Ты хочешь, чтобы твои родственники не знали о твоем местонахождении. Люди оказывают на тебя давление с тем, чтобы ты бросила ребенка. Группа беременных подростков видит в тебе надежду на будущее. Как ты думаешь, что мы можем сделать по этому поводу?
Стакан остановился на полпути к ее открытым, блестящим губам.
— Перед тем, как сердиться, выслушай меня. Это деловое предложение.
— Я не хочу о нем слышать.
Ее лицо сильно покраснело, а руки начали трястись. Она резко отвернулась в сторону.
— Пей свой апельсиновый сок, Кэтрин. Может, это тебя охладит, и ты прислушаешься к разумному предложению. Я предлагаю тебе выйти за меня замуж, и мы…
— Ты с ума сошел! — резко сказала ошарашенная Кэтрин.
— Может быть, — холодно сказал он.
Она хотела отодвинуть свой стул назад, но он ловко обхватил ножку стула ногой, предполагая, что она готовится удрать.
— Ты действительно относишься к тем людям, которые убегают от неприятностей, да?
— Ты — сумасшедший! Сидишь здесь и предлагаешь пожениться! Убери ногу с моего стула!
— Сядь, — приказал он. — Ты снова устраиваешь спектакль.
Она быстро сообразила, что он прав.
— Ты достаточно взрослая, чтобы сидеть здесь и обсуждать все спокойно, Кэтрин? Существует по крайней мере десяток разумных причин, почему нам нужно пожениться. Если ты дашь мне возможность, я их опишу и начну с твоего отца…
Упоминание об отце заставило ее сесть на место.
— Ты говоришь, он был причиной того, что тебя неоднократно избивали?
— Не обращай на это внимания. Дело в том, что я начинаю понимать, почему ты поклялась сделать так, чтобы он никогда не получил выгоды для себя из этой ситуации. Для меня он совсем не представляет пример идеального тестя; но я скорее временно буду считать его своим тестем, чем дам то, что он хочет. Если мы с тобой поженимся, ему придется прекратить беспокоить нас. И даже если экзаменационная комиссия каким-то образом узнает, что должен родиться ребенок, это не бросит тень на мою репутацию, если мы будем женаты. Теперь я знаю, что ты говорила правду: твой отец заботится только о своем благополучии. Но мои родители беспокоятся… Я чувствую себя как несовершеннолетний преступник каждый раз, когда мать бросает на меня осуждающие взгляды. И по какой-то нелепой причине мой отец с ней заодно. Они чувствуют… — он быстро посмотрел на нее, а потом на свой стакан — …они чувствуют себя дедушкой и бабушкой и реагируют соответствующим образом. Они хотят, чтобы ребенок оставался в семье. Они приняли решение и не отступят от него. А что касается меня, то я не буду надоедать тебе рассказами о своем эмоциональном состоянии. Достаточно сказать, что меня безмерно волнует мысль о том, что ребенок может быть отдан на усыновление.
— Я не сказала, что собираюсь это делать.
— Нет, не сказала. Но что ты будешь делать, если оставишь его себе? Жить в благотворительном доме, кишащем тараканами? Бросишь школу? — Он снова поставил локти на стол. На его красивом, скандинавского типа лице было выражение беспокойства. — Я не прошу тебя выходить за меня замуж без какой-то выгоды для себя. Когда я на днях увидел, как ты идешь по территории университета, я не поверил своим глазам. Я не знал, что ты там учишься. Как ты зарабатываешь деньги на учебу?
Она не ответила, ему незачем знать, что у нее мало денег.
— Тебе потребуется некоторое время, чтобы пройти через трудности, не так ли? Даже без ребенка?
Ответа снова не последовало.
— Представь… только представь себе, что мы женаты, договорившись заранее, что женитьба продлится до того, как я окончу школу и сдам экзамены. Твой отец оставит нас обоих в покое, ты сможешь быть с ребенком, я могу получить степень юриста, и меня возьмут в контору отца. Когда это произойдет, придет твоя очередь рожать, и я смогу заплатить за твою учебу и содержание ребенка. Это — мое предложение. До июля, вот и все. И еще полгода, чтобы мы могли получить развод. Я смогу это легко устроить, и это намного меньше будет угрожать карьере, чем внебрачный ребенок.
— А у кого останется ребенок?
— У тебя, — ответил он без колебания. — Но по крайней мере я буду следить за ним и буду заботиться, так что ни у него, ни у тебя никогда не возникнет финансовых трудностей. Ты сможешь оставить ребенка и закончить школу. Что может быть более разумным?
— И что может быть более бесчестным?
Выражение раздражения появилось на его лице, но она знала, что ему тяжело. Он откинулся на спинку стула и, как безумный, смотрел на огни через реку.
Она продолжала:
— Однажды ты мне сказал, что твой отец — честнейший человек. Что он и твоя мать подумают, когда узнают, что их сын обманул их?
— Почему они должны узнать? Если мы это сделаем, тебе придется пообещать, что ты им не расскажешь.
— О, — выпалила она, зная, что делает ему больно, — итак, ты не хочешь, чтобы они узнали, что ты — лжец.
— Я не лжец, Кэтрин. Ради Бога, будь благоразумной. — Он пробежал пальцами по великолепным волосам и снова наклонился вперед. — Мне бы хотелось закончить учебу и получить место в фирме отца. Разве это так ужасно? Именно так мы всегда планировали, только сейчас, кажется, он потерял рассудок.
Она немного подумала, потом повертела в руках стакан.
— Тебе никогда не приходилось беспокоиться о своей полосе удачи, не так ли?
— И ты этим возмущена?
— Да, полагаю, в некоторой степени возмущена.
— Так возмущена, что отвергаешь мое предложение?
— Я не думаю, что смогу принять его.
— Почему? — Он умоляюще наклонился вперед.
— Для этого требуется талант актера, а у меня его нет.
— Не надолго. Примерно на год.
— Рискуя выглядеть лицемерной, все же мне придется сказать: похоже, твои родители — порядочные, честные люди, и будет нехорошо с моей стороны обманывать их только ради того, чтобы облегчить себе жизнь.
— Хорошо, я это признаю. Это нечестно и меня тоже беспокоит. У меня нет привычки лгать им, неважно, что ты сейчас думаешь. Но я не думаю, что они тоже поступают абсолютно честно, приняв такую позицию. Они заставляют меня безропотно подчиниться своей ответственности, и я это делаю. Но, как и у тебя, у меня есть определенные планы на будущее, и я не хочу отбрасывать их из-за этого.
— Не может быть никакого разговора о том, что я выйду замуж за человека, которого не люблю. Я сыта по горло, живя в доме с двумя людьми, которые ненавидят друг друга.
— Я не прошу тебя любить меня. Я хочу одного: чтобы ты хорошо подумала, какую выгоду мы оба можем извлечь из нашего соглашения. Давай на минуту отвлечемся от этого разговора и подумаем над одним вопросом, на который все еще нужно ответить. Ты собираешься отдать ребенка на усыновление?
Он наклонился вперед и теперь умоляющим взглядом смотрел на нее. Она изучающе смотрела на стакан в его длинных ровных пальцах. Она не находила в себе сил посмотреть ему в глаза, потому что боялась, что он может убедить ее в чем-то таком, чего ей не хотелось делать.
— Это нечестно, и ты это знаешь, — сказала она надломленным голосом, — нечестно после того, как я рассказала о девушках и своем разговоре с миссис Толлефсон.
Он уловил ее слабое место и продолжал более настойчиво:
— В нем нет ничего плохого, разве не так? Я такой же, как ты, Кэтрин. Неважно, что ты можешь подумать. Я не хочу, чтобы ребенок жил с незнакомыми людьми, а потом думал всю оставшуюся жизнь, кто он, что из себя представляет. По крайней мере мне хотелось бы знать, что он с тобой, и что у него все есть. Разве это такая плохая сделка.
Она повторила то, что говорила ей миссис Толлефсон:
— Это хорошо известный факт, что усыновленные дети — исключительно способные, счастливые и удачливые.
— Кто тебе это сказал, ваш общественный работник?
Ее глаза сверкнули гневом, и она пристально посмотрела на него. «Как легко он может меня раскусить», — подумала она. К ним приблизилась официантка, и, не спрашивая Кэтрин, Клей заказал еще два апельсиновых сока, скорее не потому, что официантка могла помешать разговору, а потому, что он хотел пить. Кэтрин вертела стакан в руке, а Клей тем временем рассматривал ее волосы.
— Ты действительно смогла бы его отдать? — нежно спросил он.
— Не знаю, — призналась она неровным голосом.
— Моя мать сильно переживала, когда узнала, что ты ушла из дома. Я впервые в жизни увидел ее слезы. Она упомянула слово «аборт» только раз, но этого было достаточно, и я знал, что она об этом думает днем и ночью. Я полагаю, что узнал много нового о своих родителях и о себе с тех пор, как все случилось.
— Это так нечестно, — неубедительно сказала она. Потом после длинной паузы спросила: — Когда твои экзамены? — Она не совсем понимала, о чем спрашивает.
— Я еще не знаю точной даты, но то, что в июле, — точно. Она прислонилась лбом к своей руке, как будто невыносимо от чего-то устала.
Неожиданно ему стало жать Кэтрин. Ее рука безутешно лежала на столе. Клей протянул свою руку и коснулся ее руки. Она даже не пыталась сопротивляться его легкому пожатию.
— Подумай обо всем, — тихо сказал он.
— Я не хочу выходить за тебя замуж, Клей, — сказала она, поднимая на него свои печальные, прекрасные глаза, в уголках которых была невыразимая боль.
— Я знаю. Не думаю, что это будет постоянная женитьба, со всеми вытекающими обязанностями. Только как средство достижения того, что мы хотим.
— И ты начнешь бракоразводный процесс после своих экзаменов и не пустишь в ход умные трюки, чтобы забрать у меня ребенка?
— Я буду честно относиться к тебе, Кэтрин. Даю слово.
— Мы будем вместе жить? — Ее ресницы задрожали, и она отвернулась в сторону.
— В одном доме, но не вместе. Это будет необходимо, чтобы мои родители думали, что мы поженились не только из-за того, чтобы носить одно имя.
— Я умираю от усталости, — призналась Кэтрин.
В зал вошли музыканты, зажгли тусклый свет у сцены и начали настраивать гитары.
— Не будем больше об этом говорить, — Клей провел пальцами по краю стола, — я сойду с твоей дороги, если ты выйдешь за меня замуж. Знаю, что не нравлюсь тебе, поэтому не буду претендовать ни на что такое.
— Я не могу сказать, что ты мне не нравишься, Клей. Я тебя почти не знаю.
— Но у тебя уже достаточно причин для этого, не так ли? Из-за меня ты забеременела, потом я предложил деньги на аборт, а сейчас делаю деловое предложение.
— Я тоже не такая безупречная, — тихо сказала Кэтрин.
— Значит, ты решишься?
— Ты не должен спрашивать. Хотя это противоречит моим взглядам, я подумаю.
Назад они ехали молча. Остановив машину у обочины, Клей сказал:
— Я мог бы приехать и забрать тебя в это же время завтра.
— Почему бы просто не позвонить?
— Здесь слишком много любознательных ушей.
Она знала, что он прав. Хотя ей было тяжело встречаться с Клеем, но и разговаривать с ним по телефону она не хотела — девушки наверняка будут подслушивать.
— Хорошо, я буду готова.
Не заглушая мотор, он вышел из машины, обошел ее, чтобы открыть дверь, но Кэтрин в это время уже выходила из машины. Он вежливо закрыл за ней дверь.
— Тебе не следует делать подобные вещи… Открывать дверь автомобиля, например, или отодвигать стулья. Я этого не жду.
— Если я не буду этого делать, тебе станет лучше?
Они пошли к крыльцу.
— Я имею в виду, что тебе не придется притворяться, что ты делаешь это по-настоящему.
— Сила привычки, — ответил он.
Стоя у крыльца под ярким светом, она, наконец, осмелилась посмотреть ему прямо в глаза.
«Клей, я знаю, что ты долго встречался с девушкой по имени Джил Мангассон…», — хотела сказать Кэтрин, но не смогла.
Он стоял неподвижно, как статуя, его лицо ничего не выражало. Потом Клей открыл дверь и сказал:
— Сейчас тебе лучше зайти в дом.
Спрыгнув со ступенек, он побежал к машине. Кэтрин не уходила, пока не исчез свет от задних фонарей, и в первый раз за всю беременность почувствовала тошноту.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Следующий день был одним из тех безупречных дней поры бабьего лета в Миннесоте, когда наступает прилив чувств и настроений. Возвратилось тепло, снова проснулись дремлющие мухи, небо было темно-голубым, и золотисто-красная территория университета по-прежнему оставалась живой, в то время как повсюду увядали осенние краски. Стоял октябрь… Кэтрин казалось, что все население университета ходило парами. Она поймала себя на мысли, что завороженно наблюдает за парнем и девушкой, которые шли, держась за руки, их пальцы сплелись и покачивались. Неожиданно в сознании Кэтрин всплыл образ Клея Форрестера: сильные, большие руки на руле… Кэтрин вытерла влажные ладони о бедро. Она прошла мимо парочки, что целовалась у входа в лабораторию Тейт. Парень просунул руку под жакет девушки и обнимал ее сзади за талию. Не в состоянии оторвать взгляда, Кэтрин наблюдала, как рука появилась из-под одежды, скользнула по бедрам девушки, а потом они попрощались и каждый пошел своей дорогой. Она помнила слова Клея, временная ЖЕНИТЬБА СО ВСЕМИ ОБЯЗАННОСТЯМИ, и хотя она тоже настаивала на том, что именно такой должна быть их женитьба, она почувствовала, как по телу пробежали мурашки. Под вечер по дороге домой она заметила парочку, что сидела по-турецки на траве. Они сидели лицом к лицу, склонившись над книгами. Рука парня лежала на колене девушки… У Кэтрин неожиданно сжалось сердце.
«Я беременна, — подумала она, — И Клей Форрестер меня не любит». Но эти мысли не смогли избавить Кэтрин от покалывающего желания.
В «Горизонте» Кэтрин переоделась, стараясь казаться не слишком соблазнительной. Когда она полностью нанесла косметику, то внимательно посмотрела на себя в зеркало. Почему она наложила тени не так, как в прошлый вечер? Легкие розовато-лиловые тени над глазами, а снизу — едва различимые тени персикового цвета, рыжевато-коричневая тушь, абрикосовые румяна и блестящая светло-коричневая помада под цвет лака для ногтей. Она сказала себе, что все это не имеет никакого отношения к предложению Клея Форрестера.
Отворачиваясь от туалетного столика, Кэтрин увидела, что в дверях стоит Фрэнси. Она стояла, не решаясь войти и робко улыбаясь. Не произнося ни слова, Фрэнси протянула Кэтрин флакончик духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52