Ей не хотелось смотреть на него, чтобы не увидеть на его лице сомнение. — Ник, — произнесла она наконец, — всегда был самым сильным в семье, с тех пор как я помню. Я люблю папу, но он… фаталист. Он просто полагает, что все обернется к лучшему. Он всегда на стороне обиженных и, кажется, любит проигрышные ситуации. — Она посмотрела на рейнджера:
— Его семья владела рабами в Вирджинии. Он ненавидел рабовладение, открыто выступал против него и был лишен права собственности. Он два года учился в университете, любит книги и приучил любить их всех нас. Но он не мог добиться успехов в каком-либо деле, а может, у него не хватало терпения, чтобы обучиться профессии. Он присоединился к бродячей трупе «Чудо-препаратов» и унаследовал шоу после смерти владельца. Ему… нравится такая жизнь, он очень любознателен и обожает путешествовать и встречаться с людьми — а с труппой он может ездить куда и когда ему угодно. Однажды в пути он познакомился с мамой. — Она помолчала, вызывающе глядя на него. — Я знаю, что ты думаешь о нашей семье, но ты не прав. Папа… в общем, он никого не считает чужаком и всегда помогает тому, кто в беде. Он не видит ничего плохого в том, чем мы занимаемся. Наш тоник и «Целебные травы» никому не повредили, и к тому же мы веселим людей, лишенных развлечений.
Лори снова подняла глаза на Моргана, и в них блеснули озорные искры.
— Конечно, мы известны тем, что иногда «вытряхиваем» простаков, но только тех, кто жаден и кто может позволить себе лишиться денег. — Прикусив губу, она смолкла, затем продолжала как человек, решившийся говорить чистую правду:
— Мы с Ником иногда плутовали в карты, но только когда очень нуждались в деньгах. Мы хорошо играем и без шулерства, а нас обвиняли в нем, даже когда мы обходились без него.
Моргану хотелось улыбнуться. Снова эта чертовски обезоруживающая откровенность. Эта завораживающая своим хитроумием логика. Но он заставил себя сдержаться, не желая прервать поток слов и лишиться шанса узнать о девушке побольше. И о ее семье.
— Мы никогда не были одиноки, — продолжала Лори, — потому что нас было двое. — В глазах ее мелькнула грусть, и Морган понял чуть больше о привязанности между Лори и Брэденом. Нас было двое. Что бы она ни говорила, в детстве она вела одинокую жизнь. Ни корней, ни родных вне круга семьи. Но если она и сожалела об этом, то не показала виду. — Мы все время встречались с чем-то новым. Папа всегда подыскивал бродячего артиста, способного научить нас с Ником самым разным вещам.
— Включая искусство стрельбы, — вставил он лукаво. Она посмотрела на него и кивнула.
— И еще трюки с лошадьми, пение и игра на различных музыкальных инструментах. Кроме гармоники, Ник умеет играть на гитаре и банджо. — Лори чуть поколебалась, затем медленно продолжала:
— По-моему, мне всегда нравилось это больше, чем Нику. Я люблю детей и… люблю петь для них. Мне всегда нравились представления с меткой стрельбой. Я прекрасно стреляю.
Она снова намекала, что при желании могла запросто убить его.
— Ник… тоже хороший стрелок, — заговорила она после минутной паузы. — Но он не всегда вкладывал в это сердце. Во время войны Ник хотел вступить в армию, но чувствовал, что мы нуждаемся в нем: мне было только десять, Энди — шесть, и Ник беспокоился о нас. А в последнее время… ему хотелось завести ферму.
Лори посмотрела в глаза рейнджеру. Она рассказала свою историю и пояснила суть дела, стараясь сделать это как можно лучше. Теперь она пыталась выяснить его реакцию, разгадать, понял ли он все, что она сказала о невиновности Ника и о том, какой он добрый парень.
Ее сердце заледенело: лицо его по-прежнему было каменным.
— Ему придется вернуться обратно, Лори, — медленно и четко произнес он. — Но я помогу ему.
Лори расслышала лишь первую часть. Вторая мало что означала. Ничто не спасет Ника в Хармони. Ничто. Об этом позаботится премия в пять тысяч долларов. Он не поверил ей, ничего не изменилось. Она снова начала было подниматься, но его рука снова остановила ее.
— Отпусти меня, — горько промолвила она.
— Лори, послушай меня, — произнес он тихим, но настойчивым голосом. — За его голову назначена большая премия. Кто-нибудь потребует ее.
— Неужели этим человеком будешь ты?
— Проклятье, я вовсе не собираюсь получать эту премию. Я уже говорил тебе об этом.
— Я не верю тебе, — солгала она. Лори верила ему, но ей хотелось обидеть его, как он обижал ее. Он застыл:
— Я никогда не охотился за человеком ради денег.
— Так почему же?.. Из-за того, что вы похожи? Или ты боишься, что они будут охотиться на тебя?
Он вздохнул.
— Частично так, — подтвердил он. — Я был представителем закона всю жизнь. Увидеть свое лицо на плакате о розыске было для меня… оскорблением всего, во что я верил!
— Ты просто веришь в правосудие! — возразила она вне себя от ярости. Он заставляет ее сердиться все больше и больше. Потому что слеп… и потому что даже сейчас он влечет ее.
— Я верю в закон, — сказал он. — Обычно закон работает вполне сносно.
— А когда не работает?
— Я слежу за тем, чтобы он был справедлив.
— Ты сказал, что был в Хармони, — укорила она, — и был уверен, что Ник виновен.
Он кивнул:
— У меня не было причин сомневаться. Все рассказывали ту же самую историю.
— Но теперь у тебя есть причина? — спросила она, затаив дыхание. Может, она все-таки сможет убедить его отпустить Ника. — Тогда отпусти его.
— Ты не слушаешь, Лори. Ты знаешь, сколько убийц за ним охотится?
— Мы уедем далеко отсюда.
— Черт побери, ты не сможешь уехать настолько далеко.
Лори изумленно уставилась на техасца. Он не собирался отпустить Ника, чтобы она ни говорила и чтобы бы он ни думал.
— Но зачем ты тогда расспрашивал? Почему хотел узнать, что случилось в Хармони? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Я не могу отпустить его, Лори, иначе вы оба будете убиты, а может, и вся ваша семья. Но как только мы очутимся в Техасе, я смогу помочь.
— То есть успокоить свою совесть, прежде чем он умрет, — дополнила она. Лори ненавидела слезы, уже начинающие пощипывать ей глаза. Рука рейнджера поймала ее за подбородок и подняла лицо девушки, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Я не хочу, чтобы с тобой случилась беда, — произнес он тихим охрипшим голосом.
Глаза его горели убеждением, и синева их сгустилась настолько, что они казались темными в вечерних сумерках. Она никогда не видела у него таких глаза. Он постоянно окружал себя такой стеной одиночества, что ей казалось немыслимым проникнуть в созданный им мир. Он всегда казался ей одиноким человеком, познавшим искусство одиночества и даже пытавшимся выставить его добродетелью.
У него сжалось горло, и она почувствовала его волнение и мучительные сомнения, но все же поняла, что он не откажется от того, что задумал.
* * *
Морган боролся с собой, но безуспешно. Он следил за эмоциями девушки, за искренностью, с которой она подбирала слова в защиту того, кого любила. Гнев. Печаль. Мольбы. Он чувствовал, как ненавистно ей упрашивать его. И что-то рухнуло в его потайных, охраняемых закоулках. Распахнулся некий люк, и обнажились одиночество и пустота, составляющие неотъемлемую часть его сущности.
Он хотел, чтобы она поверила ему так, как верила в Брэдена. Но он не знал, как добиться этого. И тут он не выдержал: в нем бушевали влечение и желание и продолжала таиться надежда, что ему как-то удастся заставить ее поверить в него…
Голова его склонилась. Губы встретились с ее губами. Вначале они были грубыми от неуемной жажды, которую он не в силах был обуздать, а ее губы сопротивлялись, но потом уступили его настойчивому напору и ответили столь же жадно, как и его. Впрочем, он не ощущал себя победителем. Он чувствовал ее сопротивление, ее гнев на себя за уступчивость. И ему хотелось погасить этот гнев, хотелось больше всего в жизни.
Морган никогда не был нежен с женщиной. Но он не был и груб, а был просто… надежен. Умел заботиться о необходимом. Он смотрел на лицо Лори, на котором отражались противоречивые переживания, и ему хотелось быть нежным, заслуживающим доверия. Он хотел намного больше того, чем когда-либо давал или получал.
Ему хотелось исследовать в ней все. Хотелось видеть ее улыбку и то, как загораются неожиданной радостью ее глаза. Ему хотелось, чтобы ее глаза загорались для него. Его поцелуй стал более нежным, глубоким и желанным. Руки Моргана обняли ее, тело девушки расслабилось в его объятиях, и она распахнула для него губы. Чуть-чуть доверия. Совсем чуть-чуть, но он возьмет сколько сможет, — подумал он, охваченный восторженным порывом.
* * *
Ей не хотелось отвечать ему. Она хотела оттолкнуть его, назвать убийцей. Но Лори не смогла ни того, ни другого. Ей показалось, будто она предает все, что любила и лелеяла, когда губы ее ответили на его поцелуй и ее охватил жар влечения, почему-то не потушенный гневом, одиночеством и неуверенностью, отягощенными чувством вины перед самой собой. Наоборот, этот жар как будто питался именно этими эмоциями.
Милые Мария и Иосиф, как он нужен ей. У нее уже не осталось иллюзий, что он сможет помочь, но ее привлекала его несгибаемая убежденность. Он мог бы солгать, но не солгал. Он был ее врагом и только что сказал, что останется им и впредь, но все же…
Он наполнил ее сердце, тело, душу и разум поразившей ее завершенностью своей натуры. Когда он был рядом, когда прикасался к ней, у нее не оставалось воли. И, Боже милостивый, как он прикасался к ней! Повсюду. Его губы твердо лежали на ее губах, его настойчивый язык исследовал глубины ее рта, вначале жадно, затем соблазнительно нежно. Удивительно нежно для такого жесткого человека с несгибаемой натурой. Его длинные пальцы нежно помассировали ей шею, вскоре напряжение покинуло усталые мышцы, и тело девушки расслабилось, и в то же время она испытывала пронизывающие волны желания.
В ней росло обжигающе-горячее чувство; оно внедрилось в ее сердцевину и посылало покалывающие сигналы в каждое нервное окончание. Она ощущала в нем нежность, о которой не подозревала раньше, и все ее опасения и решительность таяли под его прикосновениями. Она нуждалась в силе, хотя и боялась ее. Он отнял губы от ее губ и, осыпая ее шею легчайшими поцелуями, уложил ее на постель из мягких и сухих сосновых игл. Его руки, едва касаясь, погладили ее шею, затем опустилась на плечи. Он склонился ниже, и его язык легко пробежал по щеке девушки.
Тело Лори содрогнулось в ответ, испытывая искренний восторг перед этим даром, столь необычным для мужчины такого склада, явно не привыкшего к подобным ситуациям. Он хрипло прошептал ее имя и запнулся…
Но слова между ними были невозможны. Лори не могла их вынести, как не могла вынести обещания и отсутствие обещаний. Она не смогла бы вынести пробуждения к реальности своего положения или же осознания того, кто был с нею рядом. Она могла только чувствовать. Он снова взял ее губы в плен с той же мучительной страстью, которая сотрясала и ее тело. Жажда была столь острой… но в то же время утонченно новой, необычной и чудесной.
— Лори? — Вопрос прозвучал так тихо, что она еле расслышала его. Пристальный и задумчивый взгляд рейнджера тоже вопрошал ее. Ее ладонь легла на его обветренное лицо, казавшееся грубым из-за темной щетины. Но глаза его светились вопросом, и в их глубине горело ярко-голубое пламя.
Она не знала, как обратиться к нему. Он всегда был просто «рейнджер». Безликое имя для врага.
— Морган, — подсказал он, будто читая ее мысли, и пальцы его зарылись в ее волосы, расплетая одну из кос.
— Морган, — повторила она, как бы ощущая на языке что-то необычное.
— Не так уж трудно выговорить, а? — чуть задумчиво произнес он.
— Нет, трудно, как и все в тебе, — прошептала она. Его губы дрогнули и еле заметно улыбнулись.
— Вы очень проницательны, мисс Лори, — пошутил он.
Лихорадочный жар внутри нее усилился. Она ощутила, как напряглась в нем плоть, натягивая ткань брюк, и вспыхнула. Он все еще ожидал ответа на вопрос, витающий в воздухе. Ее рука поднялась и зарылась в его густых темных волосах. Он склонился и снова поцеловал ее, на этот раз с нежной яростью. Малейшее движение его тела и рук заставляло ее тело петь. Это было пробуждением, бьющим через край с каждым новым ощущением и заставляющим ее вздрагивать под невыносимым гнетом бурлящей в ней страсти.
Она ощутила, как его руки расстегивают платье, затем проникают под сорочку и ласкают ее груди, дразня соски пальцами. Когда он коснулся губами ее груди, ей показалось, что в венах заструился теплый мед. Она прошептала «Морган» и почувствовала, как его тело напряглось, когда он услышал долгожданное.
Он обнял ее за шею, и она чуть подняла голову, чтобы прижаться к его темным волосам, а губы его продолжали исследовать, дразнить и искушать. Ей казалось, будто она очутилась в водовороте чувств и ее увлекают вниз его бурные, крутящиеся течения. Она уже тонула в нем. Тонула в своей страсти к рейнджеру и к тому сочетанию нежности и еле сдерживаемой ярости, которое она всегда в нем ощущала. Его руки оказались на ее талии и потянули за панталоны. Она почувствовала, как они скользнули вниз по ее бедрам и прохладный воздух коснулся кожи.
А потом она неожиданно для себя уже помогала ему расстегивать рубаху, и руки ее порхали на его груди, едва касаясь новой раны и с большим любопытством поглаживая старые. Его грудь была жесткой как доска, не считая прекрасно вылепивших ее мышц. Пальцы девушки помедлили у его сосков, и она поиграла с ними, как прежде делал он с ней, а затем прочертила линию вниз, туда, где застегивались брюки. Он замер, потом быстро сбросил сапоги и брюки. Теперь он сидел только в длинных, облегающих мускулистые, поджарые ноги трусах.
Лори показалось, будто она никогда не видела столь сексуального и великолепно-первобытного мужчины. Идеального в своем совершенстве. Она протянула ему руку, и это было для него достаточным ответом. Он взял ее, повернул крошечной, в сравнении с его, ладонью вверх и провел по ее линиям другой рукой. Ей пришлось постоянно напоминать себе, что он «правша».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55