Анна заставила себя улыбнуться. Она догадывалась, что для других танцоров и всех, кто просто наблюдал за танцами, они выглядели так, как и любая другая пара. Он – такой высокий и смуглый, с этой своей разбойничьей красотой, с четкими, будто высеченными резцом, чертами; и она – маленькая, хрупкая, в серебристо-зеленом платье, с молочно-белой кожей, похожая на лесную фею. Анна представила себе эту картину, и на ум пришли Аид и Персефо-на. Она подумала, что любовь и ненависть, которые Пер-сефона испытывала к своему похитителю, вероятно, были столь же сильны, как и те чувства, что питала она к Джулиану.
Ей ужасно хотелось ранить его, уязвить, заставить страдать, отплатить ему за то, что мучило ее сейчас. И в то же время она жаждала свернуться калачиком в его объятиях, чтобы он сжимал ее и никогда не отпускал.
По его реакции она поняла, что не ошиблась. И от этой мысли ей захотелось плакать.
– Ведь это правда? Да? – спросила она тихо, когда темп танца стал более спокойным.
– Вы так хорошо меня знаете, – насмешливо сказал он, прижав ее к себе неприлично крепко.
– Пустите! Вы держите меня слишком близко к себе! – прошипела Анна.
Пуговицы его жилета врезались ей в грудь, а бедрами он давил на нее так, что их ноги оказались тесно прижатыми друг к другу. Бороться с этим было бесполезно и не дало бы ничего, кроме нежелательного внимания окружающих к их скандальной близости. Все это мгновенно пронеслось в мозгу Анны, и она изо всех сил наступила острым каблуком ему на ногу.
– Ох!
Другие пары выделывали рядом какие-то пируэты и, конечно же, заметили интригующую сцену, разыгравшуюся на их глазах. Анна чувствовала их любопытные взгляды.
– У меня болит голова, – сказала она отчетливо, чтобы каждый мог ее услышать. – Думаю, мне лучше сесть.
– Что ж, в таком случае я отвезу вас домой, – ответил Джулиан ледяным голосом, взяв ее за руку.
Анне не оставалось ничего другого, кроме как позволить сопровождать ее к выходу.
42
Он был чертовски пьян. Напившись сверх всякой меры, Джулиан вольно раскинулся в конторе Сринагара, где все стены были заставлены книжными полками.
Сняв элегантный вечерний костюм и галстук, съехавший набок, Джулиан размышлял о сложностях жизни. Он сделал очередной глоток прямо из бутылки. Ирония заключалась в том, что он, как правило, не пил. В юности он баловался таким лекарством, пытаясь утопить в нем свои печали, но вскоре понял, что злоупотребление крепкими напитками ведет лишь к мучительной головной боли и ужасному вкусу во рту. Так что же заставило его сделать такую глупость? Почему он напился?
Ответ был прост: Анна. Сегодня вечером она бросила ему такое обвинение! Неужели его отчаянное влечение к ней связано с тем, что когда-то Анна была женой его позолоченного брата?
Джулиан обдумывал этот вопрос с тщательной осторожностью, как если бы это была зубная боль.
Имело ли значение, что она в свое время была женой Пола?
Черт бы побрал эту зеленоглазую ведьму! И вот он сидел здесь, пил, доводил себя до полного отупения, когда единственное, чего он хотел, так это ворваться в ее спальню и овладеть ею, а потом снова и снова, пока не превратит ее в трепещущую неутолимым желанием плоть.
Но и это не могло бы утолить голод, разъедавший его изнутри. Он хотел, чтобы ее капитуляция была полной. Хотел не только иметь власть над ее телом, но и завладеть ее сердцем и умом.
Он хотел, чтобы она полностью принадлежала ему одному.
А то, что когда-то она была женой Пола, вызывало у него желание все сломать и изменить. Он хотел бы того же, будь ее мужем кто-нибудь другой. Когда ему удалось вернуть свои изумруды, Джулиан вдруг понял, что не в камнях и драгоценностях счастье. Он понял, что просто любит эту девчонку. Любит до самозабвения, до безумия. Любит так, как никогда никого не любил.
Джим называл его безумным, а Джулиан просто с ума сходил, желая, чтобы она любила его, а не Пола.
Ни изумруды, ни ослепляющее открытие тайны своего рождения, ни так долго лелеемые планы мести – ничто не имело для него такого значения, как жажда любви Анны.
Сначала он испытал яростное торжество, думая о том, с каким триумфом вернется в Гордон-Холл и вытеснит своего презренного брата из родового гнезда. Но, вспомнив об Анне, сразу же спустился на землю. Что бы случилось, если б он вернулся к ней и объявил, что он – лорд Ридли? Если бы попросил ее стать его женой? Весьма вероятно, она согласилась бы, а он всю оставшуюся жизнь провел бы, гадая, любит ли она его по-настоящему или ее поцелуи и вздохи были всего лишь прикрытием тайной печали по трижды проклятому Полу.
Джулиан знал, что не смог бы вынести такой муки. Поэтому и не сказал ничего никому, кроме Джима. Он решил, что заставит Анну полюбить себя, а потом уж откроет ей правду. Если она захочет, чтобы они вдвоем вернулись в Англию и потребовали своего законного места леди и лорда Ридли, хозяев Гордон-Холла, он будет рад сделать ей приятное. А если она предпочтет остаться на Цейлоне, то и это ее решение его устроит.
Ему было все равно, где жить, лишь бы Анна любила его и была рядом.
Та огненная ловушка, в которую попала Анна, ясно показала ему, насколько глубоки его чувства.
А если бы она умерла? Он не мог об этом даже помыслить! В этом случае остаток жизни он провел бы как дикий зверь, воя на луну.
Он желал именно ее. Бесчисленные женщины, которых он встречал когда-то, были рады упасть в его объятия. А эта была совсем другой. Она стоила того, чтобы добиваться ее.
Первым делом надо было заставить ее забыть Пола. Джулиан даже стиснул зубы, вспомнив про единокровного брата.
Всю свою жизнь он относился к законным и признанным сыновьям лорда Ридли с ненавистью, как к соперникам. Но он даже представить себе не мог, что будет испытывать такую всепожирающую ревность. Дикую ревность при мысли о том, что когда-то Анна любила Пола. Златовласый мальчик снова победил. То, на что Джулиан положил всю свою жизнь, Полу досталось без малейших усилий. Даже Анна. Ценил ли ее Пол? Любил ли?
Вряд ли так, как любил ее Джулиан. Так любить ее, пожалуй, не смог бы никто.
Почему Анна не видела этого?
Джулиан положил ноги на огромный письменный стол, откинулся на спинку кожаного кресла и сделал еще один глоток виски.
Безумие это было или нет, но он хотел напиться вдрызг.
Он хотел напиться так, чтобы впасть в забытье, напиться, чтобы хоть на одну ночь выкинуть Анну из головы...
43
Было очень поздно, а может, очень рано, потому что часы давно уже пробили полночь.
Анна никак не могла уснуть и мерила шагами комнату. Красивое зеленое платье было аккуратно сложено и убрано в шкаф. Белье и туфельки тоже. Не было ничего, что напоминало бы ей о прошедшем вечере, но она никак не могла выбросить его из головы.
Когда Джулиан вез ее домой, он напоминал раненого медведя. И все это время Анна говорила с ним ледяным тоном. Возможно, она и заслужила, чтобы ей в ответ откусили голову, но последние полчаса поездки прошли в полном молчании. Когда же они добрались до дома, Джулиан пробормотал сквозь зубы нечто такое, отчего ее глаза широко раскрылись, и заключил в объятия.
Поцелуй был долгим и сокрушительно интимным. Он перегнул ее так, что Анна оказалась лежащей у него на коленях, потом крепко обвил ее руками, бесстыдно блуждая ладонями по телу. Анна пыталась воспротивиться, но все закончилось тем, что она обхватила его за шею.
Потом он практически выпихнул ее из экипажа и проехал дальше, к конюшне. С этой минуты она каждую секунду прислушивалась, ожидая его шагов на лестнице, а он так и не пришел к ней в постель. Анна даже не была уверена, что он в доме.
Анна все еще надеялась, что он придет, и никак не могла уснуть.
Она приняла горячую ароматическую ванну, пытаясь успокоиться. Доведенная до отчаяния, она даже выпила стакан теплого молока, хотя и ненавидела его.
В четверть третьего ночи она все еще бодрствовала. И все из-за Джулиана.
«И где же этот дьявол?»
Анна, босая, расхаживала по холодному дощатому полу. Высокие окна были раскрыты настежь, противомоскитная сетка колыхалась под легким дуновением ветерка.
Анна была в полупрозрачной ночной рубашке. Она уже трепетала, представляя, что Джулиан увидит ее в столь эротическом одеянии.
Любит ли она его?
Любит ли он ее?
Впрочем, на эти вопросы она не хотела получить ответы, словно чего-то боялась. Но ответ следовало найти.
Если он любит ее, тогда, возможно, надо было дать волю своим чувствам, а не держать их в железном кулаке.
Вполне возможно, что та девушка, которую любил когда-то Пол, ушла, исчезла вместе с ним. Ее сменила зрелая женщина, томившаяся сейчас по Джулиану.
Вдруг Анна услышала негромкий треск откуда-то снизу. Схватив пеньюар, она выбежала из комнаты.
«Если Джулиан еще не спит и где-то поблизости, надо бы выяснить с ним отношения».
Анна решила спросить Джулиана прямо о его намерениях в отношении ее.
По крайней мере'у нее не останется сомнений.
Такой поздней ночью дом казался безлюдным. Внизу все было тихо. Спустившись в холл, Анна напрягла слух, но ничего не услышала. Вдруг она заметила в конце коридора слабый свет. Анна пошла по коридору, свернула за угол и направилась к задней веранде. Не доходя до веранды, она обнаружила ту самую комнату, откуда распространялся свет...
Зрелище, представшее перед ней, заставило ее остановиться на пороге. Джулиан раскинулся на стуле, закинув ноги на письменный стол. Его вечерний костюм был в ужасном беспорядке. В комнате повис тяжелый запах виски. Огромное желтое пятно на белой стене не вызывало никаких сомнений, что Джулиан «жонглировал» бутылкой: на пол стекали струйки золотистой жидкости, а на полу валялись осколки от бутылки.
– Ну и ну! Пожаловала Зеленоглазая леди собственной персоной.
Его голос прозвучал не совсем внятно. Он усмехнулся как-то неприятно, потом встал, нетвердо держась на ногах, изображая некое подобие поклона.
– Присоединяйтесь ко мне, миледи.
– Вы пьяны!
– Чертовски верно! Я пьян. А почему бы и нет? Вы вполне способны довести до пьянства любого здравомыслящего человека. Можете мне поверить на слово.
Опасаясь, что их голоса могут разбудить всех домашних, Анна осторожно закрыла дверь. Ясно было, что этой ночью она не добьется от него толку.
– Вы должны лечь спать, – сказала она таким сердитым тоном, каким обычно матери говорят с капризными детьми.
Осторожно обойдя стул, на котором развалился Джулиан, Анна присела на корточки и принялась собирать осколки.
Джулиан мрачно наблюдал за ее действиями, а потом рявкнул:
– Оставьте! Утром горничные уберут. Анна подняла на него глаза.
– Не хочу, чтобы они...
– Я же сказал! Оставьте! – Эта фраза уже совсем походила на рычание. – Ступайте спать и оставьте меня в покое. Будьте так любезны!
Осторожно держа в руке осколки разбитой бутылки, Анна качнулась назад и посмотрела на него.
– Я должна это сделать сама. И не оставлю вас в таком состоянии. Вы можете сломать шею на лестнице. – Она задумчиво сдвинула брови. – Прислать вам Джима?
– К черту Джима!
Анна нетерпеливо поджала губы. Она бросила осколки стекла в мусорную корзину, что стояла возле письменного стола, и неодобрительно посмотрела на него. Он нагло встретил ее взгляд и некоторое время смотрел прямо в упор, неторопливо скользя глазами по всей ее фигуре. И не было ни малейшего сомнения в значении этого взгляда. Он сделал это намеренно, чтобы еще больше восстановить Анну против себя.
– Я должна сказать, что Пол'не бывал в таком... опьянении, – проговорила Анна робко, заметив, как кровь прилила к потемневшему лицу Джулиана.
Джулиан поднял голову и стал похож на кобру, источающую угрозу. Его губы свирепо искривились.
– Никогда, никогда не сравнивайте меня с этим чертовым Полом! – произнес он сквозь стиснутые зубы. – Пусть этот негодяй вечно горит в аду!
Анне стало понятно, что Джулиан готов сейчас к любому насилию.
– О! Да вы ревнуете! – воскликнула она удивленно. – Руби мне говорила, но...
Он вскочил со стула и угрожающе навис над ней, прежде чем Анна успела сделать хоть шаг назад.
– Вы чертовски правы, я ревную, – процедил он сквозь зубы и приблизился к ней так близко, что она ощутила запах виски.
Джулиан скользил пальцами по ее волосам, гладил кожу. Его глаза пронзали ее насквозь, улыбка казалась хищной. Анна на мгновение испугалась.
– Пустите меня!
Джулиан грубо рассмеялся и сжал ее шею.
– Знаете, как вы меня назвали в ту первую ночь, когда мы занимались любовью? Вы улыбнулись во сне. Я подумал, что мне, а потом вы назвали меня Полом. Мне захотелось задушить вас. И я сделал все возможное, чтобы не свернуть вашу хорошенькую шейку.
Как бы играя пальцами рук, он ласкал и поглаживал ее шею.
– Это легко. Я мог бы переломить вам шею одним движением рук. И тогда вы не смогли бы больше думать о Поле...
– Вы пьяны, Джулиан. Вы не соображаете, что делаете, – хгказала Анна отрезвляющим тоном.
Резким движением он заставил ее откинуть голову назад. Нет, на самом деле она его не боялась, но все же сейчас он казался ей чужим. Никогда еще Анна не видела Джулиана в таком состоянии, никогда даже не догадывалась, что он может обратить на нее всю свою ярость и дикость. Должно быть, он безумно, отчаянно ревновал ее, если вздумал угрожать насилием. И сердце ее зачастило. Она уловила главное: он оставил ее в ту ночь потому, что она назвала его Полом!
Анна медленно подняла ресницы и посмотрела ему прямо в глаза, сверкнув зеленым пламенем, словно изумрудами, И туман в его голове, вызванный виски, внезапно рассеялся, хотя он и продолжал мрачно смотреть на нее.
– У тебя нет причины ревновать меня, Джулиан, – сказала она тихо. – Я люблю тебя, а не Пола.
Его побелевшие пальцы, сжимавшие ее подбородок, на-пряженнозамерли.
– Лживая сучка!
– Я не лгу, – покачала головой Анна.
Джулиан еще минуту пристально смотрел на нее, а потом лицо его свело судорогой.
– Да поможет тебе Бог, если это так, – сказал он хрипло, тотчас же впившись в нее губами. Целовал он ее яростно, неистово, вторгаясь языком властно и требовательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38