаружил искреннюю улыбку, интеллигентные глаза и лицо, очень сильно похожее на лицо Кэтрин, только теплее. Он подумал, что, возможно, годы, проведенные далеко от дома, дали возможность Стиву Андерсону улыбаться жизни, Кэтрин же была к этому еще не готова. В лице брата Клей увидел возможность того, какой может быть Кэтрин, если сбросит со своих плеч тяжелый груз воспоминаний и снимет защитную маску со своих эмоций. Возможно, Клею понравился Стив потому, что, казалось, ему одному удавалось взволновать Кэтрин, заставить ее чувствовать и не скрывать свои чувства.
Когда подошло время обеденного перерыва, и Ада Андерсон остановила свою машину, в ее глазах появились искры жизни, которых не было на протяжении многих лет. Вокруг глаз, как всегда, были морщинки, но они светились в ожидании. Ее обычная шаркающая походка сменилась быстрым шагом. Ада даже слегка накрасила губы.
— Ада?!
Ада обернулась, услышав голос мастера, сгорая от нетерпения выйти.
— Вообще-то я спешу, Глэдис. Знаешь, мой мальчик приехал.
— Да, я знаю. Я проверила твою продукцию, неделя была хорошей. Дело в том, что на всей линии в эту неделю было много работы. Почему бы тебе просто не отдохнуть оставшуюся половину дня?
Ада перестала беспокойно теребить воротник пальто.
— Неужели, Глэдис, ты так думаешь?
— Конечно да. Не каждый же день сын приезжает домой из Воздушных Сил.
Ада улыбнулась, надела на руку сумку, бросила взгляд на дверь, потом, обратно на Глэдис Меркинс.
— Это ужасно любезно с твоей стороны! Если у тебя возникнут когда-нибудь трудности, я выполню дополнительную работу.
— Иди, Ада.
— Большое спасибо, Глэдис.
Глэдис Меркинс наблюдала, как Ада поспешно шла к дверям. Она удивлялась, насколько человек может стать таким угнетенным, флегматичным и непритязательным, что даже не попросит отгул, чтобы побыть с сыном, которого не видела шесть лет. Если бы об этом не говорили в магазине, Глэдис сама не узнала бы. Ей стало приятно оттого, что в первый раз за многие годы она увидела на лице несчастной женщины улыбку.
Ада бегло осмотрела улицу, прижимая ворот пальто к шее, ее сердце бешено колотилось в ожидании. Ветер приподнял кромку ее пальто, растрепал седеющие волосы. Она неуверенно осмотрела пустынную улицу. На ней размещались только щегольские холодные кирпичные торговые строения и с шумом проносились грузовики, которым, казалось, не было конца. Однотипные связанные между собой заборы украшали потрепанные обрывки бумаги. Воздух был пропитан выхлопными газами. Съежившаяся против ветра, Ада сама была похожа на брошенный мусор.
Неожиданно машина, проехавшая мимо нее, резко затормозила у обочины. Из нее выскочил молодой мужчина. Забыв закрыть дверь, он побежал, махая руками и крича:
— Мама! Мама!
И мусор превратился в трепещущую жизнь. Ада побежала навстречу сыну, вытянув вперед руки, по ее лицу текли слезы. Она никак не могла поверить, что это Стив — такой большой, такой широкий и такой настоящий.
— О мама… Господи… мама.
— Стив, Стив, дай я взгляну на тебя!
Он отступил назад и внимательно рассмотрел ее.
Мать постарела. Он крепко обнял ее, чувствуя свою вину. По щекам Ады текли слезы. Стив надеялся загладить свою вину перед матерью до того, как еще раз ее покинет.
— Пошли, мама. В машине Кэти… Мы сейчас поедем на ленч.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Наконец наступил день свадьбы Кэтрин. Это был последний день, который она проведет вместе с девушками в «Горизонте». Она уже не сдерживала их эмоций, временами чувствуя, что задыхается в их чрезмерной заботе. Выражения их лиц, эти кроличьи взгляды действовали на ее сознание. Кэтрин была уверена, что они станут ее епитимьей на всю оставшуюся жизнь. Сага, которую она принесла в «Горизонт», останется легендой внутри его стен, и любая сказка Ганса Христиана Андерсена могла бы с ней посоревноваться. Но конец этой легенды, не известный еще никому из них, останется ее личной тайной.
Она с трудом сдержала слезы. Девушки играли с ней в «свадьбу», наряжая ее, как в детстве наряжали своих кукол, напевая себе под нос «Логенгрин», притворяясь, что этой куклой были они сами.
Для Кэтрин это было суровое испытание — постоянная улыбка на губах, живость в голосе… Когда приблизился последний час, она поняла, что любит, по-настоящему любит очень многих из этих девушек.
Она села перед зеркалом, ее лицо пылало, обрамленное трогательным ореолом мягких светлых локонов, высоко подобранных и скрепленных зимней гарденией, а от нее вниз по спине спускалась тонкая белая лента. Они купили ей подвязку и надели на икру, смеясь и отпуская глупые шутки. На Кэтрин было самое сексуальное белье, каким она когда-либо владела. Ее мать купила это белье в магазине для служащих в «Мансингвэа», удивив продавщиц. Бюстгальтер был очень узким, впереди с глубоким вырезом, нижняя часть образовала в форме лотоса атласные пальцы, которые поднимались к соскам и едва прикрывали их. Изысканные трусики, украшенные прозрачным кружевом, закрывали тонкую полоску кожи, выставляя напоказ бедра. Комбинация прекрасно бы сошла за вечернее платье. Она была декольтирована так же глубоко, как и бюстгальтер, и спускалась вниз, облегая бедра и заметно выступающий вперед животик. Сейчас Кэтрин положила на него руки, глядя на подвязку и лица, окружившие ее. Ее глаза наполнились слезами. Она сделала глубокий вдох, провела кончиком пальца под ресницами, зная, что глаза девушек следят за мерцанием бриллианта.
— Девочки, не надо! — сказала она, задрожав. — Не нужно так радоваться за меня. Каждая из вас должна быть на моем месте, а не я! — Она не выдержала и зарыдала.
— Не смей плакать, Кэтрин Андерсон! — начала браниться Мари. — Не делай этого после стольких трудов над косметикой. Если ты проронишь на нее еще хоть одну слезу, мы от тебя отречемся.
Все рассмеялись, а Кэтрин воскликнула:
— О нет, вы этого не сделаете! Вы не можете отречься от меня, также как и я не могу отречься от вас. Теперь нет. Мы едины…
Кэтрин сжала губы. Она неуверенно засмеялась, вытянула руку и потребовала бумажную салфетку. Кто-то заметил:
— Эй, Андерсон, осуши свои слезы или еще что-нибудь! Это сняло напряжение. Снова проверили косметику, кто-то принес простое платье, в котором Кэтрин поедет в машине, свадебное платье, уложенное в пластмассовый чехол, сумочку и небольшой чемодан с вещами.
— Ты положила духи?
— Да, спасибо, что напомнила, Фрэнси.
— А как насчет пилюль? Пилюль?!
— Тебе они понадобятся, чтобы высоко летать.
— Клею понадобятся пилюли, когда он увидит это нижнее белье.
— Будь осторожна с гарденией, когда будешь садиться в машину!
— Твой брат здесь, он только что приехал!
Все бросились вниз. Стив вынес на улицу вещи Кэтрин и снова вернулся за ней.
Все. Нужно было идти… Но это было очень трудно сделать, вдруг отвернуться и уйти от тепла и любви. Миссис Толлефсон подошла к ней и просто сказала:
— Кэтрин, мы все так счастливы за тебя. Мне кажется, что ты превратила каждую девушку здесь в нечто большее, чем они были раньше. Правда, девочки?
Кэтрин закрыла глаза.
— Послушайте… Я-я люблю вас всех. — Говоря это, она переживала ужасное волнение. Эти слова, такие непривычные ее языку, создавали откровенность, какой раньше она никогда не чувствовала. Она действительно любила сейчас каждую из этих двадцати пяти девушек… Неожиданно ей захотелось, чтобы их руки втащили ее назад под свою защиту…
Но это было уже невозможно. Ее вывели в ноябрьский день. На улице падал чудесный снег и мерцал в ее волосах, как звездная пыль. Небо было бледным, и только грязные пятна серых облаков низко висели на нем, посыпая снегом свадебный день Кэтрин. Она машинально наблюдала, как двигались по небу облака, постепенно очищая небо. На фоне белого снега четко выделялись голые деревья и казались чернее черного. У снега был чистый, нетронутый запах новизны, какой всегда бывает у первого снега. Он дразнил ее, падая, как лепестки цветов перед невестой, все покрывая белым. Она вздохнула, закрыла глаза, заставляя свое сердце правильно биться. Но оно стучало все более беспорядочно, когда она представила себе дом Форрестеров, гостей, которые скоро будут приезжать, Бобби и Стью, и где-то в ожидании… Клея.
«О Клей, — думала она, — что мы наделали? Как все это может случиться? Я еду к тебе с этим бриллиантом на пальце и с бархатным платьем на заднем сиденье! Эти взгляды девушек, разрывающие мою душу… И твой отец, и мать, и бабушка, и дедушка — все они ждут, чтобы принять меня в твою семью!»
— Останови машину.
— Что? — удивившись, спросил Стив. — Останови машину. Я не могу через все это пройти. Кэтрин закрыла лицо руками. Стив обнял и прижал ее к себе.
— Что такое, малышка?
— О Стив, что мне делать?!
— Ш-ш-ш-ш. Перестань плакать. Это просто последние волнения. Не думаю, что у тебя возникли в последний момент сомнения… — Он поднял ее подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. — Кэти, если бы у меня было право выбирать зятя, то, наверное, я выбрал бы Клея Форрестера. Я сужу из того, что видел. И если бы мне пришлось выбирать семью, чтобы доверить тебя, то, вероятно, это была бы его семья. Тебя будут любить и заботиться до конца жизни.
— В том-то и дело. Это не продлится до конца моей жизни.
— Но…
— Клей и я женимся временно. Мы договорились, что разведемся, как только ребенок получит имя, а Клей сдаст экзамены и начнет работать в фирме отца.
Стив откинулся на сиденье, переваривая новость. Он хмуро насупил брови.
— Не смотри на меня так! И не спрашивай, как началась вся эта неразбериха, потому что прямо сейчас я не смогу этого объяснить даже сама себе. Я только знаю, что чувствую себя самой большой мошенницей в мире, и не думаю, что смогу пройти через это. Я думала, что смогу, но не могу.
Стив уставился на «дворники», которые недовольно шлепали по ветровому стеклу.
— Ты хочешь сказать, что никто из них не знает?
— О Стив, не следовало тебе рассказывать, но мне нужно было сбросить камень с души.
— Хорошо, а теперь, когда ты это сделала, послушай, что я тебе скажу. ТЫ ДОЛЖНА чувствовать себя мошенницей. Ты играешь в очень грязную игру с прекрасными людьми, по крайней мере я так думаю. А так как ты уже начала эту игру, у тебя не остается никакого выбора, кроме как довести ее до конца. Если ты сейчас остановишься, то введешь их в растерянность больше, чем наш знаменитый папаша. Они отнеслись к тебе более чем благосклонно, Кэтрин. Они предоставили тебе свою поддержку и вели себя порядочно, были щедры в отношении денег. Честно говоря, я не знаю, как бы я воспринял ситуацию, окажись на их месте, если бы столкнулся со столь странными обстоятельствами… Не многие люди могут согласиться на такое. Я думаю, что ты перед ними в долгу и не просто пройдешь свадебный ритуал, но и чертовски постараешься, чтобы все было хорошо потом. Если бы мне представилась такая возможность, как тебе, я бы приложил максимум усилий, чтобы не позволить Клею выскользнуть из рук так легко.
— Но, Стив, ты не понимаешь! Мы не любим друг друга!
— Но ты носишь его ребенка, и это говорит о том, что тебе лучше его полюбить! Господи, постарайся!
Она никогда раньше не видела Стива таким расстроенным. Она тоже повысила голос.
— Я не хочу СТАРАТЬСЯ любить мужа. Я просто ХОЧУ его любить!
— Послушай, сейчас ты разговариваешь со старым Стивом. — Он похлопал себя по груди. — Я знаю, насколько упрямой ты можешь быть, а если ты что-нибудь вбила себе в голову, тогда не поможет ни огонь, ни вода. Ты что же, даже не будешь стараться, чтобы замужество проходило хорошо?
— Ты это сказал так, как будто это были все мои мысли. Нет. Мы договорились, что начнем развод в июле.
— Подожди и увидишь, насколько далеко зайдет ваш договор, когда он получит из роддома своего собственного ребенка.
Сердце Кэтрин подкатилось к горлу.
— Он обещал, что ребенок будет моим. Он не будет оспаривать…
— Да, разумеется. — Руки Стива повисли на руле. Он смотрел, не видя ничего перед собой. — Ребенок перейдет к тебе, ты пойдешь своей дорогой, он — своей. Какое тогда, черт возьми, соглашение нужно было принимать? — Он посмотрел на суставы своих пальцев.
— Ты сердишься на меня?
— Да, сержусь.
— И есть за что…
Стив почувствовал, что его ограбили, забрали все приподнятое настроение, в котором он находился из-за нее. Он злился оттого, что она отняла у него это настроение. Раздосадованный, он ударил руками об руль.
— Мне он нравится, черт побери! — проревел он. — Я чувствовал себя таким счастливым, потому что тебе попался такой парень, как он. — Потом он долго смотрел в боковое окно.
— Стив… — Она дотронулась до его плеча. — О Стив, извини, я же стольким людям сделала больно, и вряд ли кто-то из них догадывается, что его обидели. Ты — единственный, и посмотри, как ты чувствуешь себя. А когда узнает мать и его родные, ты поймешь, почему я не думаю, что мы должны через это пройти.
— Сейчас ты вернешься назад и разобьешь сердце матери. Она думает, что твоя жизнь устроена и что ей никогда не придется беспокоиться о том, что ты живешь, как жила она с этим… этим…
— Я знаю.
— Ну, Господи! Она ждет дома прямо сейчас в своем платье. Возможно, очень нервничает из-за него, и… Господи, ты знаешь сама, что она сейчас чувствует! Она действительно, клянусь Богом, счастлива. Мечтая об этом всю жизнь. Мечтая, что, когда не станет отца и твое будущее будет устроено… Не делай этого из-за матери, Кэти.
— Но как насчет меня?
— Ты затеяла это, все эти люди направляются к тебе на свадьбу, сделаны все приготовления, а ты спрашиваешь: «Как насчет меня?». Мне кажется, тебе лучше все обдумать и предположить, что случится, если ты вернешься сейчас обратно. Посчитай, сколько людей втянуто в это.
— Я считала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52