Она была разбужена Люком, лежавшим между ее ног, чувствовала возбужденную мужскую плоть.Он колдун, мрачно решила Ариэль, вспыхнув при воспоминании о напряженной пульсации своего тела под мужскими пальцами, о горящей от поцелуев коже на груди.На мгновение, только на одно мгновение, она захотела его настолько сильно, что отреклась бы от всего над чем работала, чего стремилась достичь. Она хотела почувствовать твердую, пульсирующую плоть внутри своего лона, чтобы он забрал глубокую, обжигающую боль…— Проклятье, — выругалась Ариэль. Потом она вспомнила бедное, разбитое лицо Люка, пальцы хотели гладить раны, а губы — ласкать их. Груди Ариэль, набухшие и упругие, болезненно отзывались на любое легчайшее прикосновение, а каждое резкое движение лошади вызывало неприятное ощущение внизу тела.Она не станет очередным трофеем Люка. Не поддастся демоническому, опасному очарованию и этим туманным, горячим, голодным глазам.— Ариэль, перестань разговаривать сама с собой, — натянуто приказала Глэнис, стараясь не обращать внимания на Сиама, который взял вожжи из ее рук. Она колко взглянула на него из-под полей шляпы.— Так слишком близко, мистер Сиам.Они переправились через Кансау Ривер и стали лагерем на берегу Биг-Солдер-Крик. Пополнив свои запасы продовольствия, переселенцы продавали индейцам табак, порох и пули.Среди степи стали появляться небольшие рощи. Караван переходил в брод маленькие речушки и переправился через Биг-Блу-Крик, потом они въехали на земли, прилегающие к Блу Ривер. Им встречались военные отряды индейцев кансау со скальпами их врагов из племени пауни.Каждый вечер Глэнис и Ариэль неистово сражались друг с другом, их рапиры звенели в сумерках. Невидимые для них, два высоких охотника наблюдали за фехтовальщицами из укрытия.Салли возвращалась к жизни, с каждым днем становясь все сильнее под неустанным присмотром Люка. Лидия готовила блюда из щавеля и молодых одуванчиков, вместо мясных блюд, приготовленных в прошлый раз. Жир с жарившихся на вертелах диких индеек капал в огонь, разведенный на сухих кусках навоза. Каждый вечер женщины собирали «буйволиные дрова». Они горели жарче и дольше, чем дерево, без запаха и мало дымили.В то время как другие отказывались дотрагиваться до сухого навоза, воротя носы от подобной работы, «вдовы» делали и это. Эти женщины и раньше выживали почти без посторонней помощи.На второй неделе мая караван уже подошел к Плат Ривер, извилистой реке с вязким песчаным дном, петляющей между болотистыми островками. На лугах с буйной молодой травой паслись антилопы, стада буйволов передвигались по холмам, вытаптывая широкие тропы от крутых обрывов к реке. Возбуждение «орегонской лихорадки» улеглось, путешественники втянулись в тяжелую ежедневную рутину. Вспыхнула холера, и, несмотря на помощь Лидии, за один день умерли двое детей с матерью. Бабушка умерла через день после своей дочери.Послания от других переселенцев были написаны на выбеленных костях буйволов. Индейцы выкладывали ряды камней по направлению движения или прокладывали тропинки среди травы.Люк и Сиам каждый день охотились на буйвола. Эммигранты наблюдали, учились. Мясо вялили длинными кусками, если было возможно, выделывали шкуры. Ариэль заставляла себя не смотреть на Люка, при виде удачливого красивого охотника ее тело напрягалось. Широкие плечи могли приподнять фургон, пока меняли колесо; обтянутые кожаными штанами узкие бедра притягивали взгляд Ариэль, и она неожиданно обнаружила, что у нее холодеют пальцы.Фургоны требовали постоянного ремонта. Сухие оси скрипели, несмотря на толстый слой жировой смазки.Однажды сын одного из фермеров, стоя на краю фургона, потянулся к волам и упал под массивные колеса. Он медленно умирал с раздавленной ногой, и еще одна могила осталась позади двигавшегося на Запад каравана.Две недели спустя после смерти дочки Салли впервые засмеялась, когда Люк боролся на одеяле с Джино, сыном Америки. Ариэль проигнорировала его подмигивание, но вспыхнула и начала приглаживать волосы. Такое проявление женского самолюбия очаровало Люка, который лежал под оседлавшим его Джино.Она была слишком насторожена, проходя мимо. Смитсона это очень развлекло.— Она обратила не тебя внимание, парень. Дай ей время поразмыслить. Упрямая, нужно подождать, пока эта дама привыкнет к твоим ухаживаниям.Люк должен был согласиться. Если на нее слишком давить, позже Ариэль будет проклинать их брак и детей, о которых он мечтал. Его гордость уязвлена, решил Люк. Собственная жена решительно желала «заполучить» Тадеуса, образец галантности.Когда он послал ей воздушный поцелуй, она вскочила на ноги, уронив на землю свой путевой журнал. Лежа на одеяле. Люк наслаждался видом стройных лодыжек и колыханием юбок вокруг бедер. Она внезапно обернулась, поймала его улыбку, сердито глянула и показала язык.Люк засмеялся, его мысль задержалась на этом розовом язычке, таком нежном и сладостном. Потом он поднялся на ноги.Пока Сиам мрачно смотрел на огонь, Смитсон набивал свою трубку и попивал чаек в приятной для него компании Глэнис.— Пресвятое Иисусе! Эта мадам Д’Арси доведет меня до ручки. — проворчал он. — Сегодня опять: «Смитсон, мы тащимся слишком медленно. Может быть, упряжки все-таки неправильно подобраны». — Он зажал трубку между зубами. — Хотя я должен сказать, что женщина знает лошадей. У нее будет хороший конезавод, если индейцы не украдут их раньше. Эти першероны ходят следом за ней как огромные щенки и дерутся за ее любовь и внимание. Глэнис говорит, что порода выводится со времен рыцарей. Боевые лошади должны были нести тяжесть железных доспехов и еще. ха-ха, уши побежденных арабов. Эти огромные тяжеловозы будут и в правду отличным приданым, э, Люк?Люку не нравилась идея быть привязанным к Ариэль с ярлыком одного из ее любимых животных. Так же, как не нравилось представлять ее в объятиях другого.В один из майских дней Ариэль радостно притопывала ногой в такт музыке и смотрела на пары, кружащиеся в танце на небольшой площадке. Вильсон выбрал место стоянки между Северной и Южной реками. Завтра будет «банный день», время для отдыха и подготовки к следующему длинному переходу. Мясо буйволов и оленей сушилось и вялилось над медленным огнем.Глэнис сидела рядом, ее иголка быстро мелькала в отсветах костра. Она зашивала порванную нижнюю юбку Ариэль, недовольно ворча:— Сиам здесь неподалеку, смотрит на меня своими карими оленьими глазами… Я чувствую себя как кролик перед удавом. Не оборачивайся, Ариэль! Сегодня он сказал мне, что я богиня. Богиня! Не кажется ли тебе, в этом есть что-то порочное?— Глэнис, не устраивай мелодраму. Сиам без памяти влюблен и, конечно, весь в волнении и трепете, постоянно думает о тебе, — ответила Ариэль, закрывая журнал. Как раз только что она стала объектом очередной лекции Смитсона относительно необходимости принимать предложения руки и сердца в ее далеко не девическом возрасте. Смитсон раздражал и сердил Ариэль, разглагольствуя о прекраснейших качествах Люка, расхваливая его перед ней как вкусное блюдо, которое просто необходимо проглотить.Ариэль постукивала ручкой по обложке блокнота. С шармом Люка могли соревноваться только его ум и храбрость. Она не любила и не доверяла его обаянию, простоте обращения с людьми и животными, не верила, что он не придавал значения ее пресловутым рыжим волосам и левой руке, в то время как любой человек знал об очевидных опасностях подобного сочетания.Он ошеломлял ее жадными поцелуями, каждый раз все более опустошительными! Но больше не увлекал в свою постель.Ариэль позволила себе скупую улыбку удовлетворения. Возможно, мистер Люсьен Наварон Д'Арси наконец-то усвоил, что она интересуется другим. Она, прежде всего, трезвомыслящая деловая женщина, нечувствительная к чарам обаятельных распутников.Он мог быть диким. Она видела эту темную сторону его натуры в истории с Йоргенсоном и ощущала на себе его примитивный чувственный голод. Под внешним лоском цивилизованного обаяния Люк Д’Арси обладал первобытными склонностями.Ариэль закрыла глаза, стараясь отогнать мысли о Люке. Казалось, они заставляют сжиматься в комок ее тело. Она тосковала по успокаивающему присутствию Тадеуса, изысканной любезности холодного джентльмена… по предсказуемости и сдержанности его поведения. Когда она получит Тадеуса. Он будет великолепен как муж, отец…Люк будет разрушителен, опустошающе страстен. Она бы всю жизнь с ним задыхалась от поцелуев и объятий. К тому же его грубое мужское высокомерие ежеминутно бросало бы вызов ее гордости…— Жан-Пьер Сиам влюблен в меня? — в вопросе Глэнис слышалась паника. — Этот мужчина сравнивает мои глаза с серебром, он осмеливается…— Рука англичанки потянулась к горлу, — жест защиты. Она откашлялась, понижая голос. — Сегодня, Ариэль, этот канадец сказал, что мне не нужна одежда, чтобы быть красивой… Ариэль, он сказал слово «грудь»… действительно произнес это слово, говоря, что «самый прекрасный образ», виденный им в жизни, это мое лицо и грудь, залитые солнечным светом… Ариэль, моя грудь — не та тема, которую я хочу обсуждать. Сколько молока у меня будет, чтобы малыш стал сильным, — не предмет для разговора и не его забота. Потом он долго и нежно смотрел на мои бедра… Смотрел на бедра! — с негодованием повторила она.— Нужно уметь осаживать нежелательных поклонников, Глэнис, — рассеянно сказала Ариэль. Голова спящего на ее груди Люка — это воспоминание легко оживало в ней. Она вдруг подметила, что непозволительно долго задержалась на этом моменте, а ее соски мгновенно стали очень чувствительны. Ариэль возмутило собственное страстное желание обнять избитого драчуна, требующего ее поцелуев.Она действительно… обнимала его! Укачивала и убаюкивала!Не однажды рука сжималась в его ладони, длинные теплые пальцы Люка нежно сплетались с ее. Белая кожа контрастировала с темным загаром, мгновенно вызывая воспоминание о смуглом лице у нее на груди. Он нуждался в утешении, которое она могла дать.Потом был тот греховный поцелуй внизу ее тела. Сейчас Ариэль действительно тосковала по его рукам, по властному, слишком интимному прикосновению большой ладони к ее чувствительной плоти. Бедра Ариэль сомкнулись, дрожа под пышными нижними юбками.Ее взгляд блуждал, потом поймал Люка, как голодный ястреб. Слух Ариэль ловил низкий глубокий голос, уши прислушивались к акценту, который появлялся, когда Люк был взволнован или… возбужден. Это слово вызвало образ лежащего на ней худого тела Люка, рельефных мышц его плечей и рук, дрожащих от неутоленного желания.Каждый день глаза Люка скользили вдоль ее тела как жадные ласкающие руки. Казалось, он ждет, его ушибы быстро заживали, в то время «вдовы» носились с ним как наседки с единственным цыпленком.Рот Люка становился безумно чувственным и одновременно тоскующим, в то время как Люсьен Д’Арси неотрывно смотрел на Ариэль. Она облизнула сухие губы.— Он самый большой любитель целоваться, — пробормотала она, потом сжала губы, удивленная, что говорит вслух.— «Осаживать нежелательных поклонников». Действительно, — прошептала Глэнис, увлеченная собственными мыслями. — Ты замечательная. Люк использует каждую возможность, чтобы дотронуться до тебя, помогает подняться или спуститься из фургона, подсаживает на лошадь. Он целует твою руку, и весь караван гадает, когда же Смитсон поженит вас. Ясно, что ты в осаде, Ариэль, и поступаешь не очень хорошо, отвергая Люка. Ты доверяешь его умениям, уважаешь доброту к нашим подопечным и ведешь себя как женщина, за которой ухаживает действительно желанный кавалер.— Ты знаешь опасность раскрытия Люком моей тайны, Глэнис. Одно слово, один взмах брачным свидетельством перед носом Смитсона и все рискованное предприятие, — расширение торговли Браунингов, — будет брошено псу под хвост. — Ариэль направила на Глэнис подавляющий взгляд, та спокойно встретила глаза подруги.— Достойный соперник, моя дорогая? — сквозь зубы спросила Глэнис.— Изумительный, — ответила Ариэль, похлопывая блокнотом.Потом Сиам подошел к Глэнис и опустился перед ней на колено. Он был выбрит, волнистые волосы лежали на широких плечах. На нем была любимая шляпа и новая льняная рубашка с длинными рукавами, расшитая бисером. В одной руке он держал маленький сверток, завернутый в тонкую кожу, в другой — букет из маргариток и желтых степных цветов.— Богиня моего сердца, не погуляешь ли ты с бедным безобразным мужчиной?— Господи, мистер Сиам, вы совсем не безобразны. Вы самый красивый мужчина, которого я знаю! — воскликнула Глэнис, ее глаза расширились, когда он широко улыбнулся. Она вспыхнула, явно смущенная, когда поняла, что сказала.— У меня подарок для тебя, — глубокий голос Сиама был очень мелодичен, карие глаза лучезарно сияли. — Я бы умер, чтобы увидеть твое прекрасное лицо, озаренное лунным светом.— Мистер Сиам, вы не должны говорить так! — воскликнула Глэнис, краска заливала шею и щеки. Сияющие глаза англичанки пронзили улыбающуюся Ариэль. — Очевидно, мы должны поговорить наедине.Когда Глэнис поднялась, Сиам взял ее руку и положил на свою ладонь. Глэнис испуганно оглянулась на Ариэль, огромный канадец гордо уводил ее из лагеря. Сиам был похож на щеголя, который прогуливается с высокородной леди.Ариэль попыталась в одиночку справиться со своим мрачным настроением. Люк исчез, как только они разбили стоянку, и она отказывалась выяснять его местонахождение.Он появился на площадке между фургонами одетый в белую рубашку, которую Анна, Лелиа и Гариет сшили для него, пока болела Салли. Америка, Элиза и Мэри вышили сложный узор из крошечных желто-голубых цветочков, спускающихся рядами с каждой стороны. Рубашка облегала широкие плечи Люка, длинные рукава были закатаны по локоть. На другом мужчине рубашка могла бы показаться женской, но мужественная внешность Люка отлично уравновешивала впечатление.Черные волосы блестели, отсветы огня падали на рассеченную бровь и красивый изгиб губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46