Меню, как было решено, станет таким же, какое предполагалось для других балов. Были разосланы приглашения, нанят оркестр, и повсюду в витринах магазинов красовались афиши с трогательной сценкой. Джессика надеялась, что теперь, когда дело сделано, Рамон найдет время, чтобы встретиться с ней в более непринужденной обстановке; и после последнего собрания, на котором они обговаривали заключительные детали, она осмелилась предложить ему это.
– Рамон, – сказала Джессика потихоньку, когда остальные члены семьи не могли их слышать. – Рамон, могу ли я поговорить с вами наедине? Я хочу кое-что подарить вам.
Дело в том, что в своих вещах девушка нашла – к собственному величайшему изумлению – незаконченную вышивку, мужской портсигар. Но она не смогла вспомнить, кому он предназначался. Отцу портсигар не был нужен, потому что отец не курил. Во всяком случае, Джессике показалось, что это прекрасная идея – подарить портсигар Рамону в знак благодарности за его доброту к ней. И она докончила вышивку, аккуратно и с любовью поместив в центре инициалы – «РМ».
В этот день она взяла портсигар с собой, надеясь, что ей как-нибудь удастся вручить его молодому человеку.
Рамон смотрел на нее, и его лицо заливалось темным румянцем. Наконец он сказал:
– Пойдемте в сад.
Джессика охотно согласилась и прошла вслед за ним через кухню в сад. Он был большой, но довольно запущенный: яркие цветы, росшие повсюду в изобилии, боролись за место под солнцем с огородом и фруктовыми деревьями.
Когда они уселись в тенистой, прохладной беседке, Рамон повернулся к девушке. И прежде чем она заговорила, сказал:
– Джессика...
Он совсем недавно начал обращаться к ней по имени. Она тут же откликнулась:
– Да?
– Джессика, мне бы хотелось...
– Да, Рамон? – Сердце ее забилось быстрее.
– Я уезжаю. Я отплываю с войсками генерала Нуньеса. Мы отправляемся на Кей-Вест, а потом на Кубу.
– О нет! – горестно воскликнула девушка.
Рамон кивнул:
– Да. Именно этого я ждал, ради этого работал. Мы все уезжаем. Я, мой брат Эдуардо и Карлос Чавез. Я думал, что вы знаете.
Некоторое время Джессика сидела молча: ее охватило чувство deja vu. Кто-то еще, кто был ей дорог, говорил ей то же самое? Но воспоминание исчезло так же быстро, как появилось.
– Я... я бы не хотела, чтобы вы уезжали, Рамон. Вы мне так нравитесь! – Эти последние слова вырвались у девушки, прежде чем она успела понять, что говорит, и Джессика закрыла ладонями пылающее лицо, охваченная мучительным смущением.
Рамон ласково взял ее за руку.
– Вы мне тоже очень нравитесь, Джессика.
Джессика подняла на него глаза; она была приятно удивлена и смело встретила взгляд Рамона.
– Но, Джессика, я должен сказать кое-что еще. Хотя вы действительно нравитесь мне и даже дороги мне, такая дружба между нами невозможна.
Она внимательно посмотрела на него.
– Но я не понимаю вас.
– Нет, понимаете. – Рамон вздохнул. – Потому что вы – это вы, а я – это я.
– Вы хотите сказать, потому что вы – кубинец, а я – нет?
Молодой человек кивнул:
– Да. Мы слишком разные. Мы живем в слишком разных мирах.
Джессика горько улыбнулась.
– Но мне нравится ваш мир, Рамон. Я люблю вашу семью, они все удивительные люди.
– Да, удивительные. И мне нравится ваша семья, но это к делу не относится. Поверьте мне, я лучше вас знаю, к каким осложнениям может привести подобное несходство между мужчиной и женщиной. Это не имеет отношения к моей поездке на Кубу – это было решено гораздо раньше, а теперь я вижу, что оно и к лучшему.
Чуть не плача, Джессика вырвала у него свои руки.
– Не понимаю, как вы можете все это говорить! – Она отвернулась. – Наверное, мне нужно уйти. Мама ждет меня дома. – Она сделала несколько шагов, но потом вернулась, роясь в своей сумочке; наконец она нашла там портсигар. – Вот, – проговорила она, сунув портсигар Рамону. – Я сделала его для вас, за то, что... вы помогли мне в ту ночь, на пожаре.
Прежде чем пораженный Рамон успел что-либо ответить, Джессика бегом обогнула дом и побежала туда, где на привязи стояла ее лошадь, запряженная в двуколку. Слезы, которые девушка до тех пор сдерживала, полились по лицу. Она ехала домой, направляя лошадь по хорошо знакомым улицам, и воспоминание, которое слегка скользнуло по поверхности ее памяти, теперь терзало ее, и душа девушки была исполнена тревоги и растерянности. Только-только она почувствовала себя лучше, только-только ей показалось, что Рамон наконец начинает испытывать к ней симпатию, – и вдруг оказывается, что он уезжает и что она опять остается одна. Опять?
Джессика почувствовала себя совсем запутавшейся и несчастной; она подстегнула лошадь. Единственное, чего ей сейчас хотелось, – это оказаться в своей комнате, наедине с собой, где ее слез не заметит никто.
Когда Нейл открыл глаза, он в первое мгновение пришел в ужас: ему показалось, что он ослеп, потому что вокруг ничего не было видно. Потом он ощутил тупую боль в груди и в левом плече. Подняв голову, молодой человек увидел неподалеку горящий лагерный костер. Слава Богу, он не ослеп. Просто была ночь.
Молодой человек осторожно исследовал левое плечо, там, где боль была особенно сильной, и обнаружил под рубашкой какую-то выпуклость. Повязка? Разве он ранен? Кажется, так оно и есть. Но где он находится? Выстрелов не слышно, значит, он где-то далеко от поля боя.
В тревоге он попытался подняться с одеяла, на котором лежал, но ему это не удалось. Застонав, он откинулся на спину. Где, черт побери, он находится?
Повернув голову, Нейл посмотрел в сторону костра и увидел на фоне огня очертания нескольких человеческих фигур. На «Лихих ковбоев» они были не похожи. Может быть, стоит окликнуть их? Тут у Нейла мелькнула ужасная мысль – не попал ли он в плен к врагам? Однако если бы это было так, он находился бы под охраной. К тому же за ним явно ухаживали, ему перевязали рану.
И тут одна из фигур, самая маленькая, повернулась и направилась к нему, неся что-то в руках – при свете костра Нейл не мог рассмотреть, что именно. Человек подошел ближе, и Нейл ощутил запах пищи и одновременно – страшный голод. Он не помнил, когда ел в последний раз.
Человек подошел совсем близко, остановился над Нейлом и взглянул на него.
– А, так вы проснулись! – произнес ласковый голос по-английски, но с испанским акцентом. – Вот и хорошо! Я принесла вам поесть.
Нейл удивился. Голос принадлежал женщине, вопреки тому, что на подошедшей было мужское платье. Нейл еще раз попытался сесть.
– Подождите, давайте я вам помогу.
Девушка – или молодая женщина – поставила принесенную миску на землю и, взяв Нейла под мышки, помогла ему сесть. Ее гибкие руки были на удивление сильными.
– Ну вот. Так лучше, верно?
Молодой человек только слабо кивнул – голова у него закружилась от напряжения, когда он попытался сесть прямо.
– Как вы себя чувствуете?
Нейл сглотнул. В горле у него пересохло.
– Кажется, хорошо, насколько это возможно. Только очень хочется пить.
– Прошу вас. – Она протянула руку в темноту за своей спиной и достала оттуда флягу.
Нейл взял флягу, а женщина помогла ему поднести горлышко к губам. Он жадно пил, чувствуя на своей руке ее сильные тонкие пальцы.
– Пока хватит. – Она отобрала у него флягу. – Потом еще попьете. Теперь вам нужно поесть, чтобы восстановить силы.
Женщина держала перед ним миску с аппетитно пахнущим варевом. При свете костра Нейл не мог как следует рассмотреть ее содержимое, но пахло вкусно, и у молодого человека просто слюнки потекли.
Он взял миску и принялся вилкой отправлять еду себе в рот. Спустя некоторое время он проговорил:
– Спасибо вам, огромное спасибо. Но кто же вы? И где я? И где мой конь? Последнее, что я помню, – что я сижу в седле.
– С конем все в порядке, сеньор. Он привязан вон там, среди деревьев. – И женщина указала на темную стену позади костра. – Что же до нас, то мы кубинские патриоты, боремся с испанцами, как и вы. Вы же находитесь здесь, потому что вас сюда принес ваш конь. Три дня тому назад он прискакал в наш лагерь, неся вас на спине. Вы были без сознания, но каким-то удивительным образом вам удалось удержаться на нем. Это прекрасное животное, сеньор, и оно спасло вам жизнь. Вас ранили в битве под Сантьяго? Нейл жадно подъел все, что было на тарелке.
– Да. А вы знаете, что произошло там? Битва кончилась?
Она кивнула.
– Как раз сегодня прибежал гонец. Холмы Эль-Кани и Сан-Хуан взяты. Говорят, это великая победа.
Нейл мысленно скривился. Хорош из него герой – подстрелили и вывели из строя, когда сражение еще и не началось! Он протянул женщине пустую миску.
– Я только что понял, что не представился вам и не спросил, как вас зовут.
Она засмеялась:
– Ничего удивительного, сеньор, при таких-то обстоятельствах.
Нейл почувствовал, что лицо его невольно расплывается в улыбке. Пусть он так и не рассмотрел лицо женщины, но она ему нравилась, а ее бодрость и остроумие приводили его в восторг.
– Я лейтенант Нейл Дансер из Первого добровольческого кавалерийского полка Соединенных Штатов, к вашим услугам, мэм.
Она кивнула.
– Очень приятно, лейтенант. Я Маргарита Гомес из «Отряда кубинских борцов за свободу». Добро пожаловать в наш лагерь.
На следующее утро Нейла разбудил звук отдаленных выстрелов. Чувствовал он себя немного лучше, чем вчера вечером; ему удалось сесть без посторонней помощи и прислониться к стволу дерева. От усилий у лейтенанта закружилась голова и стало как-то не по себе.
Прикрыв глаза от боли, молодой человек глубоко вдохнул воздух и почувствовал запах влажной земли и дыма.
– А, вы проснулись, лейтенант. Выглядите вы гораздо лучше, должна вам сказать. Сегодня у вас даже румянец на лице.
Открыв глаза, Нейл увидел присевшую перед ним на корточки Маргариту Гомес. В руках у молодой женщины была очередная оловянная миска, на которой громоздилась целая гора фасоли с рисом, увенчанная большим куском яичницы.
Больше всего Нейла интересовала – если, конечно, не считать яичницы, потому что он не ел яиц с тех пор, как отплыл от берегов Америки, – внешность Маргариты. Теперь, когда он смог как следует рассмотреть ее, она оказалась, к его удивлению, красивой молодой женщиной, хотя, возможно, это и была красота не в общепринятом смысле слова.
Маргарита была одета в облегающие кожаные бриджи, сапоги, доходящие до икр, и свободную препоясанную ремнем рубашку с длинными рукавами; но, несмотря на эту одежду, фигура у нее была очень женственной, и Нейл, никогда не видевший женщин, одетых таким образом, не мог отвести взгляда от изгибов ее бедер, обтянутых бриджами, и от выпуклой груди под мягкой тканью рубашки. Ее волосы, черные и длинные, были заплетены в косу, спускавшуюся из-под широкополой шляпы на плечо, и теперь, когда девушка сидела рядом с ним, упираясь одним коленом в одеяло, а другое согнув и отставив в сторону, коса ее доставала почти до земли.
Лицо у Маргариты Гомес было живое, почти мальчишеское, с твердым подбородком и большим ртом, который, казалось, создан для улыбки. Темные глаза были затенены роскошными ресницами, отбрасывающими стреловидные тени на щеки. Нейл даже приблизительно не мог угадать, сколько же ей лет; она выглядела очень молодо, но совсем не как девочка.
Маргарита улыбнулась озорной улыбкой, и Нейл, внезапно осознав, что непозволительно уставился на нее, почувствовал, что краснеет.
– Простите, что я вас так разглядываю. Она пожала плечами:
– Ничего страшного, лейтенант. Вы, наверное, никогда не видели женщину, одетую в мужское платье, да?
Он кивнул, робко улыбнувшись, и принял из ее рук миску. Она проговорила:
– Здесь женское платье носить неудобно. С ним много возни, и оно мешало бы мне делать то, что я делаю. К тому же здесь нет времени для прикрас. Идет война, которую нам нужно выиграть.
– Очень практичная точка зрения, и я с вами согласен. Но скажите, чем же вы здесь занимаетесь?
Маргарита обошла его и села рядом, так что молодой человек, жадно поглощая завтрак, постоянно чувствовал близость ее стройной ноги, обтянутой бриджами.
– Это базовый лагерь «Борцов за свободу». Большая часть наших бойцов сейчас находится в рядах вашей армии под Сантьяго. Несколько человек остались здесь, чтобы все было готово, когда наши вернутся.
– Но разве это не непривычно для вас?.. – Он запнулся. – Я хочу сказать – как для женщины?..
Маргарита засмеялась, откинув голову, и ее очаровательный смех прозвучал в уже жаркой тишине утра, как странная экзотическая музыка.
– Нет, лейтенант, это не так уж непривычно. Здесь, в нашей стране, многие женщины принимают активное участие в борьбе за освобождение родины. В вашей стране все по-другому, да?
Нейл несколько растерялся. В присутствии этой женщины он чувствовал себя каким-то наивным, и это ему вовсе не нравилось. Он опять подумал – сколько же ей лет? Но спросить об этом, конечно, не решился. Однако кое о чем он все же может спросить и вместе с тем переменить тему разговора.
– Вы хорошо говорите по-английски. Где вы этому научились?
Маргарита улыбнулась.
– В школе при монастыре. Сестры решили, что у меня есть способности к языкам, а стране нужны люди, знающие английский, например, в качестве переводчиков для американских бизнесменов, приезжающих на Кубу.
– А ваши родители?
Маргарита сдвинула шляпу на затылок и несколько насмешливо взглянула на молодого человека.
– Вы задаете очень много вопросов, лейтенант, но я не имею ничего против и отвечу. Мой отец был учителем, а мать – талантливой пианисткой. Теперь они оба умерли, так же как и мой единственный брат, которого убили испанцы. Так что, как видите, у меня не осталось никого, кого могло бы шокировать мое поведение.
Нейл опять почувствовал, что кровь бросилась ему в лицо.
– Я не хотел сказать, что... Да, черт побери! Наверное, хотел! Во всяком случае, я считаю, что вы очень смелая.
Ее улыбка превратилась из насмешливой в ласковую.
– Вы тоже, лейтенант. И мы – мы все – очень ценим ту помощь, которую вы нам оказали. Мы бы никогда не добились свободы, если бы американцы не пришли к нам на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47