Присев на корточки, чтобы достать свои деньги, он впервые почувствовал боль в руке. О проклятие! Как же больно!Но это было ничто в сравнении с тем потрясением, какое он испытал, заглянув в сапог и на всякий случай сунув туда левую руку, – внутри было пусто.– Проклятые ублюдки! – взвыл он, отбросив пустой сапог в сторону и вскочив на ноги. Он подбежал к поручню, свесился, в бешенстве вглядываясь в серую мглу, в которой уже исчез ялик. Было совершенно очевидно, что Халтон бросил сапог лишь как приманку, а деньги вытащил заранее…– Вы застрелили его насмерть, – послышался голос молодого офицера, в котором прозвучали благоговейный страх и некоторое беспокойство.– Ублюдок! – прорычал Клайв, имея в виду покойника. Он знал, что, если сам не решит отправиться в погоню за своими деньгами, никакой погони вообще не будет. Развернуть пароход – дело отнюдь не простое. На это требуется час, а то и больше, и даже при хороших условиях это сложная работа. И вообще «Красавица Миссисипи» не поплывет в погоню за вором. Лучшее, на что мог надеяться Клайв, – это что судно остановится в следующем городе, чтобы он мог сообщить о воровстве властям. Сильно это ему не поможет.Отвернувшись от перил, Клайв подошел к мертвому, с трудом удерживаясь, чтобы не пнуть труп голой ногой.– Вот, милый. – Люси, тяжело дыша, прибежала вслед за офицером, который уже склонился над телом. Она протянула Клайву простыню. Клайв увидел, что сама она завернута в одеяло, которым они накрывались, и только теперь до него дошло, что он стоит совершенно голый на предрассветном холоде, на открытой палубе и головы любопытных начинают высовываться из дверей ближайших кают. Он взял простыню и обернул ее вокруг пояса, и тут же кровь закапала на белую ткань, оставляя на ней алые пятна.– О, Клайв, твоя рука…– К черту руку! Эти ублюдки украли мои деньги. Халтон и этот… Кто он, дьявол побери? Я никогда в жизни его не видел.– Полагаю, его зовут Эдварде. Стюарт Эдвардс. Он взошел на борт в Сент-Луисе. – Офицер встал. – Мистер Макклинток, мне ужасно не хотелось бы говорить об этом сейчас, но что касается вашего пистолета…Мужчина, либо безрассудно храбрый, либо не слишком сообразительный, протянул руку ладонью вверх. Несколько мгновений Клайв недоверчиво смотрел на него. Потом, покачав головой, отдал пистолет, не произнеся ни слова.– Благодарю вас. Я уверен, у вас не будет никаких неприятностей из-за этого…– Неприятностей? – Клайв рассмеялся хриплым, неприятным смехом. Его правая рука, из которой все еще капала кровь, висела как плеть и болела так, словно сам дьявол тыкал в нее своим трезубцем, но это была последняя из забот Клайва. Он хотел свои деньги! – Неприятностей? У меня только что украли сорок пять тысяч долларов, и вы думаете, меня волнуют неприятности из-за того, что я застрелил сукина сына, который это сделал? Меня волнует только возвращение моих денег!– Да, но…Кто-то, очевидно, вызвал капитана из его каюты, потому что он шагал к ним по палубе, на ходу застегивая рубашку.– Мистер Смидерз! Мистер Смидерз, что, Бога ради, здесь происходит?На лице мистера Смидерза, молодого офицера, явственно обозначилось облегчение при виде вышестоящего чина. Он не закончил то, что намеревался сказать, и поспешил шепотом поведать капитану о происшествии. Люси подошла и встала рядом с Клайвом, успокаивающе поглаживая его голую руку, пока он, гневно сдвинув брови, смотрел на убитого им человека.– Ты мне должен, Стюарт Эдвардс, – пробормотал он трупу. – Ты должен мне, проклятый вор, и я намерен получить с тебя свой долг. Глава 1 От него жди беды. Джесси поняла это в тот самый момент, как только увидела его.Растрепанная и вся взмокшая после утренней верховой прогулки, она только что вернулась в дом из конюшен и рухнула в кресло-качалку на галерее второго этажа, которая, слава тебе Господи, была затененной и располагалась так, чтобы улавливать малейший ветерок. Ее волнистые рыжевато-каштановые волосы, уже давно выбившиеся из небрежного узла, неопрятными прядями свисали по обеим сторонам лица и по спине. Одна особенно раздражающая прядка пробралась под воротник и щекотала шею. Поморщившись, она нетерпеливо почесалась, не замечая и не заботясь о грязном пятне на костяшках пальцев, которое в результате ее действий полностью переместилось на правую щеку. И в самом деле, грязное пятно не могло нанести большого урона ее внешности, которая и без того была крайне неопрятной.Ее амазонка была сшита, когда ей было тринадцать, пять лет назад. Когда-то она была ярко-зеленого цвета, но так выгорела и вылиняла за годы частой носки, что в некоторых местах приобрела оттенок покрытой пылью весенней травы. Но хуже всего то, что пять лет назад Джесси была более худощава. Теперь пуговицы спереди на лифе до предела натянулись, ее довольно пышная грудь сплющилась, сделалась почти плоской, хотя в прошлом году Тьюди вшила широкие вставки в боковые швы жакета. Юбка была вся штопаная-перештопаная и дюйма на три короче, чем дозволялось приличиями, выставляя напоказ ее поношенные черные сапоги. Правда, нельзя сказать, чтобы мысль о приличиях приходила Джесси в голову, когда она задирала ноги, скрещивая их в лодыжках и опираясь ими на перила, опоясывающие галерею, открывая взору множество белых нижних юбок и простые белые чулки.– Это еще что такое? Ну-ка живо опусти ноги вниз и сядь как леди! – возмутилась шокированная Тьюди. Она тоже сидела в одном из кресел-качалок, расставленных в ряд на широком крыльце, погрузив свои шишковатые черные руки в миску с бобами, которые лущила для ужина. Джесси испустила раздраженный вздох, но послушалась, опустив ноги с громким стуком на пол. Довольно заворчав, Тьюди вновь обратила все свое внимание на бобы.Рядом с крыльцом пересмешник с рубиновой шейкой перепархивал с цветка на цветок розоватой мимозы, от обилия которой большая хлопковая плантация и получила свое название. Характерные звуки, издаваемые крошечной птичкой, и яркое оперение привлекли взгляд Джесси. Наблюдая за пересмешником, она с наслаждением откусывала от вишневой тарталетки, которую стащила у Роуз, поварихи, проходя через комнаты дома, чтобы продержаться до ленча.С дороги, которая огибала дом, послышались перестук колес и цоканье копыт, и вскоре в поле зрения показалась двуколка. Ее появление отвлекло Джесси, и она стала с интересом наблюдать за ее приближением. Увидев, что двуколка сворачивает на длинную подъездную аллею, ведущую к дому, вместо того чтобы продолжить путь в сторону реки, она нахмурилась. Это мог быть только кто-то из соседей, видеть которых она не имела особого желания, возможно, потому, что все они ее не одобряли и даже не скрывали этого. «Этот сумасбродный ребенок Линдси» – так называли ее жены плантаторов. Их утонченные дочки презрительно задирали перед ней свои носы, а их благородные сыночки, кажется, вообще не замечали ее существования. И такое положение вещей, как постоянно уверяла себя Джесси, ее вполне устраивало.Затем, с еще меньшим энтузиазмом, чем она ждала бы прибытия одного из соседей, Джесси узнала маленькую и изящную, изысканно одетую женщину, сидящую рядом с возницей, – свою мачеху Селию. Ее глаза переместились на черноволосого возницу, где и задержались, сузившись. Его она совсем не знала, а в обществе, где каждый знает всех соседей, от богатейших плантаторов до самых бедных фермеров, это было причиной для удивления.– Кто это? – Тьюди тоже подняла глаза, в то время как экипаж приближался к ним по обсаженной дубами подъездной аллее. Ее руки, занятые бобами, ни на секунду не останавливались, но в широко открытых глазах появилось любопытство, когда они задержались на незнакомце.– Не знаю, – ответила Джесси, что ничуть не расходилось с истиной. Она избегала местных увеселительных сборищ так же усердно, как сторонилась змеиного гнезда, поэтому вполне возможно, что у кого-то был гость, с которым она не встречалась. Но было совершенно ясно, что мужчина не был незнакомцем для Селии. Селия сидела слишком близко к нему, так близко, что их тела соприкасались. Она не сидела бы так с каким-нибудь только что встреченным кавалером. Кроме того, Селия улыбалась и щебетала, открыто заигрывая, и каждые пару минут ее ладонь поглаживала рукав незнакомца или легонько похлопывала по руке. Такое поведение было фривольным. То, что Джесси знала о своей мачехе, вызвало у нее подозрение, что это ее новый любовник.Она уже несколько недель знала, что у Селии появился новый мужчина. После десяти лет жизни со своей красивой белокурой мачехой Джесси могла сказать это наверняка. Отец Джесси умер девять лет назад, и за этот период времени количество любовников Селии исчислялось цифрой по меньшей мере вдвое большей. Селия была осторожна, но недостаточно, чтобы скрыть свои шашни от проницательных глаз своей отнюдь не обожаемой падчерицы. Впервые Джесси осознала истинную цель частых продолжительных отлучек Селии, когда случайно наткнулась на письмо, которое та писала своему любовнику и по ошибке оставила в задней гостиной. Зная, что нехорошо читать чужие письма, Джесси тем не менее прочла. Скабрезный язык послания и его откровенно страстный тон произвели на невинную наивную девочку, какой она была тогда, неизгладимое впечатление. Как только глаза у нее открылись, Джесси научилась читать свою мачеху как открытую книгу: беспокойство, раздражительность и мелочная злоба, когда у Селии был период без мужчины, и таинственность, скрытность и безразличие к проступкам Джесси, когда у нее кто-то был.Последние несколько недель Селия порхала по дому с лукавой улыбкой, словно говорящей: «у меня есть тайна», и Джесси догадывалась, что новый любовник на подходе. По прошлому опыту Джесси догадывалась, что вскоре Селия отправится в очередную поездку по магазинам в Джексон, или будет якобы приглашена на бал или вечеринку в Новый Орлеан, или придумает какой-нибудь другой повод, чтобы уехать из дома на несколько недель, не возбуждая ничьих подозрений и не давая пищу для сплетен, в то время как сама будет наслаждаться обществом очередного любовника подальше от всевидящих глаз и светских ограничений. Такая хитрость могла обмануть соседей, которые были бы шокированы и не преминули выразить свое презрение, если бы узнали, что у очаровательной вдовы Линдси было столько же любовников, сколько котов у кошки во время течки, но Джесси было не обмануть. Полжизни наблюдая за ней, Джесси хорошо знала настоящую Селию, которая лишь внешне напоминала милую, добродушную женщину, которой притворялась. Настоящая Селия была жестокой и безжалостной в достижении своих желаний, словно тигрица, и почти такой же «добросердечной».– Это первый раз, когда она привозит одного из них сюда, – пробормотала Тьюди, нахмурившись, и ее руки наконец замерли в миске с бобами, когда двуколка подкатила к переднему крыльцу и остановилась. Селия никогда не приглашала своих мужчин домой, и это, разумеется, одна из причин, почему Джесси почувствовала в душе такую тревогу. Но услышать, как ее беспокойство так сжато высказала Тьюди даже раньше, чем ей самой удалось установить его причину…Джесси искоса бросила удивленный взгляд на бывшую няню, которая давно взяла бразды правления домом в свои руки – еще тогда, когда молодая жена Селия не проявила к этому особого расположения. Хотя почему Джесси должно удивлять, что Тьюди прекрасно понимает ситуацию? Тьюди, несмотря на уютную полноту и безмятежный нрав, имела глаза ястреба и мозги лисы. Ухищрения Селии обманывали ее не больше, чем изобретательные отговорки маленькой Джесси, которыми та оправдывала свои проказы и шалости.Незнакомец вышел из двуколки, и глаза Джесси впились в него. Один из дворовых мальчишек подбежал, чтобы забрать экипаж, но взгляд Джесси не отрывался от мужчины. Селия и незнакомец были поглощены друг другом и не заметили, что с верхней галереи за ними наблюдают напряженные, недружелюбные глаза. Руки Тьюди замерли в миске с бобами, а Джесси перестала качаться и жевать.Даже со спины незнакомец был достоин женского внимания. Он был высок, широкоплеч, с длинными мускулистыми ногами и густой гривой черных волнистых волос. Насколько могла видеть Джесси, на его черном сюртуке и бежевых брюках не было ни единой пылинки или морщинки. Этого было достаточно, чтобы отличить его от плантаторов и их сыновей, которые являлись официальными посетителями Селии. Стояла середина мая сорок первого года, было не так жарко и душно как будет позже летом в сыром и знойном районе дельты Миссисипи, но все равно достаточно тепло, и мужчины в округе уже к середине дня ходили помятыми и воняли потом. Но этот мужчина – Бог ты мой – его сапоги прямо блестели! Что-то в этой безупречной чистоте блестящей коричневой кожи заставило Джесси скрипнуть зубами. Она уже знала, что этот мужчина ей не нравится.Она нахмурилась, когда незнакомец протянул руки вверх, чтобы обхватить Селию за талию, и легко снял ее с коляски. Хотя сам жест не выходил за рамки того, что джентльмен мог предложить леди, но эти руки с длинными пальцами в черных кожаных перчатках для верховой езды сомкнулись вокруг тонкой талии Селии с излишней интимностью, и держал он ее чуть дольше, чем позволяли приличия. Наблюдая, Джесси ощутила странное смущение, словно стала свидетельницей чего-то очень личного. Селия, разумеется, ослепительно ему улыбалась, что было отнюдь не удивительно. Если он ее любовник, а Джесси с каждым мгновением все больше убеждалась, что так оно и есть, то она, конечно же, будет ему улыбаться. А он будет взирать на нее с тошнотворной пылкостью и стараться подольше задержать на ней свои руки. Другими словами, вести себя в точности так, как он и вел себя теперь.Селия рассмеялась своим мелодичным смехом над чем-то, что он сказал, задержав ладони на рукавах его безупречно сшитого модного сюртука, когда он поставил ее на ноги и наконец отпустил талию. То, как она восторженно улыбалась ему в лицо, как ее руки по-собственнически лежали на его руках, даже то, как она, казалось, всем телом подавалась к нему, когда он говорил, полностью подтверждало догадку Джесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42