Зимних сквозняков? Подглядывающих лакеев? Похоже, в поместье мне следует бояться только одного — это вас.
Эдвард растянул губы, но в его улыбке не было ни капли веселья.
— Вероятно, я заслужил такую оценку из ваших уст, судя по тому, как с вами обошлись сегодня вечером. И все же я продолжаю настаивать на том, чтобы проводить вас до комнаты.
— Вас, кажется, нисколько не заботит, как виконтесса добралась до своей комнаты, — съязвила Пегги.
Улыбка Эдварда стала немного теплее.
— Неужели я слышу в вашем голосе нотки ревности, мисс Макдугал?
Пегги тряхнула волосами, и одна из роз, украшавших ее прическу, потеряла лепесток. Маленький белый лепесток пролетел, кружась, мимо ее обнаженного плеча, мимо края балюстрады и скрылся в темноте Большого зала. Пегги, которая наблюдала за его невесомым полетом, нервно сглотнула.
— Ревную? — Девушка вновь обратила внимание на Эдварда. — К виконтессе? Вовсе нет. Может, она и жена одного из самых богатых людей Англии и любовница другого, но скажите, что она сделала со своими деньгами? Помогла облегчить страдания людей, которые не столь счастливы, как она? Нет. Она проводит дни, сплетничая, а вечера — играя в шарады. Нет, лорд Эдвард, я совершенно не ревную к виконтессе. Из всех чувств я питаю к ней лишь жалость. И к вам, который так влюблен в нее, тоже. Спокойной ночи, милорд.
В надежде, что он не услышал, как задрожал ее голос, Пегги повернулась и пошла по галерее, ведя затянутой в перчатку рукой по перилам балюстрады. Эдвард провожал ее взглядом, его серые глаза — это девушка разглядела даже при слабом освещении — горели странным огнем.
— Извините, мисс Макдугал, — проговорил он ей вслед. — Но похоже, при всем вашем пренебрежении к сплетням на вас довольно сильно подействовало то, что сообщила леди Эшбери.
Пегги остановилась, прислонившись спиной к балюстраде и широко расставив руки на перилах. Эта поза должна была продемонстрировать ее полное презрение к предмету обсуждения.
— Как же это могло на меня не подействовать? В конце концов, разговор шел о моей сестре. И вашем брате, кстати, тоже. Не знаю, как вам, а мне не нравится, когда задевают честь моей семьи. Наши с вами родственники, конечно, вовсе не были святыми…
Эдвард быстро подошел к ней, на его лице все еще было написано изумление. Пегги увидела, что его взгляд устремлен на весьма откровенный вырез ее платья.
— Надеюсь, мисс Макдугал, что мы с вами тоже не относимся к этой категории людей.
Эдвард стоял так близко, что она ощущала исходивший от его тела жар, но не отодвинулась. Пегги продолжала держать руки на балюстраде, ее глаза были подняты вверх так, чтобы смотреть в его глаза, где искрилось веселье.
— Прошу прощения, лорд Эдвард, — сказала она, — говорите за себя. Я, может быть, и не святая, но, по крайней мере, не развратная транжира.
— А я, по крайней мере, — с этими словами Эдвард неожиданно поставил руки по обе стороны от талии Пегги, которая таким образом оказалась в ловушке, — не скупой лицемер.
— И что все это должно означать? — Пегги возмущенно вздернула подбородок, изумрудные глаза пылали. Она пыталась не замечать, что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее, а его колено, преодолевая сопротивление твердого каркаса кринолина, постепенно проникало между ее ног.
— Думаю, вы прекрасно понимаете, что это должно означать, — отозвался Эдвард, напустив налицо свою дьявольскую улыбку. — Хоть вы как недотрога и не хотите в этом признаться, вы все же хотите быть со мной, Пегги, точно так же, как и я хочу вас.
Девушка набрала воздуха, готовясь выпустить в Эдварда поток опровержений, но внезапно поднявшаяся грудь привлекла его внимание, и он устремил выразительный взгляд на нежные полушария, выступавшие из декольте. Этот взгляд заставил ее зардеться. Девушка лихорадочно пыталась решить, что ей делать, полностью отдавая себе отчет в том, что если Эдвард прикоснется к ней, то она пропала. Пегги отвела назад руку, чтобы получше размахнуться и нанести ему прицельный удар ладонью по щеке…
Однако Эдвард не потерял головы из-за ее видимой податливости. Он поймал руку в перчатке, остановив ее движение в нескольких дюймах от своего лица. Прежде чем Пегги успела издать хоть какой-то звук, Эдвард завернул ее изящную руку ей же за спину, всем телом придавив девушку к балюстраде.
При этом Пегги испытала целую гамму ощущений: исходивший от него аромат коньяка и табака, накрахмаленная материя рубашки на нежной коже ее груди, длинная твердая линия бедра между ее ног, железная хватка прохладных рук, державших ее за руку и за талию… Девушка была даже не в состоянии крикнуть, так она была ошеломлена. Когда наконец ей удалось привести в порядок свои чувства, чтобы выразить негодование по поводу такого насилия, путь словам преградили губы Эдварда. От его поцелуя Пегги совершенно лишилась возможности дышать… и соображать, что происходит.
На этом Эдвард, однако, не остановился. Пальцы, которые удерживали ее запястье, разжались и заскользили по обнаженной руке, лаская изгиб плеча и подбираясь к стройной шее, в то время как другая рука, лежавшая на талии девушки, еще сильнее притянула ее к нему. Эдвард все крепче прижимал Пегги к себе, пока она не почувствовала, что пуговицы на его рубашке начинают жечь нежную кожу ее груди. Его желание обладать ею стало тревожно очевидным, когда возбужденная плоть прижалась к животу девушки.
Губы Эдварда начали свое путешествие вниз по шее Пегги, и та поняла, что теряет голову. Она никогда не испытывала такого жгучего наслаждения, которое вызывали прикосновения его губ к ее гладкой коже. Ее руки, которые упирались в грудь мужчины, словно пытаясь его оттолкнуть, вдруг обвили его шею в страстном желании прижаться к нему как можно сильнее. Когда голова Эдварда опустилась еще ниже и его губы обожгли грудь Пегги, девушка задохнулась и выгнулась всем телом.
Если бы Пегги не была уверена в другом, она обвинила бы мистера Уэрта в том, что он специально смоделировал платье для лорда Эдварда, поскольку материя, прикрывавшая грудь, очень быстро уступила напору его неутомимых пальцев. Ее напрягшиеся соски в мгновение оказались на свободе, и обе розовые остроконечные вершины были с радостью встречены губами и языком Эдварда. Пегги, откинув голову и не в силах сдержать стон, закрыла глаза в порыве неудержимой страсти. Она притянула его голову к себе, теребя темные волосы пальцами, обтянутыми перчатками. Колено между ног девушки стало двигаться вверх к налившемуся соком и саднящему от истомы лону. Пегги едва удержалась, чтобы не прижаться низом живота к его твердой ноге, для того чтобы хоть немного ослабить пульсирующее там напряжение.
Эдвард дал волю рукам, его пальцы массировали мягкую плоть ее грудей, пока он отыскивал губами ее рот. Когда он завладел ее губами, девушка вцепилась в воротник его сюртука, а затем рука Пегги, будто сама по себе, принялась бесстыдно обследовать мужское тело, так не похожее ни на что, виденное ею до сих пор. Она погладила через рубашку и жилет мускулистую грудь Эдварда. Затем ее рука скользнула ниже к поджарому, плоскому животу, потом еще ниже до тех пор, пока ее пальцы не коснулись органа, который так требовательно выпирал из его бриджей.
От ее прикосновения Эдвард задохнулся и поднял голову.
— Пегги, — хрипло прошептал он.
Его плоть пульсировала у нее под ладонью. Она смотрела на него сквозь приспущенные от страсти ресницы. Вдруг его рука раздвинула многослойную конструкцию из шелка, кружев и проволоки, которая разделяла их, и пробралась к вершине треугольника, венчавшего ее стройные ноги, которая была прикрыта пышущими жаром и чуть влажными батистовыми панталонами.
Пегги едва не лишилась чувств от взрыва удовольствия, которое доставили его пальцы, ласкающие ее нежную плоть. Дрожа всем телом от новых ощущений, которых она сама не понимала, девушка припала к Эдварду, с ее губ сорвался стон.
— Черт, — выругался Эдвард, прижимаясь губами к ее шее. — Мы не можем этим заниматься здесь, на холодной галерее. Пойдем, моя комната находится как раз вниз по коридору…
Его слова разрушили чары. Пегги внезапно осознала, что стоит полураздетая на галерее над Большим залом замка Роулингз.
О чем она думала? Неужели совсем потеряла разум? Резко повернув голову, Пегги смогла увернуться от ищущих губ Эдварда и оттолкнуть его, упершись обеими руками в его широкую твердую грудь. Вцепившись в перила балюстрады, чтобы восстановить дыхание, девушка открыла глаза и увидела, что в дальнем конце Большого зала под ними мелькнул огонек — видно, кто-то скрылся в боковой двери. Проклятие! Будто не достаточно того, что ее тискал на галерее родственник. Кто-то еще и шпионил за ними! К утру весь дом будет говорить, что лорда Эдварда и мисс Макдугал видели…
— Пойдем, — попросил Эдвард, нежно положив ладонь на ее руку. — Вот сюда…
Но Пегги отпрянула от него и так энергично замотала головой, что еще несколько розовых лепестков, оторвавшись, отправились в свой последний полет.
— Нет, — твердо сказала она. — Мы не должны.
— Пегги… — Эдвард был необычайно кротким, таким она его еще не знала. Она почувствовала, как его пальцы заскользили по ее оголенным плечам и достигли шеи там, где начиналась копна волос. В его прикосновении было что-то такое, от чего руки девушки покрылись гусиной кожей. — Пегги, послушайте меня…
Однако Пегги была слишком расстроена, чтобы слушать его. Потаскушка, бесстыдная потаскушка, она сама завела его, и теперь он мог с полным основанием назвать ее лицемеркой. Ох, но как же она хотела быть с ним!
— Пегги, клянусь, ни одна живая душа ничего не узнает, если это то, что вас беспокоит. Мои друзья очень благоразумны…
Она резко повернулась к нему, и на сей раз ее ладонь достигла цели. Прицел был верен, рука сильна, и пощечина так звонко отдалась эхом по Большому залу, как если бы неуклюжая служанка уронила целую кипу тарелок. Эдвард, не веря тому, что произошло, смотрел на нее с приоткрытым ртом, его левая щека побагровела от удара. Пегги размахнулась было еще раз, но увидела, что в серых глазах закипает гнев. Так летним утром накапливаются на горизонте грозовые тучи. И девушка решила, пока не поздно, спасаться бегством.
Проворная как лань, Пегги подобрала юбки и бросилась к своей комнате. Она не оглянулась, даже когда услышала голос Эдварда, в котором слышались и угроза, и отчаяние. Пегги сама не могла бы сказать, как ей удалось найти дорогу, но она вдруг обнаружила, что стоит перед дверью своей спальни. Она вбежала внутрь и что было сил захлопнула за собой дверь. Девушка поспешно заперлась, порадовавшись тому, что покойная герцогиня сочла нужным установить здесь замок. Считала ли мать Эдварда необходимым время от времени запираться от герцога? Пегги предположила, что да. Ведь он же был Роулингзом.
— Мисс?
Пегги повернулась и с облегчением прижала руку к груди — это была всего лишь Люси, которая сонно поднималась с дивана, стоявшего в углу.
— Простите, что напугала вас, мисс. Я ждала, чтобы помочь вам раздеться.
Пегги прошла через комнату и упала на кровать, позабыв о поникших цветах в волосах и о платье, которое безжалостно мялось.
— Ох, Люси, — вздохнула она.
— Мисс Пегги! Ваш голос! Немедленно ложитесь в постель и позвольте мне приготовить что-нибудь горячее. Вы переутомились и опять потеряли голос!
Девушка не удержалась и печально улыбнулась.
— Ох, Люси, — проговорила она, — хотелось бы надеяться, что это единственное, что я потеряла сегодня вечером.
Потому что бесстрашная Пегги Макдугал очень боялась, что тем, что она действительно наконец потеряла, было ее сердце.
Глава 14
На следующее утро Пегги разбудили непонятные звуки. Сначала ей показалось, что кто-то мягко стучится в дверь, но, усевшись на кровати, она поняла, что глухие звуки исходят от огромных окон, опоясывающих южную стену ее комнаты. Пегги протерла глаза, откинула тяжелые одеяла и на цыпочках подбежала к окну, поеживаясь от холода, — огонь в камине почти погас.
Вид по-зимнему серого неба подсказал ей, что она проснулась довольно поздно, и Пегги удивилась, почему это Люси не разбудила ее раньше. Вероятно, бедняжка подумала, что сон будет ей полезен, не подозревая, что хозяйка страдает душой, а не телом.
Когда Пегги встала на колени на шелковые подушки подоконника, что-то в очередной раз глухо ударило в стекло, и девушка поняла, что окно бомбардируют снежками. Джереми, поняла она, и, не подумав о том, что на ней только ночная сорочка из тонкого хлопка и кружев, распахнула окно и выглянула как раз в тот момент, когда другой снежок разбился о стену дома.
Под окном ей махал рукой и кричал мальчик, восседавший на громадном черном коне и полускрытый вечнозеленым кустарником.
— Доброе утро, Пегги!
— Доброе утро, Джереми, — крикнула она вниз, стараясь не намочить свои длинные распущенные волосы о снег, который скопился на внешней стороне подоконника. — Это и есть твой новый конь?
— Да. — Джереми отвесил великолепному животному увесистый шлепок по шее. Конь в ответ радостно заржал. — Это Кинг!
— Кинг? — Пегги скрестила на груди руки, пытаясь сохранить хоть толику тепла на холодном ветру, который рвался через окно. — Какая интересная кличка. А почему Кинг?
— Потому что я герцог. А дядя Эдвард сказал, что купит мне коня, достойного королей. Конечно, я его и назвал Кинг.
Пегги кивнула, словно объяснение хоть что-то прояснило для нее, хотя на самом деле она ничего не поняла.
— И куда же вы с Кингом собрались сегодня утром?
— Ну, — солидно ответил Джереми, — объедем округу и посмотрим, как дела на моей земле.
— Надеюсь, ты поедешь не один?
— Ну нет. Со мной едет дядя Эдвард. — Джереми обернулся и посмотрел куда-то за кустарник. — Правда, дядя Эдвард?
К смятению Пегги, под окном появился еще один всадник. Это был Эдвард на своем громадном черном жеребце. А она, поглядите-ка, торчит из окна с растрепавшимися на ветру волосами и в одной практически прозрачной белой ночной сорочке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43