Вся Тампа говорила об этом исчезновении, и хотя в полицию обратились сразу же после того, как она не пришла вечером домой, до сих пор ничего конкретного не выяснилось.
К тому же сама Джессика чувствовала себя не лучшим образом. Она так и не смогла вспомнить события, происходившие с ней перед пожаром в Айбор-Сити. Неделя, предшествующая пожару, оставалась сплошным белым пятном, хотя всю свою остальную жизнь Джессика прекрасно помнила. Конечно, родители, как могли, рассказали ей о событиях этих дней, но ведь они не были с ней рядом ежеминутно. Иногда перед ней вставал образ какого-то привлекательного молодого человека в военной форме, но она не могла вспомнить, как его зовут, и не понимала, с какой стати он появляется в ее памяти. А если она принималась упорно размышлять о нем, образ исчезал.
Впрочем, благодаря пожару произошло и кое-что хорошее: она подружилась с семейством Мендесов. Ей очень нравилась Мария, ее привлекал Рамон, хотя с тех пор, как он зашел навестить ее после несчастного случая, она виделась с ним всего лишь один раз – когда пришла на собрание комитета кубинского бала. Там обсуждалась возможность отмены и бала в Айбор-Сити, и бала в отеле «Залив Тампа».
На этом собрании Рамон держался с ней вежливо, но сдержанно. Дважды она поймала на себе его взгляд, когда он, по-видимому, думал, что она этого не замечает. Казалось, она ему нравится. Почему же он так сопротивлялся этому чувству?
И вот теперь, когда балы определенно отменили, а войска отбыли – по крайней мере та их часть, которая по-настоящему участвовала в сражениях, – в Тампе воцарилась удушающая летняя жара, и вместе с ней всех охватила вялость и усталость.
Джессика достала батистовый платочек и вытерла лоб. Почему она такая грустная, такая подавленная? Из-за потери памяти? Наверное, это так. Как будто у нее в голове есть что-то вроде ширмы, и за этой ширмой скрывается что-то такое, о чем она должна вспомнить, какое-то забытое событие, которое дразнит ее и сводит с ума. Что же это такое?
С отбытием армии жизнь в городе почти замерла. Хотя за пределами Тампы все еще стояли лагерем около двенадцати тысяч солдат, но это были люди разочарованные, удрученные тем, что они не отбыли вместе со всеми. По большей части это были добровольцы: выучка у них была плохая, дисциплина – хуже, чем в регулярных войсках. В лагере господствовали беспорядок и пьянство, к самым элементарным правилам лагерной санитарии там относились с полным пренебрежением. Этот удручающий факт, а также нехватка свежей воды и сильная летняя жара привели к распространению малярии и тифа; множество людей умерло! Для Тампы то было не очень-то счастливое время, несмотря на то что войну явно выигрывали американцы и кубинцы.
«Для меня это тоже несчастливое время», – думала Джессика.
– Я еду, папа, – упрямо заявил Рамон. – Я еду на Кубу с генералом Нуньесом и его людьми. Что бы вы все ни говорили, меня ничто не остановит. Именно этой возможности я и ждал!
Феликс Мендес внимательно смотрел на старшего сына; лицо его осунулось. Наконец, пожав плечами, он отвернулся.
– Если это так, я уж лучше не буду тратить понапрасну слова. Если таково твое окончательное решение – что ж, да будет так.
Остальные члены семьи, так же как и Карлос, молчали, и вид у всех был серьезный. Рамон повернулся к Эдуардо:
– Что скажешь ты, брат? Ты поедешь со мной? Тот поднялся с зардевшимся лицом.
– Конечно. Я тоже ждал этого момента. Рамон взглянул на Карлоса:
– А ты, Карлос? Ты тоже с нами? Карлос украдкой бросил взгляд на Марию.
– Да, дружище, я тоже поеду с вами. Когда мы отбываем?
– Через неделю с небольшим, под началом генерала Нуньеса и полковника Мендеса Миранды.
Мария издала какой-то протестующий возглас, но мать повернулась и обняла ее.
– Таковы уж мужчины, дочка. Мы с тобой ничего не можем здесь поделать – только отпустить их, молиться за них и терпеливо ждать их возвращения.
Мария почувствовала, как жаркие слезы хлынули у нее из глаз, оттолкнула материнские руки и выбежала из комнаты.
Если мужчины таковы, то это очень глупо; но она решительно отказывалась поверить, что все женщины способны только безропотно подчиняться решениям мужчин, а потом ждать и молиться. Она, например, намеревалась сделать все, что в ее силах, лишь бы убедить Карлоса не ехать. Рамона убеждать бесполезно, это она знает; Эдуардо, конечно же, последует за старшим братом. Какая бессмыслица! Их всех могут убить. Слава Богу, маленький Пауло еще слишком юн, чтобы идти с ними.
Девушка стояла во дворике позади дома, вдыхая тяжелый запах ночных цветов, наполнявший влажную тьму, и вытирала кулачками слезы. Вдруг она услышала, как открылась дверь кухни, и на дорожке, усыпанной щебнем, раздались шаги.
– Не плачь, Мария. Не плачь, любовь моя. Мы вернемся; мы все обязательно вернемся, вот увидишь.
Мария, хотя все еще и сердилась, не могла не повернуться к Карлосу, заключившему ее в объятия. Спрятав лицо у него на груди, она пыталась разобраться в своих чувствах.
– Я знаю, что ты не совсем понимаешь нас, Мария. Но мы должны это сделать. Для самих себя. Для Кубы. Это наша последняя возможность. Эта экспедиция, вероятно, последняя, которая будет послана на Кубу, и это большая честь – служить под началом генерала Нуньеса и полковника Мендеса.
Мария подняла голову.
– Ты прав, Карлос, я действительно не понимаю вас. Война почти выиграна. Так утверждают газеты. Почему тебе понадобилось ехать туда именно сейчас?
Молодой человек покачал головой.
– Этого я не могу объяснить, объяснить так, чтобы ты по-настоящему поняла, что это значит для нас. Но мы уезжаем ненадолго, а когда вернемся, может быть, ты решишь, что ответить на мой вопрос?
Мария высвободилась из его объятий, хотя для этого ей понадобилось сделать над собой некоторое усилие.
– И может быть, мой ответ будет отрицательным! Может быть, я не желаю выходить замуж за человека, который настолько неразумен, что так безрассудно рискует жизнью!
Карлос опять протянул к ней руки.
– Мария, ты ведь так не думаешь! Она уклонилась от объятий.
– Может быть, раньше и не думала. Я ни в чем не уверена. Но в настоящий момент я думаю именно так, как я сказала.
– Мария, я не хочу уезжать так! Мы не можем расстаться, поссорившись. Скажи мне что-нибудь хорошее, и я увезу это с собой, что-нибудь такое, что будет согревать меня, пока я буду вдали от тебя.
Мария, чья решимость несколько ослабла, дала себя обнять.
– Карлос, ты мне небезразличен, ты должен это знать. Может быть, я даже люблю тебя. Я наверняка знаю, что мне очень приятно быть с тобой, что с тобой я весела, но я еще не поняла, хочу ли провести с тобой всю жизнь, не знаю, готова ли я принимать такие серьезные решения. Ты говоришь, что должен ехать. Хорошо, поезжай и возвращайся как можно скорее. К твоему возвращению я постараюсь принять решение.
Наклонив голову, Карлос прижался к губам девушки долгим поцелуем. Мария почувствовала его рядом с собой, почувствовала тепло его тела, и ее охватила такая глубокая тоска, что сердце, казалось, вот-вот разорвется.
Отодвинувшись от юноши, Мария взглянула на него:
– Разве тебе безразлично то, что ты нужен здесь, Карлос? После пожара надо столько всего заново построить. И что насчет пожара? Это дело рук Хулио? Ходят слухи, что это он виноват. Собираются ли испанцы мстить? Здесь нужен кто-то вроде тебя – чтобы во всем разобраться и решить, что делать.
Он прижался щекой к ее щеке.
– Настоящих доказательств, что фабрику сжег Хулио, нет, хотя он, по-видимому, сбежал из Айбор-Сити. Во всяком случае, найти его не могут. А вот что Рикардо Арагонес бросил бомбу в наш клуб, вполне доказано. Но поскольку дела на войне оборачиваются не в пользу иберийцев, я думаю, испанцы не будут настаивать на разбирательстве. Я уверен, что думать о пожаре и о том, будут ли испанцы мстить, нечего. Что же касается строительства, то найдутся и другие, и, конечно, они больше годятся для этого, чем я. Нет, любовь моя, я должен ехать, даже если это опечалит тебя. Прости меня.
И он опять заключил девушку в объятия, и та не противилась. Может быть, мама права в каком-то смысле. Может быть, именно так и должно быть. Она сделала все, что в ее силах, теперь все в руках Господа Бога.
Брилл Крогер ходил по своему номеру, злой и угрюмый, сигара его дымила, и всякий раз, когда Крогер ставил ногу на ковер, казалось, что он наносит ковру удар. Проклятие! Что происходит? Почему все идет наперекосяк? Крогер привык к удачам, но не к провалам, а теперь дело шло к тому, что его планы вот-вот полетят ко всем чертям. Все его усилия, все его расходы – все впустую.
Денег у Крогера почти не осталось. Небольшие сбережения ушли на то, чтобы расположиться в этом дорогом отеле, жить так, как он жил, угощать и обхаживать нужных людей. И вот теперь эти чертовы провинциалы хотят отменить сбор денег – уже решили отменить его! Должен был найтись какой-то способ спасти положение. Он должен был придумать некий новый план, чтобы окупить свои расходы.
Надо было признать, что в одном ему очень повезло: удалось избавиться от тела Дульси так, что этого никто не заметил, и в результате никто не связывал его с ней – точнее, с ее внезапным исчезновением.
Крогер вздрогнул от четкой картины, внезапно явившейся перед его внутренним взором, – бледное тело Дульси, вялое и безжизненное, пустые глаза, смотрящие па него. Он снова вздрогнул. Крогера мало волновало, что он нарушил закон, но убивать он не привык, и воспоминание о том, что он совершил, было ему неприятно. Не потому, что он сожалел о смерти Дульси: она, как он полагал, заслужила смерть. Однако так случилось, хотя он и не планировал этого заранее, и теперь приходилось иметь дело с результатами. Но нужно думать о том, что гораздо важнее: как изыскать средства, чтобы возместить потери; каким образом возместить деньги и время, потерянные в Тампе.
Балы отменились, и с этим ничего нельзя было поделать, но что, если устроить какой-нибудь другой бал? Какое дело может привлечь капиталы?
Крогер мерил шагами комнату и размышлял. И наконец придумал. Пожар в Айбор-Сити, разумеется!
Огонь причинил серьезный ущерб, восстановление потребует больших денег, и хотя ущерб был нанесен кубинской общине, остальные жители Тампы, конечно же, проявят достаточную щедрость и пожертвуют средства на восстановление городка.
Да! Вот оно, разрешение проблемы!
Он решил заняться реализацией своего плана немедленно: предложить какому-нибудь здешнему художнику нарисовать афишу, и пусть на ней будет изображен льющий горькие слезы малыш, который потерял в результате пожара и родителей, и дом. Прежде всего он отправится к Мендесам, а потом к Уингейту Мэннингу. Боже, он еще сорвет неплохой куш! Да, именно так!
– Поскольку те два благотворительных бала отменились, по вполне разумной причине, – говорил Крогер вкрадчивым голосом, – мы должны немедленно устроить другой бал. Организовать все нужно как можно быстрее, потому что – я уверен, вы со мной согласитесь, – несчастные жители Айбор-Сити нуждаются в нашей помощи. Если бы вы только видели все это своими глазами, как видел я, – бездомные дети, несчастные родители...
Джессика угрюмо подумала, что сейчас, наверное, Крогер заплачет. Но во всех этих драматических цветистых речах звучала какая-то фальшь, и девушка не могла не задаться вопросом: почему Крогер, который даже не был местным жителем, так заинтересован в организации благотворительных акций в их городе?
Однако здесь же присутствовал и Рамон Мендес, и это отвлекло Джессику от размышлений о Крогере. Они приехали вместе совсем недавно, чтобы поговорить с ее отцом, и теперь вся семья Мэннингов собралась в гостиной; они пили чай с бисквитным печеньем и обсуждали предложение, с которым явился Брилл Крогер.
А тот продолжал:
– Рамон и его родители любезно согласились организовать это дело, и я думаю, что, поскольку деловые люди Тампы, конечно же, пожелают помочь делу и деньгами, и действиями, ваша семья, мистер Мэннинг, могла бы заняться этим вместе с Рамоном и его семьей. Это почетное дело, и я уверен, что вы согласитесь. – Он улыбнулся через стол Джессике, но та только сдержанно кивнула в ответ. – Не желает ли мисс Мэннинг обсудить с сеньором Мендесом мое предложение?
На этот раз Джессика улыбнулась, но улыбка ее адресовалась Рамону.
– Ну конечно. С большим удовольствием. Уингейт Мэннинг поджал губы, внимательно глядя на дочь и думая о том, что появилась прекрасная возможность занять ее чем-нибудь. С тех пор как с ней произошел несчастный случай, Джессика утратила свою обычную жизнерадостность и постоянно докучала отцу, расспрашивая о днях, предшествовавших пожару. Они с Анной рассказывали все очень подробно, но решили не говорить ей о Нейле Дансере и об их дружбе. Если Джессика вспомнит обо всем сама – ладно, ничего страшного, а если нет, то, наверное, не стоило усложнять ей жизнь – иначе она, конечно, начнет беспокоиться о лейтенанте, который находился на Кубе.
И он проговорил с твердостью:
– Я считаю, что это отличная мысль, мистер Крогер. Моя семья и я, мы все очень рады принять участие в устроительстве этого бала. И я уверен, что другие деловые люди нашего города также присоединятся к нам и пожертвуют средства на это достойное мероприятие.
За несколько последующих дней состояние Джессики значительно улучшилось, несмотря на жару и духоту.
Она почти ежедневно встречалась с семьей Мендесов и Рамоном, как правило, у них в доме, и эта кубинская семья, эти живые, темпераментные люди пришлись ей по душе.
Во время этих посещений Рамон обычно садился подле нее, и хотя они почти не имели возможности вести какие-либо личные разговоры, они очень много говорили друг с другом взглядами.
Теперь Джессика не слишком беспокоилась из-за провала в памяти и даже начала надеяться, что Рамон в конце концов выберется из скорлупы своей замкнутости и станет с ней более откровенным.
Все планы, касавшиеся устройства нового благотворительного бала, который должен был состояться, конечно же, в отеле «Залив Тампа», были практически приведены в исполнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47