Тайриан смотрел, как она облизывает эти тонкие очаровательные пальчики, видел, как высовывается розовый язычок, обвивается во­круг одного из пальцев и снова прячется за све­жими губками. Гвен покончила с желе, и Тай­риан заглянул в ее выразительные печальные глаза.
Он тихо застонал, словно от приступа боли.
Это было невыносимо. Тайриан вскочил на ноги и, не разбирая дороги, бросился к ближай­шей рощице. Отсутствовал он довольно долго.
Гвен уже начала волноваться, не случилось ли с ним чего-нибудь, когда Тайриан снова вы­шел к месту их привала.
Его лицо напоминало каменную неприступ­ную крепость во время осады. Гвен почувство­вала себя еще более одинокой, чем когда жила в монастыре. По крайней мере, тогда она не знала рыцаря, о котором можно было мечтать. Там все ее мысли занимал Бог, молитвы, книги, ангельские и дьявольские создания и обычная ежедневная рутина, которая являлась неотъем­лемой частью жизни монахинь.
Ее душа принадлежала Богу.
А теперь появился Тайриан. Золотистый рыцарь.
Гвен находилась в ужасном смущении и недоумении. И впервые в жизни она даже не­много побаивалась своих чувств.
– Одевайся, Гвен, я не буду мешать.
Так как одежда девушки совершенно измаза­лась после путешествия, ночевок под открытым. небом и стычки с разбойниками, Тайриан оста­новился у дома состоятельного купца, чтобы приобрести смену белья и платье для Гвен, а заодно и выстирать то, что было на девушке.
Жена купца отказывалась выполнять эту работу, потому что на следующий день ее дочь выходила замуж и надо было готовить свадьбу. Но при виде мешочка с монетами, который по­казал ей Тайриан, глаза женщины заблестели: тяжелый кошелек пригодился бы и дочери, и ее будущему мужу. Вопрос был решен.
Гвендолен стояла в комнате в задней части дома, переодевшись в платье светло-голубого цвета. Оно вызывающе обтягивало грудь, а опустив глаза, Гвен побледнела – подол не до­ходил до щиколоток на целый дюйм. Но надев плотные шерстяные чулки и прочные туфли, она широко улыбнулась – теперь ее ноги вы­глядели толстыми и бесформенными.
Одевшись, Гвендолен задумчиво провела ру­ками по своему головному убору, помедлила, а потом сорвала и апостольник, и покрывало.
Светлые волосы свободно рассыпались по плечам. Жена купца, вошедшая в комнату и увидевшая перед собой прекрасную девушку вместо строгой монахини, остолбенела на миг. Приложив к губам палец, женщина, взяла по­крывало и апостольник и направилась к дверям. Она подумала, что сестра Гвендолен дала обет молчания и беседы не получится, но вполне заполнила пробел самостоятельно.
– Я вернусь, как только моя горничная вы­чистит Ваш головной убор. Ни один человек – даже этот красивый рыцарь, что сопровождает Вас в Кирклей – не должен видеть великолеп­ные волосы монахини. Они только для глаз вдаль, куда ускакали рыцарь и послушница.
Глава 16
Бога. Вашу одежду мы выстираем быстро. Не пройдет много времени, как Вы снова отправи­тесь в путь, сестра Гвендолен.
«Но я еще не монахиня», – хотела возразить Гвен.
Она дотронулась до волос, которые игуменья разрешила сохранить несчастной сиротке до окончательного обета. А ей все еще хочется по­стричься в монахини? Что изменилось? Что-то изменилось и очень значительно, и это имело отношение к странным внутренним ощущениям.
Было бы богохульством рассказать Святому ордену, что она видела во сне прошлой ночью и о чем думала во время бодрствования.
Мечты о Тайриане… Разбирая спутавшиеся пряди, Гвен подошла к окну и выглянула на улицу.
Внизу во внутреннем дворике стоял предмет ее грез, беседуя с каким-то пузатым мужчиной.
Гвен отпрянула назад, чтобы он не увидел ее без головного убора.
Девушка присела на кушетку и вскоре, свер­нувшись калачиком, крепко заснула. Недавно вымытые красивые волосы спустились на пол, блестящие волны образовали светло-серебристое озерцо на черно-желтом ковре.
Постучав и не получив ответа, Тайриан во­шел в небольшую комнату. Он гадал, почему требуется так много времени, чтобы выстирать одежду Гвендолен и помочь ей переодеться.
Мельком оглядев комнату, Тайриан решил, что хозяйка ушла куда-то вместе с Гвендолен, но тут на глаза ему попалось изумительное сочетание голубого с серебристым.
Гвен…
Бог мой, он даже не подозревал, что такая красота существует на свете, причем сосредото­чивается вся в одной хрупкой женщине.
Послушнице. Которая скоро станет монахиней.
Тайриан попятился и почти выбежал из ком­наты. Он налетел на молодую служанку, идущую по коридору с одеждой Гвен в руках, покры­вало и апостольник взлетели в воздух. Удержи­вая на ногах девушку одной рукой, другой Тайриан успел схватить головной убор и спасти его от падения в помойное ведро.
– Ух, – отдуваясь, произнесла служанка. Еще одна хорошенькая горничная, направ­ляясь к ведру, подмигнула рыцарю.
– Быстрая работа, господин! – подняв вед­ро, она повернулась к нему. – Ха! Если здесь есть настоящая монахиня, то дайте мне эту бе­лоснежную штуку – я ее съем!
– Ешь, – ответил Тайриан, протягивая апостольник. – И это послушница, а не мона­хиня, – добавил он, уходя.
– Клянусь своей лучшей метлой, – сказала одна служанка другой, когда они смотрели, как уезжают рыцарь с золотистыми глазами и скром­ная послушница, – эта хорошенькая монахиня так и не примет постриг.
– Послушница, – поправила вторая девушка.
– Послушница или монахиня, – продол­жала первая, – она никогда не уйдет от этого мужчины.
– Она не может говорить, у нее нет голоса.
– Обет молчания.
– Не думаю.
Девушка провела метлой по полу.
– А впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Он собирается проглотить ее цели­ком. Это видно по глазам, – она подошла к узкому окну и положила подбородок на шерша­вую ручку.
Вторая, с хрустом вонзив зубы в темно-крас­ное яблоко, заметила:
– И как она смотрела на него.
Обе девушки вздохнули. И прежде, чем снова приняться за работу, какое-то время перебра­сывались яблоком, глядя.
Солнце сияло так, будто потоки теплого меда струились с небес. Отем сидела посреди вереско­вого поля между крутыми зелеными холмами и заплетала длинные рыжие волосы в две косы, потом уложила их короной вокруг головы.
Чем больше Отем размышляла о перспективе найти сестру, тем более одинокой она себе каза­лась, Винтер была где-то недалеко, и когда-ни­будь она отыщет ее. Но Отем боялась, что никог­да больше не увидит двух других сестер. Винтер с ее серебристыми волосами и ангельской внеш­ностью было легче описать. Не многие молодые женщины выглядят столь привлекательно и безупречно. Но опять же, повторяла себе Отем, она не видела сестру несколько лет, и существо­вала возможность, что Винтер превратилась в заурядную толстушку. Хотя это маловероятно. Отем не думала, что Винтер так изменилась, ведь она сама осталась стройной и гибкой. Вин­тер где-то здесь, такая же прекрасная, как и в детстве.
День шел за днем, и Отем припоминала все больше событии из своего прошлого. Теперь она точно знала, что ее настоящий отец Ричард Мюа, а человеком, который возвратился в замок с известием, что Ричард убит на поле боя, был Роберт, брат отца. Он солгал: Ричард вернулся через неделю. Роберт был отвратительным мер­завцем, а не ее отец. Ричард был добрым и поря­дочным человеком. Именно Роберт придумывал всякие небылицы и лгал без зазрения совести. Оба брата были почти одного возраста и выгля­дели, как близнецы, а может, они и были близ­нецами, сейчас этого не узнаешь.
Итак, теперь Отем знала, что у нее был дядя. Кого еще она вспомнит? Лицо матери по-преж­нему оставалось неразличимым. В памяти мель­кало прекрасное лицо, но этот образ быстро ис­чезал.
– Тебе понадобится потрясение, чтобы все вспомнить, – сказал ей как-то на днях Рейн, – подобное шоку, который ты испытала, став сви­детельницей – убийства родителей.
Рейн и сейчас говорил что-то. Полдня он молчал, а потом разразился потоком слов. Ей приходилось удерживаться, чтобы не сказать «я люблю тебя» пусть даже в шутку.
Откуда она вообще знает, что любит Рейна? Любить кого-то означает безоговорочно дове­рить человеку свою жизнь, открыть ему душу, разделить с ним мечты, стремления, а не только постель.
Мужчине проще. Ему достаточно взглянуть на женщину, решить, что он ее хочет, и больше никаких проблем. Он заглядывает женщине в глаза, думая, что от его взгляда она растает, пойдет за ним на край света и будет верить, что каждое произнесенное им слово – чистей­шая правда.
«Но не я», – подумала Отем. Потребуется что-то особенное прежде, чем она ляжет в пос­тель мужчины. Ему придется или напоить ее (чего не случалось ни разу в жизни), или заставить поверить, что завтра наступит конец света. Ему придется ползать перед ней на коленях, говорить, что она для него – солнце, луна и звезды. Он должен будет заявить, что не может жить без нее. Он обязан будет сказать, что весь мир крутится вокруг нее, что он достанет ей луну или единорога – мифическое животное, похожее на лошадь с одним рогом, отыскать будет легче, чем забраться на небо за луной.
– Отем, мы должны ехать, – Рейн шел к ней по вересковому полю, ведя за собой Гоуст.
«Когда на него вот так падает солнечный свет, он великолепен», – подумала Отем. Она сказала бы ему это, не будь он в последнее время так серьезен.
– Далеко до Кирклея?
– Не дальше, чем мы проехали. Сейчас по­едем вон тем путем, – он прищурился, глядя на солнце. – Хорошо! Дни становятся все жар­че – скоро лето. Теперь ты не будешь мерзнуть по ночам.
Отем шла за Рейном до дороги, где они сели на лошадей, и гадала о причине задумчивого настроения своего спутника. Он был сам не свой, больше не смеялся с девушкой, и создава­лось впечатление, что ему надоела ее компания.
– Ты довезешь меня до Кирклея?
– Что? А, да.
Ну что ж, у них еще будет время для бесед. Больше всего Отем недоставало Барри.
Остаток дня они ехали, почти не разговари­вая; по дороге купили хлеб и сыр у бродячего торговца, переходившего из селения в селение.
Впереди показались очертания дома из кам­ня и бревен. Отем с Рейном остановились возле него, съели пойманную в речке рыбу и исследо­вали дом снаружи и внутри.
– Посмотри-ка, бутыль вина, – сказал Рейн, склонившись над старым сундуком.
– Может, оно от старости уже стало ядови­тым, – ответила девушка. – Эта бутыль такая огромная, что из нее можно напоить двадцать человек.
– Ты хочешь вина или нет? – проворчал, Рейн, поворачиваясь к ней.
Отем из другого конца комнаты отрезала:
– Можешь выпить все сам. Я иду во двор – вдруг мы просмотрим людей, которые, возмож­но, живут здесь. Нельзя дать гарантию, что они не явятся посреди ночи и не выкинут нас из этой, – она сморщила носик от отвращения, – прогнившей старой кровати.
– А кто сказал, что мы останемся здесь на ночь? – сделав глоток вина, Рейн посмотрел на девушку со счастливой улыбкой на устах.
– Хорошее вино, – он сделал глоток, потом еще один. – Крепкое. Хорошо! Пожалуй, мы можем остаться здесь. Посмотри за лошадями, госпожа Отем, – сказал он, устраиваясь возле сундука и вытягивая перед собой ноги.
Подобно вспышке молнии Отем пронеслась через комнату и вырвала бутылку из рук Рейна.
– Если ты хочешь напиваться, делай это, когда ты один, без меня, – она закрыла бутыль пробкой и швырнула на покрытую мехом кро­вать. – Как ты сможешь быть моим защитни­ком, если будешь не в состоянии ясно различать предметы или хлопнуть себя по бокам обеими руками? Если ты выпьешь все это вино, ты отключишься на целую ночь и… что это за шум?
Рейн широко улыбнулся:
– Какой шум? Я ничего не слышу. Просто разыгралось твое женское воображение.
– Да? – Отем подбоченилась. – Вот ви­дишь! В прошлый раз, когда мы услышали шум, это оказались разбойники. Тогда ты был начеку. А сейчас ты выпил совсем немного, а твой слух уже ослаб.
– Отем… – простонал Рейн, – я… кажется, я… только что выпил… что-то ужасное… навер­ное… яд…
Он тяжело повалился на пол и, прежде чем закрыть глаза, прошептал:
– Ты была права… Оно ядовито…
– Рейн! – Отем бросилась к нему и начала трясти. – О, нет! Я просто пошутила, Рейн! Пожалуйста, пожалуйста, скажи что-нибудь! – она взяла бутылку и, испустив пронзительный крик, бросила ее на пол. – Рейн, поговори со мной! Неужели это был яд?
Сильная мужская рука схватила ее за ло­дыжку и дернула. Отем упала на Рейна, кото­рый подмял ее под себя и рассмеялся:
– Здорово одурачил тебя, правда?
– Ты… слезай, болван!
– Слезай… болван? Что ты говоришь? – он снова рассмеялся. – Благовоспитанной леди не пристало так выражаться! Ай-ай-ай! А-а, на­верное, ты тоже отпила из бутылки?
– Рейн, ты слишком тяжелый.
– Ты не считала так, когда я был Барри. Почему вдруг Рейн тяжелее? Почему Барри луч­ше? – он взял девушку за подбородок и прис­тально взглянул в глаза. – Потому что ты не ощущаешь в нем угрозы?
– Вряд ли. Я помню, как Барри прыгнул на меня как-то ночью и пригнал к своим друзь­ям, одним из которых был Тайриан – в рясе монаха.
– Нет, Тайриан оставался в тени. Думаю, что в ту ночь Рассел надел сутану Тайриана.
– Ты совсем запутался. Ты даже не разби­раешься в собственных проказливых друзьях. Пусти, я встану! – Отем забарабанила кулака­ми в его грудь. – Ты! Мешок раздавшихся мускулов!
Рейн затрясся от смеха:
– Вот это мне в тебе и нравится, Отем. Ни­какой скуки! Мужчине, который женится на тебе, скучать не придется!
– Что?
– Сильному мужчине нужна смелая женщи­на. Обладающая и смелостью, и остроумием.
– А ты, Рейн Гардиан, сейчас один, а в следующее мгновение другой. Кто может понять тебя?
– Ты меня понимаешь, – сказал Рейн с довольной ухмылкой.
– Твоя личность меняется изо дня в день. Временами – через каждый час. Кто ты на самом деле? Была ли Тирсел твоей сестрой? Или все это было представлением, как костюмы, которые ты носишь, и лица, которые надеваешь на себя?
– Кто знает, – ответил Рейн, пожав плеча­ми. – Вполне возможно, я принц из далекой страны. Мое имя, может быть, вовсе и не мое.
– Ни капельки не удивлюсь, – ответила Отем с коротким смешком и нахмурилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40