Его жизнь под угрозой. Синклеру не нужны свидетели его вероломства. Он сам рискует головой.— Хорошо. Его жена сделает, как ты велишь, и сделает с радостью.— Будь осторожен, Гэвин. Я ничуть не удивлюсь, если у Синклера есть шпионы в обоих наших кланах.Гэвин резко обернулся, посмотрел на друга долгим, тяжелым взглядом. Вопрос, с которого начался разговор, все еще висел в воздухе без ответа.Патрик, не дрогнув, выдержал этот взгляд.— Я буду заботиться о ней, Гэвин. Клянусь.Гэвин помедлил еще минуту, затем кивнул:— Да, Патрик, знаю, будешь. Ну что же, обручайтесь. Я поддержу вас и заверю ваш союз.Патрик протянул руку, и Гэвин крепко сжал ее.— Я буду тебе братом.— Да. И да поможет господь нам всем.* * *Обряд обручения не требовал особых церемоний. Молодым нужно было лишь высказать вслух свое согласие.Марсали стояла рядом с Патриком, рука в руке. Он повернулся, посмотрел на нее, и в глубине зеленых глаз блеснуло нечто, чего она не могла определить.— Обещаю всегда защищать и чтить тебя, — просто промолвил он.Она хотела большего, любовных клятв, признаний, но не могла просить об этом, ведь рядом с ними стояли Гэвин и Быстрый Гарри. Однажды она еще услышит желанные слова.— И я обещаю чтить тебя, — ответила она, превозмогая отчаянное желание сказать больше, сказать, как любит его, но он молчал, а значит, следовало молчать и ей. Пока довольно с нее и того, что она знает о его любви.— Вы обручаетесь по доброй воле? — спросил Гэвин.— Да, — с готовностью подтвердил Патрик.— Да, — кивнула Марсали.— Ну, так с богом. — Гэвин, казалось, не заметил отсутствия слов о любви и послушании, невозмутимо чмокнул ее в щеку и пожелал счастья.— Спасибо, — улыбнувшись, шепнула она.— Приходи, если что понадобится.— Приду.Наконец-то Гэвин улыбнулся:— Ох, разозлится наша младшая сестренка, когда узнает, что ты сделала, а ей не сказала.Конечно, он шутил, но в его голосе чувствовалась подспудная тревога, и Марсали ответила серьезно:— Сесили правда в надежном месте, Гэвин. Спроси Патрика, я уверена, он расскажет тебе, где она. Брат качнул головою:— Я вам и так верю. Знаю, она в хороших руках. Оно и к лучшему, — грустно добавил он, — что ее здесь нет.«А он переменился», — подумала Марсали. Хотя дела в семье обстояли хуже некуда, он казался более решительным, уверенным в себе, как будто за те несколько дней, что ее не было в Эберни, успел почувствовать нелегкое бремя ответственности.Это все из-за Патрика; он умел вызывать на свет божий все хорошее, что пряталось глубоко в душах у людей. Взять хотя бы Хирама: с какой гордостью этот великан защищал интересы Патрика. Да и Быстрый Гарри, который поначалу не очень доверял своему спасителю, теперь широко и открыто улыбался ему.Марсали все еще стояла между Патриком и Гэвином, внимательно слушая их разговор, и наблюдала, как седлает коней Хирам. После того как они втроем уедут, Гэвину предстояло помочь Быстрому Гарри уничтожить все следы его пребывания в хижине и перебраться в пещеру. Потом он вернется в Эберни.Патрик подсадил Марсали в седло, на миг задержав руку на ее руке.— Сегодня ночью, — шепнул он.Сегодня ночью.Марсали вздрогнула от нетерпения, взглянула на Патрика. В его глазах было столько жара, что хватило бы обогреть весь Бринэйр. Со смущенной улыбкой он подал ей корзинку со зверьками.— Пожалуй, я не привез бы их, кабы знал, что мы так скоро вернемся, — сказал он. — Откуда мне было знать, что ты такая искусная целительница и Гарри так быстро встанет на ноги. Но Элизабет говорила, они совсем потеряли покой без тебя и ничего не ели.О своей любви он уже мог и не говорить: его поступки говорили лучше самых пылких слов. Сердце Марсали переполняла нежность. Вот он, рядом с ней, большой и сильный, и в его широкой груди бьется большое и доброе сердце.Ее муж.Патрик отошел от нее, сел на своего коня. Марсали по-прежнему не спускала с него глаз, следила за каждым движением, наслаждалась его ловкостью, силой и красотой.Нынче ночью. И она нетерпеливо вздохнула, радуясь и смущаясь своему нетерпению.Патрик устроился в седле, посмотрел на нее, улыбнулся. Какая улыбка — победоносная, теплая, сколько она обещает…Нынче ночью. Эти слова эхом отдавались в ушах Марсали всю дорогу до Бринэйра.* * *Отец без умолку жаловался и роптал; Патрик рассеянно слушал, не вникая в смысл его брюзжания.Они сидели за ужином в большом зале, среди множества родичей. Отец потребовал, чтобы старший сын присутствовал при общей трапезе. Марсали решила поесть у себя в комнате, а Элизабет охотно составила ей компанию.Отец не подумал спрашивать о Марсали; ему, очевидно, льстило лишь сознание того, что она — заложница в его замке. Гораздо больше его занимало исчезновение стада коров с пастбища у замка.— Чертовы Ганны! — возмущался он.— Я верну их, — успокаивал его Патрик.— Хочу, чтобы ты взял с собою Алекса. Пора ему становиться мужчиной. — И Грегор вперил недобрый взгляд в сидевшего поодаль младшего сына.Алекс покраснел.— Пойдешь нынче же, — не обращая внимания на его смущение, обратился к Патрику отец.— Нет, — твердо возразил тот. — Я весь день в седле и устал. Отправимся завтра ночью.— Тогда Алекс сам возьмет людей и поедет сегодня. А ты отдыхай.Звяканье ножей о блюда стихло. Сазерленды уткнулись взглядами в тарелки, делая вид, что эта нежданная схватка характеров их совершенно не касается. Кто-то швырнул кость теснящимся у стола четырем собакам, и те тут же принялись грызться из-за нее. На пол полетело еще несколько костей.— Нет, — повторил Патрик. — Я сам поеду завтра и сделаю все, как задумал. Или в Бринэйре меня больше не увидят.В зале воцарилось гробовое молчание. Отец сначала побагровел, потом побелел. Но Патрик знал: если он рассчитывает на уважение клана, надо твердо стоять на своем. Оставалось ждать грома, но гром грянул вовсе не так, как он ожидал.Отец откинулся на спинку стула и затрясся от хохота.— Все-таки ты — мой сын, моя кровь, — прохрипел он. — Правильно, никому не давай спуску. Завтра так завтра. Жду тебя с нашими коровами и шкурами этих жуликов Ганнов.Патрик поморщился от столь кровожадного требования. Аппетиты отца росли не по дням, а по часам.Не пускаясь в дальнейшие разговоры, он быстро доел ужин. Марсали уже ждала, и одна мысль об этом согревала ему кровь. Интересно, заметил ли кто-нибудь, сколько раз он поглядывал на лестницу?Еще несколько часов…* * *Реки расплавленного золота текли по предвечернему небу, тянулись вдоль окружавших Бринэйр серо-зеленых холмов, подернутых прозрачной дымкой.Марсали стояла у окна в своей спальне, подставив лицо лучам уходящего солнца. Она любила эту пору суток, эти долгие часы постепенного перехода дня в ночь, но сегодня торопила время и с нетерпением ждала темноты.Она ждала Патрика. Своего мужа.Только бы Элизабет не обиделась. Марсали знала, что она хотела побыть с нею после ужина, поболтать, поиграть с Тристаном и Изольдой, но Марсали, отговорившись усталостью и желанием вымыться, скоро выпроводила ее, опасаясь долгого разговора. Девушка будто бы приняла ее слова за чистую монету, сразу поспешила за горячей водой и свежим бельем, робко, как всегда, спросила, не помочь ли. Марсали поблагодарила и уверила, что справится сама.Она испытала райское блаженство, смывая трехдневную грязь, но все же не переставала думать о наступающей ночи, о Патрике, который будет прикасаться к ней, о нагой, незащищенной коже, о… Никогда прежде купание так не возбуждало ее.Когда она уже вытиралась, в дверь тихо постучали. Марсали легко пробежала по комнате и с замершим сердцем открыла.На пороге стоял Патрик. Он успел побриться, переодеться в чистую рубаху и плед и был до невозможности хорош собою. В его живых зеленых глазах вспыхивали темные огоньки, а лицо было серьезным и строгим.Он вошел, закрыл за собою дверь, оглядел Марсали с головы до ног. Она не одевалась после мытья и стояла перед ним в одной тонкой сорочке, краснея под его дерзким взглядом. Он протянул к ней руки, и она шагнула в его объятия.Некоторое время они стояли не двигаясь, просто согревая друг друга. Марсали положила голову на грудь Патрику, услышала ровный стук сердца. Его дыхание тихонько шевелило волосы на ее виске, и она глубоко вздохнула от переполнявшей ее радости: она здесь, с ним, одна.Вскоре, однако, им уже недостаточно было только объятий. Марсали ощущала, как растет напряжение, как начинают вновь разгораться тлеющие с утра угли. Она крепче обхватила Патрика обеими руками, а тело ее уже ныло от ожидания.— Марсали, — тихо произнес он, гладя ее по длинным, ниспадавшим до пояса волосам.Она подняла голову, взглянула ему в глаза. Он улыбнулся в ответ:— Ты такая красивая! — И провел по ее щеке кончиками пальцев.А потом склонился и поцеловал, и по ее спине пробежал холодок, и что-то стеснило грудь. Он покрывал ее лицо легчайшими поцелуями, потом губами нашел ее рот и надолго замер, пробуя на вкус, нежно покусывая, водя кончиком языка по краям. Что-то росло внутри ее, давило грудь и вдруг вспыхнуло огнем; она приоткрыла губы, и язык Патрика скользнул внутрь.Этот поцелуй был томительно-нежен и будил в ней желания, каких она еще не знала; руки Патрика неустанно гладили ее спину, бедра, плечи. Она чувствовала, как он дрожит, слышала его тихие стоны и несказанно удивлялась внезапному родству их тел, таких разных и так подходящих друг другу. Эта мысль неожиданно потрясла ее, и Марсали буквально повисла на Патрике, вцепившись ему в плечи, боясь, что вот-вот упадет.Он обнял ее еще крепче, привлек к себе, и у нее совсем подкосились ноги: сквозь одежду к ее бедру прижималась твердая, напряженная мужская плоть.— Сладкая моя, — шепнул Патрик, и ее уху стало щекотно от теплого дыхания.— Патрик… о, пожалуйста…Как ни невнятна была эта мольба, он понял, взял ее на руки, отнес в постель, осторожно опустив на пуховую перину. Потом, выпрямившись, окинул долгим взглядом ее всю целиком — груди, живот, бедра, ноги — и еще раз снизу вверх, пока вновь не встретился с нею глазами. Марсали казалось, что этим взглядом он обласкал и дотронулся до нее везде, но вот он присел рядом, его ладони легли ей на грудь, и она поняла, насколько настоящие прикосновения отличаются от того, что она рисовала в своем воображении.Он склонился и поцеловал ее в шею, не переставая гладить груди. Захлебываясь от желания, Марсали выгнула спину, обняла его за плечи, притянула ближе к себе, пока не прильнули друг к другу их напряженные, как струны, тела.С низким, тихим стоном Патрик рванул на ней сорочку, стащил ее через голову, и на миг Марсали ощутила себя выставленной напоказ и совсем беззащитной, но затем увидела себя отраженной в его глазах, полных такой нежности, что минутная неловкость прошла без следа.Патрик сдерживался, как мог, старался быть ласковым и не торопиться, хотя пламя уже пожирало его. Марсали лежала рядом, такая невинная, смущенная обрушившимися на нее новыми ощущениями. Все это было еще незнакомо ей, и все же, наперекор кратким сомнениям и стыду, в ее глазах горела та же страсть, что сжигала его самого.Она была полностью открыта его взгляду, и он не мог отказать себе в удовольствии еще полюбоваться стройным телом с высокими, упругими грудями и округлыми бедрами. Лицо ее было совсем юным, с полудетским абрисом щек и упрямым подбородком, а в глубокой синеве глаз уже не осталось прежней неуверенности. Господи боже, как же он любил эту девушку! Двенадцать долгих лет знать, что она принадлежит ему душою и телом, и вот наконец, назло войне и ранам, едва не сгубившим его, наперекор воле ее отца, вознамерившегося отдать ее другому, и его отца, скорее проклявшего бы сына, чем согласившегося услышать, как тот назовет Марсали Ганн женой, наперекор всему, что разделяло их, — вновь обрести, соединиться отныне и навсегда.Не в силах оторваться, он все гладил ее, проводил ладонями по плечам, спине, по груди. Взгляд Марсали затуманился страстью, и все же где-то в глубине еще пряталось растерянное удивление от новизны того, что она испытывала, и этот невинный взор околдовывал Патрика и сводил с ума.— Марсали, — хриплым шепотом твердил он, — Марсали.Она застонала в ответ, и этот стон разбудил в Патрике желание еще более необузданное. Он поцеловал заострившийся сосок, потом другой… Пальцы Марсали блуждали по его щеке, играли с завитками волос на затылке. Он еще не знал столь чувственных, упоительных прикосновений, никто и никогда не дотрагивался до него с такой нежностью и любовью. Этого он ждал всю жизнь.Он расстегнул брошь, скреплявшую плед на плече, встал, снял пояс, и плед упал на пол. Тут же за ним последовала рубаха. Он поймал любопытный взгляд Марсали на своем нагом торсе, прилег рядом с ней, вкрадчиво погладил по плечу — и вновь почувствовал, что ей страшно. Стиснув зубы, собрав последние остатки терпения, отодвинулся…— Нет, не уходи, — прошептала она, обняла его и привлекла к себе.Задыхаясь, Патрик прижался к ней и впервые ощутил обнаженной кожей сладкий жар ее кожи. Каждым прикосновением он старался ободрить ее, и вот уже ее глаза опять загорелись желанием, но ясно было, что она не знала, как вести себя дальше, ведь росла без матери, и некому было научить ее. Еще раз Патрик поклялся себе самому быть нежным и не спешить.Губами он обхватил сосок, осторожно обвел его языком. Тело Марсали вытянулось, напряглось, она слабо вскрикнула. Его руки двинулись вниз, к темнеющему курчавому треугольнику, еще ниже, и Марсали вскинулась и задрожала, когда пальцы добрались до самых тайных мест ее естества. Он слышал, как она шепчет его имя, и чувствовал, как наливается сладкой влагой ее лоно.Марсали льнула к нему все жарче, обвивалась вокруг него всем телом; она уже была готова, да и он сам не мог больше ждать и лег на нее. Он все еще держал себя в узде, лишь лаская и пробуя на ощупь ее горячие, набухшие влагой лепестки, пока Марсали не изогнулась дугою ему навстречу, прося о большей близости. Вот она опять вскрикнула: «Патрик!», и тогда он медленно, осторожно вошел в нее…Марсали казалось, еще немного — и она не вынесет боли ожидания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47