– А я считаю, что небольшая прогулка на свежем воздухе принесет тебе пользу. Если мы повстречаемся с ним, я сумею убедить его в этом.
Она принялась разбирать одежду мальчика, аккуратно сложенную в сундучок у его кровати, раздумывая, во что бы его одеть. Гвендолин не была уверена, что Макдан поддержит ее решение вынести ребенка на свежий воздух, но если Дэвид будет себя хорошо чувствовать, то вряд ли отец лишит его удовольствия побыть на улице.
Через полчаса Дэвид, полностью одетый и завернутый в толстый шерстяной плед, уютно устроился на сильных руках Камерона. Гвендолин спускалась по лестнице вслед за рослым воином, несшим ее питомца. В руке она держала корзинку, куда положила кувшинчик со свежим молоком, несколько ломтиков сыра, немного холодного мяса и рыбы, вареные яйца. Она надеялась, что свежий воздух и умеренная физическая нагрузка помогут улучшить плохой аппетит Дэвида.
– Боже всемогущий! – воскликнул Оуэн, изумленно глядя на возникшую перед ним троицу. – Прошу прощения, милая, но что ты намереваешься делать со слабым ребенком?
– Мы собираемся выйти из дома, чтобы глотнуть немного свежего воздуха, Оуэн, – ответила Гвендолин. – Не хочешь составить нам компанию?
– Ты не посмеешь! – в неподдельном ужасе запротестовал Реджинальд. – Макдан никогда бы не разрешил такое!
– Но он разрешил! – Она лишь немного преувеличила: Макдан позволил ей делать с мальчиком все, что она посчитает нужным . Сегодня она посчитала нужным вынести Дэвида на прогулку.
– Какая тяжелая корзинка, – заметил Лахлан, с подозрением разглядывая ее. – Что за гнусности ты собираешься делать с мальчиком?
– Я намеревалась покормить его, Лахлан.
– Думаю, лучше всего будет подождать, пока Макдан не вернется с южных границ, – взволнованно сказал Оуэн, потирая руки с узловатыми пальцами. – Да, я абсолютно уверен, что это наилучший выход.
– Но мы не знаем, когда он вернется, а солнце светит ярко именно сейчас, – заметила Гвендолин. Она пинком распахнула входную дверь, и в темный коридор ворвались ослепительные лучи света.
Три старика вскрикнули от неожиданности и закрыли глаза руками.
– Ей-богу, она ослепила меня! – завопил Лахлан. – Ведьма сожгла мои глаза!
– И мои тоже! – вторил ему Реджинальд. – Они расплавились прямо в глазницах!
– Это всего лишь солнечный свет, – заверила их Гвендолин, размышляя, как давно они не выходили из темного замка. – Он не может причинить вам вреда.
Старейшины клана, поколебавшись, опустили руки и заморгали.
– Она права, – пришел к выводу Реджинальд, подумав немного. В его голосе слышалось явное облегчение. – Я опять могу видеть!
– Но все покрыто пятнами, – сказал Оуэн, удивленно озираясь вокруг. – Как большие разноцветные шары.
Он взмахнул руками, пытаясь поймать один из них.
– Ведьма заколдовала нас, – настаивал Лахлан. Он потер кулаками глаза. – Я точно знаю!
– С тобой все будет в порядке, Лахлан, – пообещала Гвендолин. – Совсем скоро пятна исчезнут.
Она вышла из замка. Камерон с Дэвидом на руках последовал за ней.
Из пекарни поднимался столб едкого дыма. Кроме того, двор был наполнен кислым неприятным запахом, источник которого стал понятен Гвендолин, когда она увидела, как из конюшни вышел юный Эрик и швырнул на огромную тлеющую кучу охапку пропитанной свежим навозом и мочой соломы.
– Так не пойдет, – сказала она Камерону. – Давай поднимемся на вершину того холма, где мы сможем спокойно сесть среди травы и цветов и насладиться завтраком.
Камерон покачал головой:
– Макдану не понравится, что мы выносим парня за стены замка.
– Я не могу здесь больше оставаться, – запротестовал Дэвид. – Пахнет, как протухшие кишки дракона.
– Ты абсолютно прав, – согласилась с ним Гвендолин, направляясь к воротам. – Мы запомним этот отвратительный запах для одной из наших сказок, Дэвид. Пойдем, Камерон. Обещаю, мы не уйдем далеко.
Камерон с неохотой последовал за девушкой. Работавшие во дворе Макданы, замерев, с удивлением смотрели на них.
– Остановите ее! Остановите ведьму!
Гвендолин обернулась и увидела бегущую к ним Элспет. Ее суровое лицо было искажено яростью.
– Немедленно верни парня в дом! – приказала она. – Он слишком болен, чтобы гулять!
– Камерон, ты не мог бы вынести Дэвида за ворота и подождать меня там? – попросила Гвендолин.
Убедившись, что Камерон и Дэвид удалились, девушка повернулась и холодно взглянула на Элспет.
– Теперь я отвечаю за Дэвида, Элспет, – твердо заявила она. – Макдан тебе уже говорил об этом.
– Ты убьешь его, – прошипела Элспет. – Ты этого добиваешься?
– Конечно, нет. Может, это и противоречит твоим взглядам, но я пытаюсь вылечить его. Немного солнечного света и свежего воздуха пойдут ему на пользу.
– Он подхватит лихорадку и умрет, как его мать.
– Дэвид и его мать – совсем разные вещи. Она заболела после того, как умерли двое ее детей. Ее убил совсем не тот недуг, что мучает Дэвида.
– Не важно. Он унаследовал хрупкое здоровье матери.
– Откуда ты знаешь?
– Достаточно только взглянуть на него. Но этого тебе, конечно, не понять. Он точная ее копия!
– То обстоятельство, что он очень похож на мать, вовсе не означает, что он унаследовал ее болезни, – заметила Гвендолин. – Дэвид плоть от плоти и кровь от крови Макдана, а Макдан могучий и сильный человек.
– Своими речами, ведьма, ты можешь ввести в заблуждение Макдана, но меня обмануть тебе не удастся. Зло окружает тебя, как ужасное облако.
Гвендолин внутренне содрогнулась. Было совершенно ясно: Элспет ненавидит ее, и девушка понимала, что ничего не сможет с этим поделать. Много лет члены ее собственного клана боялись и отвергали Гвендолин, и она знала: подобную глубоко укоренившуюся враждебность нельзя преодолеть.
– Верь во что хочешь, Элспет, – спокойно сказала она. – Но я приехала сюда вылечить Дэвида, а не погубить его.
С этими словами она повернулась и вышла за ворота, стараясь, чтобы грубые слова Элспет не нарушили ее и так хрупкое самообладание.
– …А то облако прямо над нами похоже на толстого человечка с огромным животом, – продолжала Гвендолин, глядя на небо и прикрыв от солнца глаза рукой. – И правда, оно слегка напоминает Мунро. Видишь его, Дэвид?
Мальчик не отвечал. Гвендолин посмотрела на него и увидела, что он заснул.
– Я вижу, – сказал Камерон. – Но мне кажется, что оно больше похоже на мою кругленькую жену.
– Очень лестное сравнение, – с кривой улыбкой заметила Гвендолин. – Уверена, Кларинда согласилась бы со мной.
– Ей все равно, – сказал Камерон, подпирая голову своими огромными ладонями. – Она так счастлива, что у нее наконец опять будет ребенок, что совершенно не обращает внимания на свою внешность.
Гвендолин растерянно посмотрела на него. Кларинда никогда не говорила, что у нее были еще дети.
– Опять?
Он кивнул.
– Больше двух лет назад у нас уже был ребенок – маленькая девочка. Она умерла, когда Кларинда рожала ее: задохнулась, запутавшись в пуповине.
Вот почему Кларинда часто с такой тревогой гладила свой живот, поняла Гвендолин. «Я надеюсь, что смогу произвести его на свет», – говорила она. Гвендолин полагала, что Кларинда просто боится, как всякая молодая женщина перед рождением первенца. Но Кларинда уже один раз была беременна: она уже прикладывала ладонь к своему огромному твердому животу, смеялась тому, как ребенок шевелится внутри нее, и с волнением ждала дня, когда сможет взять на руки любимое дитя.
Вместо этого она родила мертвого младенца.
– Какой ужас ей пришлось пережить, – пробормотала Гвендолин.
– Да, – печально согласился Камерон. – Она умоляла показать ей ребенка. Вероятно, после стольких месяцев, когда она чувствовала, как ребенок растет и шевелится внутри нее, она не могла поверить, что он мертв. Но Элспет сказала, что желание матери увидеть своего мертворожденного младенца греховно, потому что он принял смерть за ее земные прегрешения.
Он презрительно скривил губы.
– В это время я был наверху, в главной башне замка, с Алексом и Бродиком, ожидая известий о рождении ребенка. Все советовали мне, что так будет лучше. Наверное, это было проявлением трусости с моей стороны, но я не мог вынести душераздирающих криков моей милой Кларинды. Она и сама просила меня побыть где-нибудь, пока все не закончится. Но поскольку меня не было рядом, я не мог сказать, чтобы Элспет закрыла свой ханжеский рот и дала моей жене подержать мертвого ребенка. – Он мрачно взглянул на небо и покачал головой. – А может, это и к лучшему. От его вида бедняжке Кларинде стало бы еще хуже.
Гвендолин ничего не ответила. Она не была уверена, хватило бы ей мужества или нет, окажись она на месте Кларинды, взять на руки своего мертвого ребенка.
– К тому времени как я пришел туда, они уже забрали младенца, а Кларинда едва не тронулась от горя. Неизвестно, что для нее было бы лучше. Много месяцев после этого она плакала, что ей не разрешили увидеть и подержать малютку. Она даже придумала ей имя: Каталина. Она говорила, что девочке понадобится имя, когда та встретится с другими некрещеными младенцами, которым не суждено попасть в рай, и надеялась, что ее дочь не будет чувствовать себя обделенной любовью, потому что мать не поцеловала ее на прощание.
Он на секунду умолк и потер глаза.
– Для нас это были трудные времена, можешь не сомневаться. Иногда она плакала в моих объятиях целую ночь. Я думал, мое сердце разорвется. И хотя я знал, что смерть нашей маленькой девочки случилась по воле Божьей, я все равно чувствовал себя виноватым, что не был рядом с Клариндой, когда это случилось.
– В этом нет твоей вины, Камерон, – тихо сказала Гвендолин. – Кларинда знает это.
Он молча смотрел на небо.
– На этот раз все будет по-другому, – хриплым голосом поклялся он. – Говорят, что роды – женское дело и мужчинам лучше в это не вмешиваться. Может, оно и так, но на этот раз, клянусь Богом, я не останусь в стороне.
В этот момент Дэвид вдруг открыл глаза.
– Гвендолин, – заговорил он тихим дрожащим голосом, – мне плохо.
Это было все, что он успел сказать, прежде чем началась рвота.
«Ты не умрешь», – снова и снова, как заклинание, произносила она эти слова, ухаживая за лежащим перед ней слабым и измученным ребенком. Она повторяла их, поддерживая голову Дэвида, когда его рвало на траву на вершине холма, а затем, взволнованно следуя за Камероном, который нес корчившегося в судорогах ребенка. Они прошли сквозь осуждающие взгляды Макданов, работавших во дворе замка, миновали огромный зал с застывшими от ужаса стариками и самодовольными Элспет и Ровеной, поднялись по ступенькам наверх и прошли по коридору в комнату мальчика. Там Камерон осторожно положил задыхающегося Дэвида на кровать, а затем беспомощно посмотрел на Гвендолин, как бы спрашивая, что делать дальше.
В этот момент содержимое желудка Дэвида изверглось наружу.
Когда приступ рвоты закончился, Гвендолин вымыла мальчика, с особой осторожностью проводя влажной губкой по его горячему, покрытому красными пятнами лицу. С помощью Кларинды она переодела его в чистую ночную рубашку и накрыла дрожащее тельце несколькими толстыми пледами. Затем Гвендолин развела огонь в очаге и заставила Дэвида выпить немного воды, беспокоясь, что он потерял слишком много жидкости. Все это время стоящая в коридоре Элспет громко рассуждала о том, что мальчику нужно пустить кровь, прежде чем яды, скопившиеся в больном теле ребенка, не убили его.
В минуту отчаяния Гвендолин была уже готова позволить ей сделать это – так сильно она хотела облегчить его страдания.
– Он умрет?
Голос был низким и странно отрешенным. Не выпуская руки Дэвида, Гвендолин поднялась со стула и взглянула в лицо Макдану:
– Нет, Макдан. Я не позволю ему умереть.
Он продолжал стоять в дверях; его красивое лицо застыло, превратившись в суровую, изрезанную глубокими морщинами маску. Наконец он медленно подошел к кровати, крепко сжав свои огромные кулаки, как человек, заставляющий себя взглянуть на то, что он вряд ли сможет вынести. Алекс окинул сына потерянным взглядом, отмечая бледную как мел кожу, уродливые красные пятна, покрывавшие его лицо, темные круги под глазами, глубоко ввалившиеся щеки. Дыхание Дэвида было слабым и поверхностным.
Несколько долгих мучительных секунд Алекс смотрел на сына, с трудом сдерживаясь, чтобы, рыдая, не броситься к нему на кровать. Если он позволит отчаянию завладеть им, то разум его рассыплется на кусочки, и на этот раз ему не удастся снова склеить эти осколки. Он сделал глубокий вдох, стараясь сдержать свои чувства и отвлечься от болезненного страха, сжимавшего его сердце. И среди душевных страданий ему удалось обнаружить искры ярости. Это чувство было темным и горьким, но давало ему что-то вроде опоры, и он ухватился за него, как тонущий за соломинку. Предыдущее погружение в бездну отчаяния научило его, что, направляя свой гнев на недоступный его власти объект, он не получит облегчения. Но в этот раз все было по-другому. Дэвид чуть не умер, потому что его опрометчиво извлекли из тепла и безопасности его комнаты и подвергли губительному воздействию свежего воздуха. За это ужасное преступление Гвендолин должна быть наказана.
– Ты пойдешь сейчас в мою комнату, – отрывисто приказал он. – Немедленно.
– Я… я не могу оставить Дэвида, – пробормотала Гвендолин, расстроенная внезапной переменой его поведения.
– Полагаю, сегодня ты уже достаточно сделала для моего сына, – с холодной насмешкой заметил Алекс. – С этого момента ты освобождаешься от своих обязанностей.
Элспет вошла в комнату. Через ее руку была небрежно перекинута покрытая пятнами крови тряпица, пальцы женщины сжимали потемневший нож и миску.
– Нет, – запротестовала Гвендолин, не отпуская худенькую руку Дэвида. – Ему нельзя пускать кровь, Элспет. Он и так потерял почти всю жидкость, которая была у него в организме. Кровопусканиями ты еще больше ослабишь его.
– Его тело хочет избавиться от переполняющих его ядов, – сказала Элспет. – Я должна очистить его, иначе мальчик умрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46