Конечно, Синклер имеет полное право возглавить фирму, но нельзя просто так ставить крест на таланте Патрисии. Из-за какого-то соглашения о партнерстве, которое писалось еще в прошлом веке. Когда и понятия были совсем другие.
Если мы завладеем фирмой, тогда Патрисию и всю ее семейку придется вышвырнуть на улицу, рассуждал Брайан. И нанять кого-то еще вместо нее. Но кого? Кто еще будет так трястись за каждую мелочь, совать во все свой нос?
Вот дьявол! Чертовка переманила меня на свою сторону. Я уже готов доказывать Синклеру, что ее увольнять никак нельзя.
Просто кошмар какой-то!
Перед его внутренним взором встала Патрисия. С какой утонченной женственностью вела она себя в комнатушке портного, когда тот снимал с нее мерки! Он глядел на нее и не мог оторваться.
Ему вспомнились серьги, которые она купила на рынке. Они мерцали при свете звезд, издавая легкий звон, подчеркивая изящество ее шеи и великолепную белую кожу. Интересно, на ощупь она такая же шелковистая, как на вид?
Мешковатая одежда, к которой она привыкла, оттеняет те особенности ее внешности, которые доступны лишь тонкому знатоку. А надень она дорогое платье, сделай модную прическу — и никто ничего не заметит.
Брайан вскочил с кровати. Нет, так невозможно! Эти мысли сведут его с ума.
Он натянул шорты и вышел на веранду. Холодный морской воздух приятно щекотал ноздри. Повернувшись направо, он заметил, что в окне Патрисии горит свет. Значит, ей тоже не спится?
Боже правый! На ней легкий халатик, волосы распущены и струятся шелковыми прядями по плечам, щекочут нежную кожу…
Это какой-то кошмар! Образ, который встал у него перед внутренним взором, неожиданно превратился в реальность.
Патрисия заметила его и обернулась. Только тут Брайан увидел, что перед ней стоит телефон. Боже, как он ошибся! Дело не в бессоннице, просто она решила доложить сестре обстановку, заверить ее, что все в порядке и этот осел Брайан ничего не понимает. А он-то думал!..
— Брайан, что случилось? Тебе что-то нужно?
Нужно. Мне тоже нужно было позвонить Синклеру.
Но что бы я ему сказал? Что Патрисия оказалась не такой простой? Что это не женщина, а загадка? И стоит ей надеть серебряные серьги, как он, Брайан Лавджой, едва сдерживается, чтобы не дотронуться до нее? И не только рукой, но и губами. Что ему хочется зарыться в ее волосы и ласкать их?
— Ничего не случилось, — хрипло ответил Брайан. — Ничего.
Патрисия потянулась к заколке.
— Не делай этого! — вырвалось у него.
Она замерла. Слегка задравшийся рукав халата обнажил ее тонкие запястья.
— Выкинь свои заколки! — рявкнул Брайан.
Он не собирался грубить, все вышло как-то само собой.
— Выкинуть?
— Ко всем чертям! Никогда больше их не носи.
— Вы только послушайте: советы красоты от Брайана Лавджоя!
Он вспомнил о том мужчине, который просил ее не постригать волосы. Должно быть, этот мужчина причинил ей большую боль. Да, в этом нет сомнений!
— Прости, — смешался Брайан, — не знал, что это тебя заденет. Вообще, это не мое дело!
Патрисия пожала плечами. А Брайан сказал сам себе: тот придурок прав. У нее просто замечательные волосы. Может, красивее он даже не встречал.
Но какое до этого дело Синклеру? Ему подавай конкретику, а не рассуждения о женской внешности.
— Пойду на пляж немножко остыть. Я туда и собирался, да вот вышел на веранду, смотрю, у тебя свет горит. Дай, думаю, зайду, мало ли что… Но ты говоришь по телефону…
— Нет, просто…
Просто весь вечер Патрисия не могла отделаться от теней прошлого, которые вдруг ворвались в ее сознание и снова принялись ее терзать. Он так смотрел на нее, так прикасался к ней, так брал ее за руку, что ей вновь захотелось почувствовать себя красивой, особенной, желанной.
Патрисия прекрасно знала все приемы, к которым прибегают мужчины, чтобы завладеть женским сердцем. Брайан по этой части мастак.
И, хотя она раскусила его игру, сопротивляться она уже не в силах.
Когда он появился перед нею посреди ночи, она приготовилась к душещипательной сцене.
Это тоже классика жанра: несчастный красавец изливает душу случайно оказавшейся рядом девушке, которая смотрит на него сочувственным взглядом из-под длинных ресниц.
Но, подумала Патрисия, вспомнив фотокарточку, которую Брайан хранит в бумажнике, может, в его жизни и впрямь все складывалось не так гладко? Как бы ей хотелось знать!..
— Просто я собиралась позвонить Джесс, объяснила Патрисия. — Моей сестре. Объяснить, где я нахожусь и почему. Давно надо было с ней связаться.
— Что ж, не буду тебе мешать.
В темноте было не разобрать выражения его лица. Но голос — мягкий, сочувственный голос — она слышала отчетливо. И хотела броситься на шею его обладателю, чтобы тот приласкал ее.
— Вряд ли у тебя получится, — резко произнесла Патрисия, злясь на саму себя. — Ты смущаешь меня одним своим видом.
— Неужели? Я не нарочно.
— Вот в этом позволь усомниться.
— Смущать девиц не мое призвание. К тому же ты выглядишь вполне уравновешенной. — И, поглядев на трубку, которую Патрисия по-прежнему сжимала в руке, Брайан добавил:
— Валяй, звони. Сестра ждет не дождется, когда ты ей обо всем доложишь.
Нет, нет! Он знает, что она заметила фотографию. И решил, видно, что она торопится сообщить Джессике: представляешь, сестрица, у Брайана Лавджоя, оказывается, есть сын!
В материалах, подготовленных Джессикой, нет упоминания о сыне. Это его тайна… Пусть тайной и останется.
Патрисия нагнулась к тумбочке и положила трубку на рычаг.
— Подожди, Брайан! Я с тобой! — крикнула она. И повернувшись, увидела, что он исчез. — Брайан! — Патрисия бросилась к окну.
Брайан бежал по ступенькам к песчаному берегу. Словно спасался от нее бегством.
Она стерла пот со лба. Не ему одному нужно охладиться. Ей самой это просто необходимо: из-за всего происшедшего состояние у нее, как у парового котла, который вот-вот взорвется.
Боже, он сказал, что собирается остыть. Пойти на пляж. Уж не думает ли он плавать? Один, в море, ночью? Это же безумие!
Глава 7
Брайан стоял у самой кромки моря. Ветер трепал его волосы, обдавал приятной прохладой обнаженное тело.
А в руках он сжимал заколку. Заколку, которую украл у Патрисии. Когда он укладывал ее в постель, он снял с нее заколки и положил их на ночной столик, рядом с бутылкой минеральной воды. Положил все, кроме одной.
Потому что в заколке кроется разгадка ее тайны. Тайны Патрисии Кромптон.
В том, что эта тайна существует, Брайан не сомневался. Это что-то личное, сокровенное, то, в чем она ему вряд ли признается. Да и не только ему…
И уж во всяком случае, Синклеру до этого не должно быть никакого дела. Его это никак не касается. Как, впрочем, и Брайана.
Но ему ужасно хотелось знать, что же загнало ее под эту броню, что заставляет изображать из себя недотрогу? Она не из тех, кто, едва обжегшись, прячет голову в песок. Она сильнее.
Зря он сбежал от нее. Лучше бы она стояла сейчас с ним. Темнота располагает к откровенности. Как знать, возможно, она раскроет перед ним душу.
А может, и нет. Вряд ли ему удастся сломить ту неприступную стену между собой и окружающими, которую она воздвигла.
Ведь он сам тоже едва ли смог бы раскрыться перед человеком, которого почти не знает, поведать о своей боли.
Брайан тряхнул вихрами и, сунув заколку в карман шорт, бросился в море.
При свете луны он выглядел еще великолепнее. Широкая грудь, мускулистые руки, сильные ноги, волосы, развевающиеся на ветру, — вот картина, достойная пера живописца.
Но Патрисии было не до красот. Надо же быть таким идиотом, чтобы в одиночку отправиться плавать посреди ночи, к тому же в незнакомом месте!
— Брайан…
Она едва услышала собственный голос. Ее босые ноги утопали в мягком песке. Кромка воды казалась такой далекой… Нет, ей не добежать…
— Брайан! — Патрисия остановилась и крикнула, теперь уже сильнее. — Брайан!
Но он уже исчез в волнах. Крик замер у нее в груди. Минута, и он вынырнул, но уже дальше от берега.
— Какой идиотизм… — едва выговорила Патрисия, садясь на песок.
Зачем? Чтобы следить за ним. И что она подразумевает под словом «идиотизм»? Чье поведение — его или свое?
Кого она ругает? Его — за то, что он пошел плавать ночью? Или себя — за то, что бросилась за ним? А может быть, за то, что ее нет сейчас с ним рядом?
Как же ей хочется именно этого — оказаться с ним рядом. Ощутить, как струится по ее разгоряченному телу нежная морская вода. Прижаться к Брайану — и чтобы их не разделяло ничего, кроме тонкого слоя воды.
Такое чувство, что мне снова шестнадцать, подумала Патрисия. И я по уши влюбилась в самого прекрасного человека на свете и не в состоянии больше думать ни о чем другом.
Она застонала и легла прямо на песок, вцепившись руками в камни, чтобы преодолеть искушение и не броситься к нему.
Брайану редко случалось терять контроль над собой. Он научился сдерживаться, владеть своей болью. Обычно он был так занят, что просто не успевал подумать о себе. Лишь в свободную минуту на него накатывали печальные мысли и воспоминания.
Он плыл и плыл, все дальше удаляясь от берега, он сознательно доводил себя до изнеможения, думая, что физическая боль заглушит душевные страдания.
Но ничего не вышло.
Боль становилась сильнее. Думая о ее переживаниях, он вспомнил о своих, отчего на душе стало еще паршивее. Смирившись с тем, что этой ночью ему не будет покоя, он поплыл к берегу. Тут он и заметил Патрисию, распластавшуюся на песке. Одной рукой она прикрыла глаза.
Выйдя на берег, он встал и несколько минут смотрел на нее, пораженный ее красотой.
Ее тело было почти полностью закрыто шелковым халатиком — она бросилась спасать его, не успев даже накинуть на себя что-нибудь более подходящее. Но налетевший ветерок теребил легкую ткань, подчеркивая контуры ее тела.
Великолепного тела, которое она зачем-то скрывала бесформенной одеждой.
На цыпочках, стараясь не производить ни малейшего шума, Брайан почти добрался до того места, где лежали его шорты.
— Плавать в одиночку в это время суток крайне неосмотрительно.
От неожиданности он подпрыгнул.
— Тебя могла бы съесть акула, и никто даже не догадался бы, что случилось.
— Что ж, если бы меня сожрала акула, — Брайан натянул шорты, — ваши проблемы мигом решились бы. — Он застегнул ширинку. — Можешь открыть глаза.
— А я их и не закрывала.
Брайан почувствовал, что краснеет. Прямо как девушка-подросток!
— Кстати, да будет тебе известно: плавать нагишом на Синушари строго запрещено. Это преступление, которое карается штрафом, а в некоторых случаях можно даже угодить за решетку.
— Откуда ты знаешь? Неужто сама пробовала?
— Нет. Просто от корки до корки прочитала путеводитель, пока ты наслаждался сиестой.
Она села, стряхнула с плеч песок и, поколебавшись, взялась за его руку, чтобы подняться.
Встала, но он не отпускал ее. Так они и стояли мгновение, держась за руки, как пара влюбленных. Тут она отдернула руку, чтобы стряхнуть песок с волос и с халата. Брайан едва не вскрикнул от разочарования: просторный халат — не халат, а балахон какой-то! — скрыл все то, свидетелем чему он был еще минуту назад.
Но Патрисия опоздала. Он все видел, все знал. И не понимал лишь одного: зачем таить такую красоту под уродливой одеждой.
На этот вопрос он не получил ответа. Ни слова не говоря, она повернулась и направилась обратно к коттеджу. Эдакая воплощенная добродетель.
Этой ночью судьба решила посмеяться над ними обоими. Над Брайаном, которому пришлось позировать голышом перед Патрисией.
И над Патрисией, дорогу которой внезапно преградил сверкающий глазами огромный краб, направлявшийся домой, в океан.
От неожиданности Патрисия вскрикнула, испортив свое эффектное шествие, и, поскользнувшись, едва не повалилась на краба, который, по правде сказать, испугался не меньше, чем она. После чего бросилась в объятия Брайана. Невольно признав, что защиты у сильного пола ищут даже феминистки.
— Пат, это же всего лишь краб, — сказал Брайан, обнимая ее дрожащее тело в стремлении сполна воспользоваться ее минутной слабостью.
Но уже в следующее мгновение отпустил ее, лишая ее возможности сказать: Брайан, горилла ты этакая, убери лапы!
Судя по всему, то ли от страха, то ли по какой другой причине, Патрисия потеряла голос. Он взглянул ей в глаза и вдруг испытал страстное желание коснуться ее губ и слиться с ней в поцелуе.
У него возникло и другое желание, гораздо более нескромное, чем поцелуй. Причем столь сильное, что он невольно отстранился, чтобы не произошло самого ужасного.
— Пожалуй, — хрипло произнес он, пытаясь придать голосу шутливое выражение, — мы, люди, для дикой природы и этих тварей гораздо опаснее, чем они для нас. Ты чуть не раздавила беднягу!
— Ничего себе бедняга! У него восемь ног, а у меня всего две! — Она вдруг нахмурилась. Или у него их десять? Сколько ног у краба?
— Столько, сколько нужно, чтобы спастись от неповоротливых двуногих. С крашеными ногтями.
Она попыталась сделать шаг назад и чуть не упала. Брайан взял ее за руку. Патрисия по-прежнему дрожала.
— Ну, все в порядке?
— У меня все отлично! — объявила она, правда не без истерических ноток в голосе.
Естественно, ей было стыдно, что она превратила себя в посмешище.
— Я так и понял, — успокоил ее Брайан. — Ты же ничего не боишься, даже гадюк. Только членистоногих.
— Я просто не ожидала… Вот и все!
Какие-то необычные нотки так и не исчезли из ее голоса. Глядя на ее зардевшиеся щеки и чувственные губы, Брайан никак не мог понять: неужели краб всему виной?
Решив во что бы то ни стало докопаться до истины, он сильнее сжал ее руку, а другой обнял за талию и притянул к себе. Мгновение — и Патрисия оказалась в его объятиях.
А он-то думал, что она будет сопротивляться!..
Наверное, он просто застал ее врасплох. А может, все дело в терпком запахе моря, в плеске волн. Это, наверное, они подавляют разум, вынуждая подчиняться велениям сердца.
Теперь не осталось ничего, кроме них двоих, они почти слились воедино, и разделяет его бешено колотящееся сердце и ее нежные груди лишь тонкий шелк ночного халатика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19