Поверх был наброшен тончайший кружевной пеньюар.
Белое кружево. Принцесса в белых кружевах.
Эта мысль удивила его, заставила встряхнуться, чтобы избавиться от наваждения. Хотя Морган никогда не встречал ее, ему был прекрасно знаком этот тип женщин. Они могут выглядеть невинными, как школьницы, но это лживая невинность. Складки пеньюара не могли скрыть изящных изгибов ее тела – тела женщины, ради которой, как он слышал, множество мужчин – сентиментальных романтиков и практичных буржуа – готовы были отдать свою жизнь.
Морган раздраженно одернул себя: он ничем не отличается от ее бесчисленных поклонников, раз стоит словно монумент и никак не может оторваться от созерцания ее прелестей. Так и не осознав причины того, что же мешает ему, оставшись незамеченным, просто вернуться в свою комнатушку во флигеле, он сделал шаг вперед и произнес:
– Привет! – Его низкий голос словно взорвал тишину лунной ночи.
Она резко обернулась в испуге. Белый пеньюар вихрем белых кружев окутал ее лодыжки, приоткрыв маленькие, изящные босые ноги.
Морган внезапно ощутил, что, несмотря на охватившее его раздражение, не может противостоять совершенно иному чувству – будто теплая волна окатила все тело. Неудержимо и властно его влекло к ней, ему казалось, что он уже прикасается к этой женщине, ощущает ее. Он хотел ее.
Пораженный этим открытием, Морган замешкался. Испытывая неловкость, в следующее мгновение он заглянул в ее бездонные глаза, и его желание столь же необъяснимо и стремительно, как возникло, уступило место другому ощущению, точно определить которое он не мог.
Он невозмутимо расправил плечи и попытался придать лицу отсутствующее выражение. Но мысли его путались. Возможно, он ошибся? Несомненно, ошибся! Это не она. Она никак не могла быть той женщиной, которую весь Нью-Йорк называл Пурпурной Лили.
Нет, все это эмоции, которым не следует поддаваться. Он прищурился и резко, глубоко вздохнул, стараясь вновь обрести равновесие. Так кто же все-таки эта женщина?
Она по-прежнему стояла неподвижно, ее темно-каштановые, почти черные волосы рассыпались по плечам. И она была так бледна, что цвет ее лица мог сравниться разве что с белоснежным кружевом пеньюара. У нее были ярко-красные полные и очень чувственные губы. Но странно – они подрагивали. А глаза! Синие, широко распахнутые, они были полны слез.
Заглянув в эти бездонные глаза, Морган понял, что женщина ощущает страшную пустоту внутри, будто лишившись чего-то очень дорогого и потеряв всякую надежду когда-либо обрести это вновь.
И опять он поймал себя на мысли, что чувства вот-вот одержат над ним верх, – больше всего в этот момент ему хотелось приблизиться к этой женщине, заключить ее в объятия, чтобы защитить от любого, кто осмелится обидеть ее. Но, овладев собой, он лишь довольно сухо спросил:
– Что случилось?
Она опустила глаза, протянула вперед руки, и только тут Морган заметил, что ее ладони покрыты кровью. Сердце его бешено забилось.
– Ради Бога, что здесь произошло? – Забыв обо всем, он устремился вперед и несколькими стремительными рывками преодолел разделявшее их расстояние.
Она же продолжала молча смотреть на свои руки, как будто надеялась, что ответ на его вопрос даст кто-то другой и ей самой не придется ничего объяснять.
– Они ненавидят меня… – наконец произнесла она потерянно.
Ее голос был едва слышен, слова прозвучали в тишине теплой ночи, как шелест опавших листьев, увлекаемых по мостовой осенним ветром.
– О чем вы? – не понял он. Его сердце по-прежнему билось с неистовой силой.
Но когда Морган поднялся на верхнюю ступеньку крыльца, все встало на свои места. Он увидел, что белая стена веранды испачкана краской. Так это красная краска – не кровь!
Пурпурная Лили.
Всего два слова. Но и этого достаточно.
Его сердце замерло. Итак, он не ошибся. Это она. И она права – ее действительно ненавидят. Он прекрасно знал это. И отчасти именно поэтому сам находился сейчас здесь.
Мозг Моргана лихорадочно заработал: он пытался хоть как-то связать то, что ему рассказывали о Лили Блэкмор, с тем, что он только что увидел сам. Перед ним предстала не искушенная, доступная кокетка, а прелестная, беззащитная, доведенная до отчаяния невинная девушка. Совместить эти два образа казалось невозможно. А пока он безуспешно пытался привести в порядок свои мысли, она отвернулась от него, опустилась на колени и с каким-то безумным упорством принялась стирать свое имя, жирно выведенное на стене.
Морган же еще некоторое время стоял неподвижно, будто окаменев, она же все продолжала, глотая слезы, неистово стирать и соскребать со стены ярко-красную краску.
Потом он еще не раз вспомнит эту сцену. Она выглядела не как зрелая женщина, а скорее как ребенок, которого страшно обидели, душу которого тяжело ранили. На ее белоснежном кружевном пеньюаре появились безобразные красные пятна.
Наконец Морган вновь обрел способность действовать. Не задумываясь о том, зачем он это делает, и даже не вспоминая о причине, по которой оказался здесь, он прошел на веранду и осторожно отстранил Лили от стены.
– Прекратите! – нежно, но требовательно прошептал он. – Вы сотрете себе руки. Я сам займусь этим.
В первое мгновение, присев рядом с Лили, он ощутил ее внутреннее сопротивление, но в следующий миг силы, казалось, покинули ее, и она уступила ему. Однако ее необыкновенные глаза все так же властно притягивали и порабощали его. Эта женщина была настолько прелестна, что поневоле он уже по-другому, без прежнего презрения подумал о тех мужчинах, что сходили по ней с ума, – они просто тонули в бездне ее синих глаз.
Морган осторожно убрал темный локон у нее со лба и сказал:
– Подождите здесь. – Однако стоило ему попытаться встать, как она схватила его за руку, оставив на запястье ярко-красный отпечаток, и устремила на него почти безумный взгляд. – Да я просто схожу за водой и белой краской, – пояснил он, стараясь говорить как можно мягче.
Она не отрываясь смотрела на него, словно надеялась, что чем дольше станет вглядываться в его глаза, тем труднее ему будет скрыть от нее истинный смысл своих слов и поступков. Эта женщина больше не верит словам и никому не доверяет, понял Морган. В этом не было никаких сомнений. Так обычно ведут себя люди, которых не раз предавали. Но кто же предал ее?
Он наконец сменил неудобное положение, выпрямившись в полный рост, и повторил:
– Я скоро вернусь.
Через несколько минут Морган принес из сарайчика, стоявшего неподалеку от его флигеля, ведро воды, жесткую щетку, тряпку и белую краску. Он заметил, что Лили вздохнула с явным облегчением, когда увидела его. Неожиданно для самого себя он ободряюще улыбнулся ей и с нежностью, которая, по мнению даже самых близких друзей, была ему совершенно несвойственна, сказал:
– Вот видите, я уже здесь.
С этими словами он приподнял свою ношу повыше, чтобы показать ей.
Она не ответила на его улыбку, а лишь молча подвинулась, взяла ведро, тряпку и вновь принялась за кричащие красные буквы. После некоторого колебания он, опустившись на колени, присоединился к ней.
Сидя бок о бок, освещаемые лунным светом, они молча отчищали стену. И только шарканье скользившей по дереву ткани и шуршание жесткой щетки нарушали ночную тишину. Когда наконец с надписью было покончено, на стене появилось большое темное пятно – вместе с красной краской они счистили и то, что было под ней. Морган почувствовал странное удовлетворение – эта работа принесла ему некое облегчение, – но разбираться в причинах этого ощущения ему совсем не хотелось.
Он готов был улыбнуться и ожидал, что Лили тоже вот-вот улыбнется ему. Но она по-прежнему смотрела на стену, и в глазах у нее застыла тревога. Что она видела перед собой? Морган хотел было спросить ее об этом, но промолчал и вновь попытался проанализировать то, что знал об этой женщине. «Или думал, что знаю», – мысленно поправил он себя.
– Надо покрасить, – не сводя глаз со стены, решительно произнесла молодая женщина.
Ее тон был ровным и спокойным, а голос – нежным, как ниспадающая мягкими складками тонкая ткань пеньюара. Но Морган не мог не заметить, что работа утомила ее. Плечи Лили поникли, веки отяжелели – ей необходимо было отдохнуть. «И забыть о том, что произошло», – неожиданно добавил он про себя, а вслух заметил:
– Но стена еще слишком мокрая.
– И все-таки мы должны это сделать, – возразила она, и ее голос зазвенел. – Иначе дети увидят.
Несмотря на поздний час, где-то вдалеке залаяла собака, затем снова стало тихо. Ни звука. В таком огромном городе, как Нью-Йорк, тишина всегда удивительна. На улицах люди, экипажи, повозки, конки на железных рельсах, – повсюду толчея, суета и шум.
Покинув Виргинию, Морган долгое время скитался по свету в поисках тихого, уютного уголка, где можно было бы укрыться от бурь и гроз этого беспокойного мира, но так и не нашел его. Он множество раз переезжал из города в город, меняя работу, обзаводясь новыми знакомыми и друзьями, тщетно пытаясь обрести покой. Близкие знакомые Моргана считали его перекати-полем и даже намекали на то, что он одержим навязчивой идеей перемены мест. Но сам он так не думал. Просто после того, как люди, которых он любил – родители, Дженни, – покинули этот мир, он потерял интерес к жизни.
– Идите в дом и попытайтесь заснуть, – сказал он. – Я подожду, пока стена просохнет, и покрашу ее.
Она обернулась и взглянула на него. В первый раз посмотрела по-настоящему. Морган понял, что эта женщина наконец увидела в нем человека, который что-то для нее значит. Он перестал быть для Лили посторонним, кем-то вроде случайного прохожего, с которым можно столкнуться на многолюдном перекрестке и расстаться навсегда, даже не заметив этого.
– Да-да, – подтвердил он, отвечая на ее немой вопрос. – Я покрашу стену, пока все еще будут спать.
Ее лицо просветлело:
– Вы действительно сделаете это?
Он улыбнулся и с большим трудом удержался от того, чтобы коснуться кончиками пальцев ее щеки:
– Да, принцесса, я действительно сделаю это. А теперь идите в дом и ложитесь спать.
Лили продолжала смотреть на него, ее огромные синие глаза сияли. Нежная улыбка появилась на прелестных губах. И, не успев осознать, что делает, она вдруг подняла руку, провела изящными пальчиками по его руке и в следующее мгновение с каким-то необъяснимым благоговением прижала его ладонь к своей щеке.
– Спасибо!.. – прошептала она и тут же скрылась в доме.
Морган остался один, и его вновь окружила удивительная тишина. Мир, сотрясаемый бурями, шумный, беспокойный мир, в котором он жил, безмолвствовал.
Глава 2
– Я выхожу из игры. – Морган хлопнул ладонями по исцарапанной крышке стола своего шефа, нисколько не заботясь о том, что Уолтер О'Мэлли заметит следы краски у него на руках.
Морган не собирался рассказывать О'Мэлли о событиях прошлой ночи. Достаточно того, что его самого до сих пор преследовал вид красных букв на стене Блэкмор-Хауса. Он знал, что никогда не сможет забыть выражения лица Лили и тех чувств, которые в нем пробудила встреча с ней. Морган не хотел, чтобы его начальнику или кому-то другому стало известно о происшедшем. Но пятна краски на руках в любой момент могли вызвать вопросы О'Мэлли.
Странное ощущение не покидало Моргана. Было бы величайшей глупостью поддаться ему, ведь она – Пурпурная Лили, женщина вполне определенного пошиба, но… Отчаяние в ее глазах поразило его настолько, что даже теперь, спустя довольно длительное время, он все еще продолжал сочувствовать ей.
– Уолтер, я не собираюсь туда возвращаться.
Уолтер О'Мэлли откинулся на спинку вращающегося стула и изучающе посмотрел на молодого мужчину, стоявшего перед ним. Уолтеру было под шестьдесят. Долгие годы нелегкой, упорной работы проложили на его худом лице глубокие бороздки морщин; некогда огненно-рыжие волосы поседели и теперь напоминали жесткую серую щетину хозяйственной щетки.
С невозмутимым видом О'Мэлли повернулся к полицейскому в синей форме, которого Морган в спешке даже не заметил:
– Я полагаю, мы закончили, сержант Коллинз. Держите меня в курсе.
Выходя из офиса, сержант кивнул Элиоту.
Не говоря ни слова, О'Мэлли достал из коробки, стоявшей на столе, толстую сигару. Однако он не отрезал кончик, как обычно, и не стал зажигать спичку, а лишь задумчиво смотрел на нее.
– До чего же моя жена их не любит, – пробормотал он тихо, словно разговаривал сам с собой.
– Уолтер! – вновь решительно подал голос Морган. О'Мэлли опустил голову и вздохнул:
– Ну хорошо, хорошо. Но ты по крайней мере собираешься объяснить мне, почему не хочешь возвращаться? Все-таки это было отличное прикрытие.
В соседних кабинетах гремели выдвигаемые ящики письменных столов – началась пересменка. Те, кто дежурил ночью, собирались домой, а дневная смена приступала к работе. Скоро шум вокруг затихнет, но пока до этого далеко – еще слишком рано, утро только вступило в свои права, и первые лучи солнца едва успели проникнуть в крошечный кабинет Уолтера на третьем этаже.
За то время, что он прожил в Нью-Йорке, Морган так и не смог привыкнуть к его многолюдным улицам, которые невозможно окинуть взглядом – настолько они длинны. Он не позволял себе часто вспоминать о Виргинии, о ее привольных просторах. И обычно ему это удавалось. Но прошлой ночью он внезапно ощутил мучительную, страшную тоску по родным местам, и его властно потянуло домой. Однако возвращение было невозможно. Он обязан довести дело до конца – «произвести расследование», как сказал когда-то Уолтер. Морган усмехнулся, вспомнив это выражение. Он вовсе не считал, что проводит расследование. Он просто добивался того, чтобы люди, нарушившие закон, получали по заслугам, и испытывал удовлетворение оттого, что помогал восстанавливать справедливость.
Но сегодня он неожиданно понял, что устал от такой жизни. Устал, просыпаясь по утрам, напоминать себе, где находится и под какой маской скрывается на этот раз. Ему хотелось вернуться в Виргинию. И вернется, пообещал он себе, как только засадит за решетку Крэндала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45