https://wodolei.ru/catalog/filters/
И Дульси прижалась своими горячими губами к его губам. Крогер целовал девушку грубо, упираясь в ее тело свидетельством своей внезапной готовности, до тех пор пока она не засмеялась.
– Сегодня мы действительно озабочены, верно? Ну и прекрасно! Я всегда считала, что нехорошо заставлять джентльмена ждать. В конце концов, с цыпленком ничего не случится.
Через мгновение они уже оказались в постели, и Крогер принялся торопливо расстегивать пуговицы ее платья, не обращая внимания на то, что тонкая ткань может порваться.
– Подожди же, ты порвешь платье! Что тогда подумают мои родители? Подожди, я помогу тебе.
Но Крогер не был расположен ждать: несколько маленьких жемчужных пуговок покатились на пол, когда он стягивал платье с плеч Дульси и задирал ей юбки.
– Ох, мое платье! – посетовала девушка, но Крогер не обращал на ее охи никакого внимания: он стащил брюки и зашвырнул их куда-то в угол. Потом, охваченный похотью, он овладел Дульси, так грубо в нее ворвавшись, что она закричала:
– Брилл! Не так сильно, мне больно. Брилл, прошу тебя!
Но Крогер продолжал свое дело, тяжело дыша. Он превратил свою плоть в орудие мести, он бился о Дульси с такой силой, что от каждого удара ее голова стукалась о деревянное изголовье кровати. От соприкосновения их тел рождались звуки, похожие на звуки ударов, чем они на самом деле и были. Дульси, плача, пыталась вырваться.
Крогер прямо-таки пригвоздил ее к кровати, держа за плечи, и хрюкал при каждом ударе, пока похоть не излилась из него. Потом он расслабился, лежа на Дульси, но гнев его не прошел. Мысль о том, что на месте этой потаскухи должна была быть Мария, привела его в еще большую ярость.
Дульси, не переставая всхлипывать, выбралась из-под тяжелого тела любовника и слезла с кровати. Уперев руки в бока, она уставилась на Брилла заплаканными глазами.
– Ты сделал мне больно, черт бы тебя побрал, Брилл Крогер! За кого ты меня принимаешь? Раньше ты со мной так не обращался.
Его взгляд был исполнен злобы, но, вместо того чтобы остеречься, Дульси в ярости понеслась дальше:
– С женщинами, которые тебе нравятся, так не поступают. Ты обошелся со мной отвратительно, чудовищно!
Крогер не двигался и не отвечал, он только смотрел на Дульси глазами, на дне которых разгоралось что-то темное и безумное.
А Дульси продолжала, утратив всякую осторожность:
– Да ты просто-напросто скотина! Со мной в жизни никто так не обращался!
Его молчание разжигало в ней ярость, и девушка принялась издеваться над Крогером:
– Ты думаешь, что ты такой необыкновенный любовник? Ха! Ты думаешь, что умеешь обращаться с женщинами? – Она отрицательно помотала головой. – Позвольте сообщить вам кое-что, мистер Брилл Крогер. Вы вовсе не такой уж необыкновенный! У меня были любовники и получше вас. По сравнению с ними вы просто... просто сопливый мальчишка! Например, Нейл Дансер. Вам известно, что мы с лейтенантом Дансером занимались любовью? Да, занимались здесь, в отеле, в саду. И вы ему в подметки не годитесь, и к тому же он держался со мной уважительно, как и положено джентльмену...
Слова все сыпались и сыпались из ее рта, и остатки самообладания Крогера таяли под градом этих слов. Гнев его рос, каждая фраза Дульси была для него пыткой, и наконец он не смог совладать с собой. Нейл Дансер, вот как? Она полагает, что он в подметки не годится этому желторотому лейтенантишке? Сейчас он ей покажет!
С быстротой змеи, бросающейся на жертву, Крогер сомкнул сильные пальцы на горле Дульси – та даже не успела отреагировать на это движение – и сжимал их, пока не ощутил хрящи и косточки под податливой плотью.
Глаза девушки выкатились из орбит, она хрипела. Крогер же испытывал при этом громадное удовольствие. Но тут в голове у него мелькнула мысль об осторожности – не стоит оставлять на коже следы пальцев.
Одной рукой продолжая держать Дульси за горло, другой он потянулся за подушкой и накрыл ею лицо девушки, затем уже обеими руками плотно прижал подушку к ее рту и носу.
Теперь уже ее глаза не смотрели на него, и Крогер опять почувствовал наслаждение. Дульси изо всех сил боролась за жизнь, а он, видя, как она бьется и дергается на кровати, испытывал почти половое возбуждение. Но Дульси проиграла битву. Вскоре ее движения ослабели, превратившись в слабые подергивания, а потом она совсем затихла.
Нейл стоял у перил «Юкатана» и смотрел на набережную в тщетной попытке увидеть Джессику. Почему она не пришла?
С тех пор как объявили, что отплытие пароходов отсрочено, на пристани постоянно толпились жены и возлюбленные. Они махали руками и что-то кричали своим любимым, находящимся на борту. Но Джессики среди них не было.
Нейл глубоко вздохнул и тут же пожалел об этом. Воздух был пропитан запахом потных тел и всякой дряни, плавающей в гавани. Хотя «Юкатан» за четыре дня до того вышел в море, чтобы избавиться от запаха гниющих отходов, доносившегося со стороны доков, невозможно было избежать ароматов, витающих на самом пароходе. В переполненных каютах можно было задохнуться от испарений множества человеческих тел, собранных вместе в слишком тесном помещении; соблюсти требования элементарной личной гигиены не представлялось возможным.
И еще еда – если это можно было назвать едой. Согласно армейскому рациону, им должны были выдавать свежую говядину, но выдавали что угодно, только не свежее мясо. И то большую его часть приходилось выбрасывать за борт, в добавление к прочей дряни, которая засоряет воду вблизи пристани. В довершение ко всему питьевая вода оказалась непригодной, и кое-кто получил расстройство желудка. Купание – единственное развлечение, доступное в открытом море, – стало делом рискованным из-за акул, привлеченных плавающими пищевыми отходами.
Нейл размышлял о том, что, наверное, это самый дурной период в его жизни, и самое тяжелое в нем – его беспокойные мысли о Джессике. День и ночь, проведенные на островке, значили для него очень много, и он надеялся, что для Джессики тоже. Возможно, он ошибается. Может быть, ее родители узнали, что произошло между ними, и запретили ей приходить в порт повидаться с ним? Или не исключено, что она сама передумала. Может быть, она удручена тем, что произошло, и теперь, поразмыслив, поняла, что вовсе не любит его? Он с ума сходил от всех этих мыслей. Можно было вынести вонь, можно было вынести несвежую пищу и это адское, кажущееся бесконечным ожидание, но не знать, что делает Джессика, что она чувствует, – это оказалось невыносимым. Прошло шесть дней, шесть долгих дней, с тех пор как они с таким оптимизмом взошли на борт «Юкатана», готовые отбыть на Кубу.
А потом, когда все погрузились на борт, пароход генерала Шефтера «Сегуранца» поднял якоря, готовясь вывести флот из гавани. Но прежде чем они пустились в путь, появилось буксирное судно, с которого передали телеграмму:
«Не отплывать до получения новых указаний. Получение подтвердить незамедлительно. Р.А. Элдшер, секретарь военного ведомства».
Оказывается, три военных судна неопознанной принадлежности были замечены в Мексиканском заливе, и, по предположению командования, они дрейфовали в ожидании американского флота.
Морское ведомство поспешно приступило к выяснению обстоятельств этого дела, а генерал Шефтер приказал флоту вернуться в гавань. На берег сходить запрещалось даже на короткое время, поэтому вот уже шесть дней армия пребывала в заточении на пароходах, и у Нейла не было возможности даже навестить Джессику. Он уже подумывал о том, не прыгнуть ли ему за борт, и всерьез боялся, что отчаяние вскоре доведет его до этого.
«Лихие ковбои» томились от скуки, изнемогали от ожидания, и настроение у всех было прескверное. Полковник Рузвельт вышагивал по палубе, точно голодный тигр в клетке. Нейл с товарищами следили, как он ходит все взад и вперед, взад и вперед, бормоча что-то себе под нос.
Откуда им было знать, что по ночам у себя в каюте Рузвельт изливал свое отчаяние в длинных письмах к Генри Кэботу Лоджу: «Я чувствую, что не гожусь на роль командира этого полка – скорее, мне надо было бы командовать бригадой или дивизией либо взять на себя все, связанное с погрузкой и транспортировкой армии. Это дело удалось бы мне лучше, чем тем людям, чьей непосредственной обязанностью оно является...»
Нейл, глубоко погруженный в свои мысли и не обращавший внимания на остальных «Лихих ковбоев», не заметил и того, что с ним заговорил Прайс. Наконец тот тронул Нейла за плечо.
– Дансер, какого дьявола? Тебя что, загипнотизировал вид набережной? Ты уже несколько дней не сводишь с нее глаз!
Нейл оглянулся, сожалея, что его вывели из мечтательного состояния.
– Какого черта тебе нужно, Прайс? У меня нет настроения болтать с тобой попусту.
Прайс сделал вид, что обижен.
– Болтать попусту, говоришь? Ладно же, за это я не скажу тебе ничего. Так тебе и надо – за то, что говоришь столь неподобающим образом с офицером и джентльменом.
Нейл вздохнул с раздражением. Прайс уже не казался ему таким антипатичным, как когда-то; а в ту ночь и в тот день, когда они готовились к посадке на пароход, он обнаружил, что иногда в обществе Прайса бывает совсем не так противно, особенно когда он не щеголяет своими псевдо-западными словечками и манерами. Хотя Прайс в любой момент мог начать изображать из себя какого-то другого человека, его замечания всегда были полны юмора и время от времени даже проницательны. Даже у толстяка Кейджа с его дурацкими манерами студента последнего курсам лунообразной физиономией были свои хорошие стороны. «А может быть, – кривя губы, подумал Нейл, – это я стал терпимее».
С трудом улыбнувшись, он пренебрежительно осведомился:
– Ладно, дружище офицер и джентльмен, так что же у тебя за срочная новость?
Прайс засмеялся:
– Что могло бы сейчас сделать тебя самым счастливым человеком?
Нейл подумал, что больше всего на свете он хотел бы увидеть Джессику на пристани, узнать, что она по-прежнему любит его и будет ждать. Конечно, он не мог сказать это Прайсу, поэтому ответил словами, которых тот и ждал от него:
– Известие о том, что этот чертов пароход отплывает.
– Точно! – проговорил Прайс с широкой ухмылкой. – Я минуту назад слыхал, что Тедди получил сообщение: залив пуст, и наконец пришел приказ об отбытии. Что ты об этом скажешь? Я сам этого не видел, но Кейдж там был, и он рассказывает, что Тедди, услышав эту новость, исполнил настоящий индейский танец воина. Хотелось бы мне на это посмотреть!
Итак наконец-то к вечеру четырнадцатого июня флот, состоявший из тридцати пяти судов, четырех вспомогательных судов и четырнадцати кораблей конвоя – самый крупный военный флот, когда-либо отплывавший от берегов Америки, – вышел из гавани и взял курс на юго-восток.
Нейл Дансер окинул последним тоскливым взглядом удаляющийся причал, но увидел только трех чернокожих женщин, троих солдат и группу портовых грузчиков, наблюдавших, как они отплывают. Джессика так и не пришла, а он все стоял у перил и смотрел, пока расстояние и сгущавшиеся сумерки не сомкнулись за кормой «Юкатана», подобно занавесу, скрывшему за собой все, что осталось позади.
Когда флот вышел в море, в настроении «Лихих ковбоев» произошли значительные изменения к лучшему.
Полковник Рузвельт писал, что было приятно «плыть к югу по тропическим морям навстречу неведомому». И хотя многие из жителей юго-западных штатов со страхом смотрели на необъятное водное пространство, расстилающееся во всех направлениях, а многие страдали от морской болезни, все были взволнованы предстоящим смелым предприятием, и в предвкушении долгожданной встречи с врагом настроение у всех было приподнятое.
Даже Нейл, чьи мысли по-прежнему наполовину были заняты Джессикой, вскоре заметно повеселел. За время плавания он ближе познакомился со многими «Лихими ковбоями», и, несмотря на тесноту, царившую на пароходе, и ужасное питание, это было неплохое времяпрепровождение.
А потом, ранним утром двадцать второго июня, в поле зрения флота появилась цель их путешествия – Куба. Вскоре «Юкатан» подошел к берегу, и поступил приказ о высадке.
Вокруг царила суматоха, и Нейл, собиравший свои вещи, был охвачен сложными чувствами. С одной стороны, он кипел от возбуждения, рвался в бой, стремился навстречу врагу. А с другой стороны, раздумывал о несчастном случае, происшедшем в Тампе, когда взорвалась пушка. Он вспомнил оторванные и окровавленные конечности, лица, искаженные мукой. Очень может быть, что он умрет здесь, на этой чужой земле. Очень может быть, что он никогда не увидит ни Джессики, ни своих родителей.
Но молодой лейтенант решил, что не время размышлять о подобных вещах. Сосредоточившись на своем занятии, Нейл Дансер быстро собрал немногочисленные солдатские пожитки и присоединился к офицерам, стоявшим на палубе, страстно желая поскорее покинуть борт парохода и снова оказаться на твердой земле.
Но уже совсем готовые сойти на берег, они опять вынуждены были ждать. Высадка, так же как и все остальное в этой довольно комической войне, происходила в страшной неразберихе.
Однако «Лихим ковбоям» повезло больше, чем всем остальным. Они входили в бригаду под командованием бригадного генерала Янга, который обещал показать им, что такое битва, а генерал Янг был хорошим другом генерал-майора Джозефа Уилера, командующего кавалерией, Уилер сделал все, что мог, чтобы подразделения Янга – Вудбери – Рузвельта высадились поскорее.
Вскоре Нейл, Прайс и Кейдж сели в маленький десантный катер, и через несколько минут он уже мчался навстречу полосе мощного прибоя, а офицерские лошади, которых спустили за борт, с тем чтобы они добирались до берега собственными силами, с трудом плыли рядом с катером. Нейл не видел своего коня, Экскелибера, зато видел дико вытаращенные глаза другой лошади, отчаянно пытавшейся удержать голову над водой, и отвел взгляд.
– Это черт знает что такое – так обращаться с хорошей лошадью, – прокричал он Прайсу; тот только кивнул в ответ, лицо его позеленело, потому что их небольшой катер сильно качало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47