они могут делать все, что угодно, с женщинами Макданов, но запретил прикасаться к ведьме. Гвендолин и Изабелла должны быть доставлены к нему, чтобы он смог вернуть их домой. Завладев камнем, он станет правителем всей Шотландии.
А что касается Гвендолин, ему доставит удовольствие помучить ее перед смертью.
– Это очень мрачная комната, – сказала Гвендолин, тщетно пытаясь согреть руки у огня. – Я чувствую это.
– Ты так считаешь? – Мораг откинулась на стуле и обвела взглядом помещение. – Мне всегда казалось, что комната очень мила. В погожий день через эти стрельчатые окна сюда проникает много света. Тебе, конечно, это трудно представить из-за ужасной бури, которая бушует снаружи.
Она многозначительно посмотрела на Гвендолин.
– Я не вызывала этой бури, Мораг.
– А я никогда и не говорила, что это ты, правда?
– Ты же знаешь, я не умею управлять погодой.
– Конечно, не умеешь.
Гвендолин вздохнула. Сильная буря бушевала уже два дня, и Макданы были уверены, что именно Гвендолин была причиной ненастья. Холодная и мрачная погода ей нравилась не больше, чем им, хотя она как нельзя лучше соответствовала настроению девушки. До пожара в ее комнате она не понимала, насколько сильно Макданы ненавидят ее. Она знала, что они боятся ее, но ей и в голову не приходило, что они действительно могут предпринять попытку убить ее. Глубина их ненависти больно ранила ее, поскольку она легкомысленно позволила себе думать, что они начали постепенно привыкать к ней. Она ошибалась. Макданы принимали ее не лучше, чем ее собственный клан.
Теперь, когда Гвендолин поняла, насколько сильно желание Макданов избавиться от нее, она чувствовала, что должна уйти. Но кто будет ухаживать за Дэвидом после ее отъезда, с отчаянием спрашивала себя она. А если ему вдруг опять станет совсем плохо? Элспет присосется к нему, как гигантская пиявка, мучая его своими жестокими процедурами, пытаясь изгнать злые чары Гвендолин из его хрупкого тела. А если он умрет, что будет с Макданом? Она знала, что Алекс прекрасно понимает, что со смертью сына силы покинут его. Он вновь погрузится в пучину безумия, и, возможно, навсегда. Как она может уйти, зная это? Она плотнее укутала плечи пледом, ощущая себя одинокой и потерянной.
– Возможно, печаль, которую ты чувствуешь, идет изнутри тебя, – тихим голосом высказала предположение Мораг.
Гвендолин задумалась на мгновение, а затем покачала головой.
– Я почувствовала, что комната наполнена печалью, как только вошла сюда. Она прямо-таки излучает несчастье – стены, потолок, пол, сам воздух. И здесь, похоже, никогда не бывает тепло, даже когда горит огонь. – Она потерла замерзшие ладони. – Кто живет в этой комнате?
– Никто. Когда-то ее занимала жена Макдана, Флора. Здесь она и умерла.
Вот, значит, какое несчастье чувствовала Гвендолин. Тут лежала жена Макдана и мучилась от ужасной боли, зная, что скоро умрет и оставит мужа и ребенка. Неудивительно, что даже каменные стены пропитались ее страданиями.
– Разве Флора не жила в одной комнате с Макданом? – спросила Гвендолин.
– До тех пор, пока болезнь не приковала ее к постели. После этого лекари сказали, что комната больной должна быть освобождена от пагубного влияния света и чистого воздуха и наполнена целительным дымом. Флора не хотела, чтобы Алексу пришлось страдать от постоянной жары и дыма, и попросила, чтобы ее положили в отдельное помещение рядом с комнатой мужа. Но, несмотря на ее протесты, Алекс все ночи проводил здесь вместе с ней. Он говорил, что не может спать без нее, и представлял дело так, будто она помогает ему, разрешая остаться. Думаю, ему становилось лучше, когда он ночью держал Флору в своих объятиях, пытаясь защитить ее, – тихим голосом рассказывала Мораг. – Флоре тоже так было лучше. Ближе к концу, когда стало ясно, что ей ничем уже не поможешь, Алекс ухаживал за ней и днем. Он понимал, что Флора может в любой момент покинуть его, и хотел быть рядом в это последнее мгновение.
Гвендолин молча размышляла над рассказом старухи. Поскольку Алекс никогда не помогал ухаживать за Дэвидом, поначалу она думала, что он не привык иметь дело со страданиями и болезнью и мог лишь играть роль беспомощного и испытывающего душевные муки наблюдателя. Но после пожара, когда он спокойно и умело убирал за ней, она поняла, что ошибалась. Макдан великолепно справлялся с обязанностями по уходу за больным.
Он научился искусству сиделки в этой самой комнате.
– Это та самая кровать, на которой умерла Флора? – спросила Гвендолин, рассматривая украшенное изящной резьбой ложе в центре комнаты.
– Нет, – ответила Мораг. – Кровать Флоры была под чудесным желтым балдахином, который Макдан заказал специально для нее. На его внутренней поверхности были вышиты горы, полевые цветы и маленький водопад, который, казалось, низвергается прямо с края балдахина. Он хотел, чтобы, лежа в кровати, она смотрела на что-нибудь приятное. Но благодаря лекарям в ее комнате было так темно и дымно, что ей с трудом удавалось хоть что-то рассмотреть. Как бы то ни было, Флора никогда не признавалась в этом Макдану. Она говорила ему, что помнит каждый цветок, каждую травинку и может видеть их даже с закрытыми глазами. Она была чудесной девочкой, наша Флора. Весь клан обожал ее.
На лицо старухи постепенно возвращалось бесстрастное выражение.
И ее, совершенно очевидно, очень любил Алекс, подумала Гвендолин.
– Почему Макдан не сохранил здесь ее кровать, Мораг?
– После того как Флора умерла, Макдан приказал сжечь ее.
Гвендолин удивленно подняла на нее глаза.
– Почему? Он боялся, что в ней затаилась болезнь?
– Нет, он сказал, что не в силах смотреть на нее. Она заставляла его вспоминать о страданиях Флоры.
Гвендолин надолго погрузилась в размышления.
– Он ее сильно любил, правда? – наконец спросила она.
– Да. Сильно. И Флора любила его. Поэтому им так трудно было расстаться.
– Ты хочешь сказать, что поэтому Макдан до сих пор разговаривает с ней?
Мораг колебалась.
– Да, – согласилась она и перевела взгляд на огонь. – Именно это я и имела в виду.
– Рада видеть тебя на ногах, Гвендолин, – сказала Кларинда, вперевалку входя в комнату с огромным подносом в руках. – Смотри, я принесла тебе немного перекусить.
– Ради Бога, Кларинда, тебе нельзя таскать такие тяжести, – заворчала Гвендолин. Она встала, взяла поднос из рук молодой женщины и изумленно посмотрела на груду еды. – Кто-то еще собирается обедать со мной?
Кларинда села.
– Только я. Мораг тоже может составить нам компанию.
– Боюсь, что нет, – сказала Мораг и протянула руку за посохом. – Я занята приготовлением нового крема для разглаживания морщин, и теперь как раз пора добавить в него немного рыбьего жира. Если он получится, я дам и вам немного. Никогда не рано начать ухаживать за своей кожей.
С этими словами она исчезла за дверью.
– Здесь столько еды, что можно накормить небольшую армию! – воскликнула Гвендолин.
– Или одну очень беременную женщину, – рассмеялась Кларинда, беря жирную цыплячью ножку. – Не знаю почему, но в последние несколько дней я испытываю ужасный голод. Камерон говорит, что если я не перестану так много есть, в моем животе совсем не останется места для ребенка!
– Ты очень хорошо выглядишь. Наверное, тебе уже скоро рожать.
Кларинда с наслаждением облизывала пальцы.
– Надеюсь. Вот поэтому я рада, что тебе сегодня лучше. Я надеялась, что ты поможешь мне, когда младенец наконец решит, что пришло время появиться на свет.
– Я… я не могу, Кларинда, – замялась Гвендолин. Она понятия не имела, как нужно оказывать помощь роженице, и не собиралась убеждать молодую женщину в обратном. Кроме того, она приняла решение покинуть Макданов как можно скорее – возможно, даже завтра. – Элспет не разрешит мне присутствовать. Она считает – я в этом уверена, – что присутствие ведьмы при родах может принести одни несчастья.
– Не важно, что считает Элспет. Ее при этом не будет.
– Но Элспет – лекарь клана. Она помогала появиться на свет почти всем детям Макданов, ведь так?
– Так. Но не этому. Ты должна это сделать.
Гвендолин смотрела на нее, не в силах вымолвить ни слова. Важность того, о чем просила ее Кларинда, ошеломила ее. Одно дело – ухаживать за умирающим ребенком, которому больше никто не мог помочь, другое – помогать появиться на свет младенцу. Она не может сделать вид, что разбирается в таком сложном деле, когда от этого зависит жизнь и Кларинды, и ребенка.
– Я не могу этого сделать, Кларинда, – извиняющимся тоном сказала она. – Я никогда раньше не принимала роды.
– Ничего страшного, – ответила Кларинда, кусая огромный ломоть хлеба. – Рожать я буду сама. Просто нужно, чтобы ты немного помогла мне. Может, ты произнесешь заклинание, чтобы снять боль или немного ускорить роды.
Гвендолин покачала головой.
– Кто-нибудь другой из членов клана должен помочь тебе.
– Я не хочу никого другого. Я хочу, чтобы это была ты.
– Но я не могу…
– Я не смогу сделать это сама, Гвендолин. А никто другой не осмелится мне помочь. Они боятся, что прогневают Элспет и она откажется лечить их самих и их семьи. Если меня оставят без помощи, то Элспет воспользуется моментом, когда я потеряю сознание от боли и не смогу прогнать ее. Понимаешь? – Она положила ладони на живот, как бы пытаясь защитить его. – Я не вынесу, если она будет сидеть рядом и говорить, что Господь болью наказывает меня за грехи. А если с ребенком что-нибудь случится и она не позволит мне увидеть его… – Внезапно она умолкла и всхлипнула.
Гвендолин потупила взгляд. Ей было больно смотреть на страдания Кларинды.
– Я прошу тебя помочь мне, Гвендолин, – сказала Кларинда, вытирая застилавшие ей глаза слезы. – Нужно, чтобы ты была рядом в тот момент, когда я буду не в состоянии сама помочь себе. Если ты действительно мне подруга, то не сможешь отказать мне. Я бы никогда не бросила тебя, если бы ты нуждалась в моей помощи.
«Если ты действительно мне подруга», – ее слова звучали странно для Гвендолин, у которой никогда не было друзей. Никто из членов клана не хотел знаться с ней. После стольких лет изоляции она примирилась с мыслью, что в ее жизни никогда не будет никого, кроме отца, кто станет заботиться о ней. И вот теперь Кларинда, которая всегда проявляла по отношению к ней доброту и участие, просит ее о помощи. Внезапно жаркая волна прокатилась по ее телу, прогнав холод, терзавший ее последние два дня. Увидев, что Кларинда начала дрожать, Гвендолин молча поднялась со стула и накинула на подругу свой плед.
– Мы вместе поможем этому ребенку появиться на свет, Кларинда, – сказала она молодой женщине, опускаясь на колени и обнимая ее. – Клянусь, что не отойду от тебя ни на шаг.
Кларинда недоверчиво смотрела на нее:
– Правда?
Гвендолин прижалась щекой к мягким, золотисто-каштановым волосам Кларинды, как мать, успокаивающая ребенка.
– Правда, – ласково прошептала она.
– Буря наконец утихла, – с облегчением объявил Оуэн. – Наверное, ведьме стало лучше.
– Ужасный шторм, – сказал Лахлан, осторожно наливая в чашку порцию своего нового зелья. – Клянусь всеми святыми, она была в ярости. – Он осторожно понюхал напиток и сморщил от отвращения нос.
– Думаю, я тоже пришла бы в ярость, – сказала Марджори, – если бы кто-то попытался сжечь меня в собственной комнате!
– Это был черный день для нашего клана, – раздраженно бросил Реджинальд, начищая меч огромной тряпкой. – Как неблагородно – запереть женщину в горящей комнате. Довольно гадкий способ убить кого-нибудь – даже ведьму.
– Ты хочешь сказать, что благороднее привязать ее к столбу и сжечь? – возразила Кларинда. – Чтобы все могли посмотреть?
– Боже мой, конечно, нет, – с ужасом заверил ее Оуэн. – Ведьма она или нет, но я никогда не одобрял тех, кто делает такие страшные вещи.
– И Макдан тоже, – добавила Мораг. – Поэтому он вырвал Гвендолин из рук Максуинов.
– Интересно, кто мог ударить ее по голове и поджечь комнату? – удивился Мунро.
– Почему бы тебе не рассказать нам об этом, Мунро? – спросила Ровена. – Ты ненавидел ее с того самого дня, как она уронила горшок тебе на голову.
– Я никогда не сделал бы этого. – Мунро вытаращил глаза. – У меня не было причин желать ее смерти.
– Ты говорил, что она выглядит как старый башмак, – напомнил ему Лахлан. – Любой может устать, когда ему постоянно приходится видеть такое.
– Она вовсе не такая уродливая, как мне раньше казалось, – торопливо стал оправдываться Мунро. – В некоторые моменты ее даже можно назвать почти красивой.
– Я всегда так считал, – радостно согласился Оуэн.
– Разумеется, она не такая красивая, как ты, Мораг, – быстро поправился он. – Никто не может сравниться с тобой.
– Будет тебе, Оуэн, – взволнованно ответила Мораг. – Что за глупости ты говоришь!
– Макдан рассвирепел, когда это случилось, – сказал Фаркар. – Он поклялся найти преступника, который совершил это. – Он сделал большой глоток эля и закончил: – Не хотел бы я в этот момент оказаться рядом.
– А еще он сказал, что мы все должны присматривать за ней и сделать так, чтобы больше не было никаких несчастных случаев, – добавил Эван.
– Какая великолепная идея! – воскликнул Оуэн, потирая руки. – Я буду счастлив присматривать за девушкой. Начну прямо сейчас.
Он сделал несколько шагов, затем остановился и обернулся:
– Кстати, где она сейчас?
– Она во дворе, вместе с Дэвидом, – сказала Летти.
– Во дворе? – переспросил Оуэн. – Боже мой! Похоже, мне совсем не хочется выходить на улицу. Этот яркий солнечный свет…
– Во дворе? – громко вскрикнул Реджинальд; в голосе его слышался испуг. – Боже мой, в любую минуту могут нагрянуть Максуины!
Он отбросил тряпку и бросился к двери, волоча за собой меч.
* * *
– С тобой все в порядке, Дэвид? – спросила Гвендолин.
– Я прекрасно себя чувствую, Гвендолин, – заверил он девушку. – Пожалуйста, давай сделаем еще круг.
Он наклонился вперед и похлопал лошадь по шее; щеки его раскраснелись, глаза сверкали. Сначала Гвендолин беспокоилась, что нагрузка слишком велика для него, но свежий воздух и волнение от того, что он впервые сидит верхом на лошади, наполнили Дэвида мальчишеской энергией, которой раньше она в нем не замечала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46