Так кто же ее настоящий отец — этот черноволосый дьявол или кто-то другой?
Кассандра содрогнулась и, опустившись на пол у двери, сжалась в комок. Нет, никто не сможет спасти ее — только она сама!
Глава 7
Меррик поднял хрустальный бокал, любуясь искрящимися в отблесках камина гранями, и сделал глоток. Золотистая жидкость приятно обожгла рот. Совсем недавно он отведал другой огонь. Граф все еще ощущал на губах поцелуй Кассандры, шелк ее огненно-рыжих волос на своих ладонях. Боже, это был всего лишь миг, который тогда показался ему вечностью. Но что такое жизнь? Череда мимолетных мгновений. Нет, он уже давно не ожидал ничего большего.
Граф вздохнул и глотнул еще бренди. Он давно взял за правило не увлекаться спиртным. Но иногда это просто необходимо. Близился день бракосочетания той, которая судьбой была предназначена ему.
— Эх, до чего же хороша была невеста! Согласись, дружище. Нет, такую красавицу мы давно не видели и еще не скоро увидим. И как только ты ее упустил, Уайатт? Руперт ее недостоин. Касс не для него. Да, Кассандра своенравна и упряма, но ведь она еще ребенок. Придет время, и она сама все поймет. Что случилось, Уайатт? Почему она предпочла Руперта?
Граф мысленно послал Берти к черту, но вслух ничего не сказал. Вдруг тот обидится и уйдет, и тогда ему придется пить в одиночку. А этого ему хотелось меньше всего. Он вновь поднес к губам бокал, но тот оказался пуст. Меррик несколько мгновений тупо смотрел на него, а затем тряхнул головой, словно отгоняя наваждение.
— Она не про нас, Берти. Никогда не предназначалась для таких, как мы. Она из семейства Говардов, и этим все сказано. Мы с тобой добропорядочные сельские сквайры. Она же сейчас, насколько мне известно, готовится к свадебному путешествию в Париж. Скажи, ты бы рискнул поехать с ней в Париж? Я бы ни за что. Там совсем еще недавно шли уличные бои. Нет, мой друг, мы с тобой старые зануды. Нам давно пора остепениться, обзавестись семьей, заиметь кучу детей, а не гоняться за светскими красотками. Кассандра? Это был лишь сон, наваждение.
— Хорошее наваждение. Кстати, ты обратил внимание, как она прошествовала к алтарю? — задумчиво произнес Берти. — Даже не взяла Эддингса под руку. Шла одна, гордо, как королева. Да, Руперту досталась дорогая вещь. Что, скажу тебе, друг мой, несправедливо, потому что, в сущности, она еще ребенок. Кстати, что там произошло в Хэмптон-Корте? Все рассказывают об этом по-разному.
Погруженный в собственные мысли, Меррик пропустил мимо ушей слова друга.
— Порой кажется, будто ты знаешь женщин, а на поверку оказывается, что это совсем не так. Взять, к примеру, Кэтрин. Вот кого, казалось бы, я успел изучить. Мы выросли рядом, почти как брат и сестра. Внешне — ничего примечательного, простая сельская девушка, кстати, если на то пошло, уже не первой молодости, — произнес Меррик и, поняв, что повторил некогда брошенную Кассандрой в адрес Кэтрин колкость, поспешил наполнить бокал. — Она была рада выйти замуж, обзавестись детьми, принимать гостей. Но чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что Касс была права. Кэтрин — это кошка, готовая пустить в ход свои острые коготки. Окажись у нее на пальце обручальное кольцо, она бы тотчас упорхнула в Лондон, только ее и видели.
Берти не слишком элегантно отрыгнул и тоже потянулся к графину.
— Кошки не порхают, друг мой, — философски заметил он.
— Кошки не выходят замуж, — парировал Меррик.
— Еще как выходят! Особенно Кэтрин! Только пожелай, и она тотчас вернется к тебе. Спроси ее, и сам в этом убедишься! — Берти с довольным видом сделал глоток дорогого французского коньяка. Меррик предлагал гостям изысканные напитки лишь в исключительных случаях.
— Касс тоже из кошачьей породы, — продолжил Меррик, словно не слыша замечания друга. — Стоит увидеть ее за зеленым сукном в каком-нибудь притоне, и не возникнет сомнений, что о.на прошла огонь, воду и медные трубы. Но когда она начинает ходить за тобой хвостом, словно бездомный котенок, сразу становится ясно, что она ребенок, не получивший должного воспитания, черт бы побрал старого маркиза!
— Я ничего такого не знаю. Только с твоих слов, — сказал Берти.
— И тут выясняется, что у нее сводит живот от голода и она ищет того, кто ее накормит. Неудивительно, что она досталась тому, кто дал за нее больше денег. Черт, все равно не могу в это поверить! — воскликнул Меррик и с досадой тряхнул головой, однако туман, застилавший его сознание, еще сильнее сгустился. Видимо, самое время пропустить еще бокал. — Я тогда подумал — вот бедняжка! Иначе с какой стати ей было цепляться за меня? И что же? Буквально на следующий день читаю в газете объявление о помолвке. Я решил, что все это проделки ее братца, и бросаюсь ее выручать. Но ей моя помощь не нужна. Ты в состоянии это понять? Она сидит, на вид — само спокойствие, улыбается, словно наконец нашла свое счастье, и заявляет, что все, что между нами произошло, — обычное недоразумение. Недоразумение? Хотел бы я, чтобы это было недоразумением! Нет, ты только подумай! Заперлась со мной в комнате, — такого скандала Лондон не знал уже лет десять, — а потом заявила, что все это пустячок, недоразумение! Позволь спросить тебя, Берти, твоя сестра позволяла себе нечто подобное, когда ей было восемнадцать? Да это просто в голове не укладывается!
— Может, оно и к лучшему, с глаз долой — из сердца вон, иначе, приятель, тебе пришлось бы всюду бегать за ней. Пусть уж лучше это делает Руперт, если ему нравится. Без нее тебе будет спокойнее.
— Мать была права, — мрачно заметил Меррик, — когда говорила, что на хорошеньких женятся только болваны. Они упиваются собственной красотой, а остальное их не интересует.
— Послушай, а давай пригласим хорошеньких женщин и как следует отдохнем! Вино, женщины, музыка — что может быть лучше?
Вино, женщины, музыка… Меррик рассеянно смотрел в камин. Совсем недавно у него было все — женщины, вернее, женщина, она же музыка и вино. Раньше в его жизни не было ничего подобного. И будет ли снова?
В следующее мгновение хрустальный бокал, наполненный золотистой жидкостью, полетел в камин.
На другом конце Лондона высокий тощий человек обвел хмурым взглядом грязные стены убогой комнаты. Перед ним стояли худощавая женщина болезненного вида, вдвое ниже его, и маленький мальчуган, который испуганно прятался за юбку матери, разглядывая незнакомца с любопытством и страхом. В этих четырех тесных стенах помещались узкая кровать, колченогий стол и шаткий стул, на который пришедший предпочел не садиться, оставшись стоять посреди убогого жилища.
— Он не посмеет! — воскликнула женщина. Несмотря на болезненный вид, голос ее звучал пронзительно. — Это неблагочестиво! Ты должен ему воспрепятствовать!
Но мужчина пожал плечами и еще больше насупился:
— Сомневаюсь! Слишком поздно. Она лишь одна из тех, кто получил по заслугам. Поэтому за нее нам нечего волноваться. Послушай, Люсинда, мне не нравится твой кашель. Вот что должно тебя волновать в первую очередь. Я принес вам с мальчиком немного деньжат. Поезжай вместе с ним в деревню, на свежий воздух. И не переживай, я сделаю все, что надо, главное — выждать момент. А пока нужно набраться терпения, вот и все.
— Когда-то ты был другим, — сокрушенно произнесла женщина. — Ты зачерствел сердцем, Джейк. Что, если бы сегодня свадебные колокола звонили ради меня? Что бы ты тогда сделал?
Отчаяние во взгляде мужчины сменилось гневом.
— Я убью его, но невесту не трону и пальцем, она здесь ни при чем. А о тебе, Люси, я позабочусь, — добавил он, глядя на некогда красивую, но рано увядшую женщину. — Главное — набраться терпения.
— Сегодня до моих ушей дошла одна история, и, должен сказать, она мне совсем не понравилась! — С этими словами маркиз Эддингс припер своего зятя к стене, не обращая внимания на заполонивших зал гостей. Дункан был выше ростом и крепче сложением, чем Руперт, и ему не составило особого труда завладеть вниманием своего новоиспеченного родственника.
Тот расправил кружевной воротник и бросил взгляд на манжеты, всем своим видом давая понять, что Дункан для него нечто вроде назойливой мухи.
— Неужели? Надеюсь, ты не стал распространять эту историю?
— Нет, но прежде, чем ты поднимешься к моей сестре, ты либо ее подтвердишь, либо опровергнешь!
В голосе Дункана слышалась нескрываемая угроза, и в душе Руперта шевельнулось дурное предчувствие. Дункан тем временем изложил ему то, что слышал. Хитрые глазки жениха забегали — он явно желал убедиться, что их никто не подслушивает. Интересно, кто поведал маркизу эту историю и, главное, с какой целью? Ведь никому ничего не известно. Ни одна живая душа в этом зале не знает правды. Значит, где-то объявился предатель.
Когда пьяный маркиз, икая, закончил свой рассказ, Руперт изобразил холодную улыбку и подозвал слугу, чтобы тот принес шампанского.
— Не смешите меня, Эддингс. Подумайте сами, неужели я предложил бы вам кругленькую сумму, будь это правдой? Лучше выпейте еще бокал и пожелайте мне счастья. Уверяю вас, ваша сестра не будет сожалеть о том, что выбрала меня в мужья.
Маркиз, пошатываясь, пошел прочь с бокалом в руке. Руперт же сжал свой с такой силой, что отломилась ножка. Подобно Меррику на другом конце Лондона он с силой запустил» бокалом в стену, после чего подозвал оказавшегося поблизости лакея и что-то прошептал ему на ухо.
Слуга тотчас бросился выполнять его поручение.
Кассандра думала о своем бедственном положении и ничего не замечала вокруг. Пьяные голоса внизу наконец стихли, значит, скоро гости начнут расходиться. Это она знала по опыту. Когда был жив отец, его приятели по карточному столу засиживались допоздна. Потом, когда отца не стало, эту традицию продолжил Дункан. Так было всегда; сначала пьяный хохот и звон бокалов, затем возбужденные голоса — не иначе как кто-то выяснял отношения, а потом гости стали прощаться. Значит, Руперт с минуты на минуту поднимется к ней. Руперт. Ее муж.
Кассандра нервно обернулась и бросила взгляд на зеркало, занимавшее почти всю стену между туалетным столиком и платяным шкафом. В ярком свете хрустальной люстры его позолоченная рама резала глаз. Кассандра не знала, следует ли ей позвать дворецкого, чтобы тот загасил свечи, или же оставить их гореть всю ночь. Пусть уж лучше горят, подумала она.
Она взглянула на свое отражение — на нее смотрел бледный призрак с испуганными глазами — и поспешила отвернуться. Сейчас ей как никогда требуется мужество. Точнее, его остатки. Так что лучше не смотреть на себя в зеркало, чтобы не растерять и их. Сейчас ее жизнь зависит от того, сумеет ли она пережить эту ночь. Вот почему так важно оставаться уверенной в своей победе.
Кассандра повыше подтянула лиф подвенечного платья, но тот был скроен так, что оставлял грудь полуобнаженной. Разрази гром Дункана вместе с его модисткой! Открыв платяной шкаф, Кассандра вытащила шаль и набросила на плечи. Слуги уже распаковали ее скудные пожитки. Правда, это ничуть не избавило ее от ощущения, что она находится в чужом доме. Эта комната была такой же чужой, холодной и враждебной, как и ее муж. Но ничего, скоро она оставит и эту холодную спальню, и ее владельца. Кассандра молила Бога, чтобы слуги не унесли сундук — это сорвало бы задуманный ею план.
Впрочем, Бог с ним, с сундуком. Сегодня она покажет всему миру, что способна постоять за себя. Уж если родной брат счел себя вправе продать ее в пожизненное рабство, значит, ни одному мужчине нельзя доверять. Сегодня ей наконец стало понятно, что скрывалось за сальными взглядами, какими одаривали ее дружки Дункана, и это открытие оставило в ее душе горький привкус. Даже Меррик и тот видел в ней лишь соблазнительное тело, игрушку для своих желаний.
Кассандра стиснула зубы и постаралась не думать о предостережениях матери относительно физической стороны брака. Новобрачной до сих пор было неведомо, к чему вели поцелуи, однако мать дала ей понять, что это нечто малоприятное, что следует терпеть, ибо так хочет муж. По-видимому, именно это пытался втолковать ей Меррик. Что ж, ему следует отдать должное — он по крайней мере был с ней честен. Впрочем, то же пытался ей объяснить и Руперт, только менее галантным образом. Наверное, в этом и заключалась разница между ними. Один будет с ней жесток, другой был бы ласков и нежен. Однако и тому, и другому от нее нужно одно и то же — нечто противное, омерзительное, нечто такое, что нельзя назвать приличным словом.
Кассандра бросила взгляд на свое декольте — туда, где над золотой тканью начиналась ложбинка между грудей. Она уже давно заметила, что мужчины — большие любители заглядываться на эту ложбинку. Руперт же дал ей однозначно понять, что не удовольствуется одним только взглядом. Кассандра с содроганием вспомнила, как он в тот раз облапил ее, однако, судя по всему, мать имела в виду нечто еще более страшное, когда слабым шепотом пыталась давать дочери наставления. Ну ладно, вскоре ей предстоит узнать, что же это такое, о чем нельзя говорить вслух. Хотя нет, она не намерена здесь оставаться и с ужасом ждать неизбежного. Она непременно сбежит. А как только окажется на свободе, купит себе платье из грубой материи с застежкой под самое горло. И тогда можно будет не бояться мужчин — ни их липких взглядов, ни их липких рук.
Кассандра так увлеклась, строя планы побега, что не услышала шаги на лестнице. Дверь распахнулась, и в спальню вошел Руперт. Сердце у Кассандры забилось, как пойманная птица.
Руперт был не так высок, как ее брат, однако походка выдавала в нем силу и ловкость. Как и подобает жениху, Руперт был в элегантном наряде — белый галстук, черный фрак, шелковые панталоны. Если бы внешний вид соответствовал его сущности, все женщины мира были бы у его ног. Однако одного взгляда на полуопущенные веки было достаточно, чтобы понять — за внешностью джентльмена скрывается отъявленный мерзавец.
Кассандре стоило немалых усилий выдержать его взгляд и не попятиться к стене. Ей показалось, будто Руперт недоволен тем, что застал ее одетой и стоящей посреди комнаты в ярком свете люстры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43