Николас раздраженно махнул рукой:
– Да прекрасно ты все понимаешь, не притворяйся! Ты дуешься на меня за то, что я тобой пренебрегаю, и хочешь привлечь к себе внимание…
– Да как ты смеешь! – Алана чуть не задохнулась от возмущения. – Это мое дело – кататься на Рыжей Бетти или не кататься. Ты тут ни при чем! Абсолютно ни при чем! Слышишь?
Он иронически усмехнулся:
– Хорошо, пусть будет так.
– Если тебе нечего мне больше сказать, я, пожалуй, пойду, – процедила сквозь зубы Алана и попыталась обойти мужа, но он загородил тропинку.
– Как твое самочувствие? – вопрос прозвучал небрежно, но взгляд был почему-то напряженным и подозрительным.
Она заколебалась. С одной стороны, сейчас самое время сказать ему про ребенка, но…
– Я здорова, – напряженно ответила Алана. Он взял ее за плечо:
– Мне сказали, ты получила письмо из Вашингтона. Что в нем?
– Да ничего особенного. Просто Дональд решил справиться о моем здоровье.
– Вот как? – поднял брови Николас. – Но почему он вдруг заволновался о твоем здоровье? Разве ты в последнее время прихварывала?
– Нет. И собираюсь его об этом известить, – отрезала Алана.
И, обойдя Николаса по траве, она поспешила вернуться в дом.
На закате раздался громкий стук в дверь.
Алана сонно открыла глаза, но Николас, не дожидаясь ответа, уже ворвался в спальню. Лицо его исказил гнев, когда он увидел Алану в постели.
– Хватит тебе киснуть в одиночестве! Быстро переодевайся, поедешь со мной верхом.
– Не хочу! – запротестовала Алана.
Она не так давно прилегла отдохнуть и не испытывала ни малейшего желания вставать.
Однако Николас в два прыжка подскочил к ней и грубо стащил ее на пол.
– Я кому сказал! Сейчас же одевайся, слышишь?
У Аланы сердце ушло в пятки.
Николас резко повернул ее спиной к себе и расстегнул застежку платья. Поняв, что перечить ему не только бессмысленно, но и опасно, Алана торопливо достала из гардероба амазонку и прижала ее к груди.
– Я буду во дворе, но смотри не заставляй меня долго ждать! – грозно предупредил Николас.
Она впервые видела мужа в таком состоянии.
Алана дрожащими руками застегнула костюм для верховой езды и надела черные сапоги.
Николас держал под уздцы Рыжую Бетти. Смерив жену холодным взглядом, он подсадил ее в седло и подал поводья. Они поскакали на дальний луг.
Некоторое время супруги ехали молча, затем Николас остановил лошадь и жестом приказал Алане последовать его примеру.
Спешившись, он достал из кармана конверт, на котором было написано ее имя.
– Я был сегодня в Арлингтоне, – сурово сообщил Николас, – и зашел на почту, а там мне дали вот это. Судя по почерку, письмо от моей матери. Хотя почему-то обратный адрес совпадает с джорджтаунским адресом Барнарда Сандерсона.
Письмо не было вскрыто.
– Но почему оно не пришло к нам домой? – удивилась Алана.
– Вот и у меня возник тот же самый вопрос, – ответил Николас, протягивая ей письмо. – Наверное, она не хотела, чтобы я его прочитал.
Алана сломала сургучную печать и быстро пробежала глазами листок, исписанный мелким аккуратным почерком.
«Дорогая Алана! – говорилось в письме. – Мы с Барнардом никогда не забудем того, что ты для нас сделала. Я каждый день молюсь за тебя и благодарю Бога за то, что он ниспослал нам такого ангела, потому что без тебя наша встреча не состоялась бы. Когда ты получишь мое письмо, я уже стану миссис Барнард Сандерсон. Дорогая, я чувствую себя счастливейшей из женщин!
Лишь одно обстоятельство омрачает мою безоблачную радость. На днях я получила письмо от Дотти Синглетон, в котором она поведала мне о твоей размолвке с Николасом. Зная своего сына, я живо представляю себе, насколько он страшен в гневе, и поэтому освобождаю тебя от обещания хранить тайну. Можешь смело рассказать Николасу все, чтобы отвести от себя подозрения. Пусть мой сын наконец поймет, что во время своего пребывания в Вашингтоне ты не совершила ничего дурного!
Я же в который раз проявляю постыдную трусость и прошу тебя известить Николаса о моем замужестве.
Люблю вас обоих и неустанно молю Бога, чтобы он даровал вам такое же счастье, какое обрели мы с моим дорогим Барнардом».
Дочитав письмо до конца, Алана снова положила его в конверт и поискала глазами Николаса. Он стоял на берегу реки. Она с тяжелым сердцем направилась к мужу. Ей страшно было даже представить себе, что он устроит, узнав про свадьбу Лилии. Но утаить от него правду было нельзя.
– Как поживает моя мать? – не глядя на Алану, спросил Николас.
– Хорошо. Она наконец-то счастлива, Николас.
– Вот как? Тогда пусть наслаждается этими краткими мгновениями. Счастье ведь недолговечно.
– Николас… Я не знаю, как тебе сказать, но твоя мать, она… стала женой Барнарда Сандерсона.
Николас вздрогнул и посмотрел на Алану, как на сумасшедшую.
– Ты что, хочешь сказать, она вышла замуж за человека, который виновен в гибели моего отца?
– Он не виноват, Николас! Ты просто не знаешь, как все было на самом деле.
– А ты знаешь? Да?
– Ты напрасно осуждаешь Лилию, – уклоняясь от прямого ответа, сказала Алана. – Она очень хорошая. Очень!.. Больше я тебе ничего не скажу. Ты должен сам решить, чему верить, а чему – нет.
Николас побледнел:
– Ты никогда не убедишь меня в том, что моя мать ни при чем, а во всем виноват отец.
– Я не собираюсь тебя убеждать. Ты должен сам порыться в памяти, поразмыслить и сделать выводы. Но знай, Лилия тебя любит, а ты принес ей много горя. Как и твой отец. Так что она заслужила свое запоздалое счастье!
– Выходит, ты разыскала Барнарда Сандерсона по просьбе моей матери?
– Нет. Твоя мать до недавнего времени не знала, что он жив.
– А мой отец был наказан за преступление, которого он не совершал!
– В каком-то смысле да, хотя он стрелял в Сандерсона. Он просто промахнулся, но мог бы и попасть в него.
– Жаль, что не попал!
Лицо Николаса исказилось от гнева.
– Зачем ты говоришь такие ужасные вещи? – мягко упрекнула его Алана. – Ты ведь так не думаешь, Николас!
Он отвернулся и долго смотрел на реку, а потом тихо заговорил:
– Я прошу прощения за свою сегодняшнюю грубость. Конечно, не нужно было насильно заставлять тебя ехать со мной, но тебе вредно сидеть целыми днями в четырех стенах. Ты выросла на природе, привыкла к вольной жизни…
Но Алана не стала поддерживать этот разговор. Сейчас ее гораздо больше волновало другое.
– Ты повидаешься с Лилией? – напрямик спросила она. – Хотя бы поговори с ней, выслушай ее объяснения.
– Нет, – отрезал Николас. – Мне не о чем говорить с матерью.
Он стоял, прислонившись спиной к тополю, и не сводил с жены глаз. Ее красота по-прежнему действовала на него завораживающе. Однако теперь, любуясь Аланой, Николас испытывал не только восторг, но и угрызения совести, – ведь в ее синих глазах он видел грусть, которую вызвал сам. Он сам, и никто иной!
Он хотел сделать Алану счастливой, женившись на ней, а в итоге принес ей одни огорчения!
Эта мысль была для него непереносимой.
– Как нам с тобой жить дальше, Алана? – вопрос вырвался у него непроизвольно, просто Николас не мог дольше таить в душе эту боль.
– Не знаю, – вздохнула она. – Ты, во всяком случае, похоже, нашел для себя выход, – выгнал меня из своей спальни.
Николас нерешительно шагнул к жене. Она не шелохнулась. Он протянул к ней руки. Алана стояла неподвижно.
– Я истосковался по тебе, – проникновенно сказал Николас. – Думаешь, мне было легко в одиночестве? Да для меня это адская мука!
Однако она не торопилась забыть обиду.
– Вот как? А по-моему, ты не особенно убивался. Тебя и дома-то почти не было.
Николас обнял жену и заглянул в ее грустные глаза:
– А если я скажу, что каждую ночь мечтал о тебе, но мне гордость не позволяла попросить прощения? Если я скажу, что ты мне нужна?
– Тебе никто не нужен, Николас, – тряхнула головой Алана. – Ты сам выбрал одиночество. У тебя просто такая натура.
– Разве человек может по собственной воле выбрать одиночество? – прошептал Николас.
Алана, как зачарованная, смотрела на его губы, понимала, что он сейчас ее поцелует, но даже не пыталась этого избежать.
Напротив, губы ее приоткрылись, и, когда Николас притянул ее к себе, она схватилась за его рубашку, чтобы не упасть, потому что ноги у нее подкашивались.
Николас обнял ее за талию и… замер. Во взгляде его появилось недоумение.
– Что это? – Он провел рукой по ее округлившемуся животу и ахнул: – Боже мой! Почему ты мне не сказала, что ждешь ребенка?
– Муж должен сам замечать такие вещи, – холодно ответила Алана.
– Какой же я идиот! Так вот, значит, почему ты прекратила кататься верхом!
– Да. Китти сказала, что в моем положении это опасно, – подтвердила Алана.
Николас нежно погладил ее по подбородку.
– Ты уже показалась доктору?
– Нет. Китти все уши мне про него прожужжала, но мне хотелось сперва известить тебя.
– Так почему же ты медлила? Почему ничего мне не говорила?
– Не знаю… у меня язык не поворачивался. Я не хочу твоего ребенка, Николас. – Алана прижалась щекой к шее Рыжей Бетти и не увидела, как лицо Николаса исказилось от боли.
– Да… В порыве страсти мы с тобой как-то не подумали про последствия, – пробормотал он.
– Совершенно верно. Ты, наверное, даже мысли не допускал, что у твоего сына или дочери будет течь в жилах шайенская кровь? Ведь для Беллинджеров это позор.
Николас не обратил внимания на вызов, прозвучавший в словах жены, и спокойно ответил:
– Я, кажется, тебе уже говорил, что хочу сына.
Он осторожно посадил Алану в седло.
– Поедем как можно медленней. Тебе и вправду следует до рождения ребенка позабыть про верховые прогулки. Я сегодня же пошлю за доктором Гудманом.
Алана вспомнила рассказ Лилии о том, что Симеон тоже очень заботился о ней, пока она вынашивала его ребенка. По-видимому, чадолюбие было фамильной чертой Беллинджеров. Как бы они ни относились к своим женам, дети были им очень дороги.
Алана всю дорогу подавленно молчала, а доехав до дому, тут же ушла к себе и заперлась в комнате.
«Прости меня! – прошептала она своему будущему ребенку. – Я сказала неправду, просто чтобы ему досадить. На самом деле я люблю тебя больше всех на свете… не считая твоего отца».
С души у нее свалился камень, когда Николас наконец узнал о ребенке, но она не надеялась, что это известие внесет серьезные перемены в их совместную жизнь. Их пути с Николасом уже разошлись, и Алане казалось, что это непоправимо.
36
Осмотрев Алану, доктор Гудман заявил, что все в порядке. Ребенок, по его прогнозам, должен был родиться в начале осени.
Вероятно, все слуги уже знали о ее состоянии, потому что они с ног сбились, стараясь ей угодить. В комнате молодой хозяйки всегда стояли вазы с фруктами, при составлении меню явно учитывалось, что будет полезно малышу, а что – нет. По настоянию доктора Алана ела много овощей, молочных продуктов и рыбы.
С тех пор, как Николас узнал о беременности жены, он почти никуда не отлучался из дома, завтракал, обедал и ужинал вместе с ней, был очень заботлив и предупредителен.
День клонился к вечеру. Николас и Алана сидели в кабинете. Николас углубился в какие-то свои записи, а она уютно устроилась в шезлонге у окна, которое выходило в сад. В последнее время она стала быстро утомляться. Вот и сейчас веки ее отяжелели, и ей неудержимо захотелось смежить их… только на минутку…
Она проснулась от того, что Николас склонился над ней и озабоченно пощупал ее лоб.
– У тебя усталый вид. – В его голосе теперь часто звучала нежность.
Алана посмотрела в его зеленые глаза и чуть было не утонула в них снова, как в лучшие времена… Но, избегая соблазна, поспешила отвести взгляд.
– Да, я немного устала, – согласилась она. – Пойду прилягу.
Но только она шевельнулась, как Николас подхватил ее на руки и предложил:
– Я тебя отнесу.
Доброта мужа действовала на Алану обезоруживающе, она была теперь еще более незащищенной и уязвимой, чем прежде. Однако ее протесты вызвали бы лишние обиды, да и сил на споры у нее не было. Поэтому Алана покорно положила голову на плечо Николаса, и он легко поднялся со своей драгоценной ношей по лестнице.
– Может, тебе нездоровится, Алана? – с тревогой спросил Николас, положив ее на кровать.
– Нет, все хорошо. Я только стала немного неуклюжей. И потом, мне не нравится, что вокруг меня так все суетятся.
Николас присел на край кровати и взял жену за руку.
– Придется к этому привыкнуть, дорогая. Ты ведь носишь под сердцем будущего наследника Беллинджер-Холла.
– Николас, – не выдержала Алана, – я никак не могу взять в толк, почему тебя это так воодушевляет. По-моему, когда мы поженились, ты и мысли не допускал, что от нашего союза может родиться дитя.
– А ты допускала?
– Вообще-то да.
Николас бросил на нее пронзительный взгляд и сказал как бы между прочим:
– Я должен отлучиться денька на два. Но ты не волнуйся, при тебе неотлучно будет Китти.
Алана кивнула, не отваживаясь попросить мужа остаться. Расспрашивать, куда он собрался, она тоже не стала, хотя ее сжигало любопытство.
– Ты… очень несчастна здесь, Алана? – неожиданно сказал Николас.
– Я всегда чувствовала себя в вашем мире чужой, – вздохнула она. – И нередко тоскую по своей беззаботной жизни в шайенском селении. Здесь у вас столько сложностей, столько условностей!
– Но ты достойна гораздо большего, чем прозябать в нищете среди индейцев! – возразил Николас. – У тебя недюжинный ум и тонкая, богатая натура. Тебе быстро наскучила бы такая примитивная жизнь.
– Не думаю, Николас, – покачала головой Алана. – Там у меня была любовь, а мне этого вполне достаточно для счастья. Мне не нужна роскошь. Это все поверхностное, пустое…
– Значит, ты еще не забыла Серого Сокола? – ревниво поинтересовался Николас.
– Не забыла.
Алана сморгнула слезу. Она и вправду часто вспоминала Серого Сокола, но эти воспоминания были теперь окрашены тихой печалью, ведь ее чувства к нему не шли ни в какое сравнение с любовью к Николасу, которая затмила собой все.
Но признаваться в этом она не желала.
Николас вздрогнул, как от удара, и спросил каким-то чужим, скрипучим голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38