— Ваш конь меня не съест. Так сказала леди Алиса.
— Да? Ну, значит, так и есть.
— А я умею говорить на вашем языке, лорд Фортебрас, — не хуже любого франкского мальчика из Кернстоу. Мы с леди Алисой, — сказал малыш, с важным видом приподняв подбородок, — каждый день практиковались во французском.
— Верно, — отозвался Раймон, — здесь нет ни одного франкского ребенка, который говорил бы лучше, чем ты.
— Значит, я буду вашим помощником, — обрадовано заключил Уот.
Раймон послал за Уотом, чтобы избавить жену от одиночества. Прошлым вечером он видел подавленное лицо Алисы, когда кухарки и воины смеялись и перешучивались в главном зале. Как оказалось, она не знала почти никого из жителей Кернстоу, даже мастеровых, которые в случае надобности должны были ездить на работы в маленькое поместье.
— Я не знаю их имен, — сказала Алиса, когда Раймон спросил ее о возрасте ремесленников, перечисленных в списке Рольфа Неверса. — И не имею понятия, кто из них колесный мастер.
— Но ведь у вас в Морстоне нет своего колесного мастера. Разве вы никогда не приглашали здешних рабочих, чтобы они помогали вам чинить фургоны?
— Нет, — повторила она, явно раздраженная его вопросами — Если нужно было отремонтировать колесо, один из наших крестьян отвозил егов Кернстоу и привозилобратно уже починенным.
— Вы возили колеса через болото, вместо того чтобы пригласить к себе мастеров?
— Именно так.
— А после того как пропал ваш кузнец, вы водили свой скот через болото, чтобы заменить подкову?
— Когда возникала такая необходимость. У нас только два вола, и мы редко нуждались в услугах кузнеца. Или вы забыли, милорд, — резко спросила она, — что женились на нищенке?
— Нет, не забыл, — ответил Раймон, — но я не знал, что женился на отшельнице.
После этого он созвал своих воинов и, пока не слышала жена, послал гонца в Морстон — отвезти продуктовый обоз и на обратном пути захватить Уота — маленького мальчика, который порывался отправиться по болоту вслед за своей госпожой.
Раймон надеялся, что этот постреленок, преданный Алисе и любопытный, как все семилетние мальчишки, станет первым звеном между жителями Кернстоу и их новой госпожой. И оказался прав.
За день Уот обошел все кладовые и жилые дома Кернстоу, приставая ко всем с вопросами по поводу увиденного внутри, и устроил такой переполох, что рассерженная госпожа устремилась на его поиски. В результате к вечеру Алиса уже без стеснения общалась со всеми местными жителями.
Правда, она не на шутку встревожилась, когда с широкой южной дороги вернулся Эрик. Молодой рыцарь галопом въехал в крепостные ворота Кернстоу и объявил, что быстро сделал все дела в Данхевете.
— Милорд, — резко спросила Алиса, заметно ощетинившись, — вы собираетесь держать в тайне ваши данхеветские дела?
— Это важные дела, — ответил Раймон, — они касаются моей жены.
Она сердито поджала губы и замолчала. Раймон взял у Эрика седельную сумку и протянул своей онемевшей от удивления жене три рулона ткани.
Алиса испытала явное облегчение — чересчур сильное облегчение, — как будто подаренная ткань избавила ее от жуткого страха или серьезной тревоги. «Хорошо, что я сразу же позаботился о ее одежде, — радостно подумал Раймон. — Я и не знал, как это для нее важно».
Алиса поблагодарила мужа и принялась разглядывать материю, обронив при этом тихое сердитое замечание — что-то насчет рынков и судейских чиновников. Он спросил ее, что она имела в виду, но Алиса резко отвернулась и позвала Биду. Вскоре женщины уже кроили платье из мягкой изумрудно-зеленой шерсти.
Поднявшись по винтовой лестнице в комнату Алисы, Бида и три другие горничные раскроили и начали шить первое платье. Через час Раймон застал всех четырех женщин в своей спальне. Они сидели под бойницами в окружении обрезков шерсти и шили в угасающем свете дня. Маленький Уот растянулся на сарацинской ткани и бесцельно водил опаленным лоскутом по уголькам камина.
Раймон спросил, нет ли в замке другого места для шитья, но женщины встретили его вопрос легким удивлением и сдержанными усмешками.
Удалившись из собственной спальни, Раймон задумался, куда бы отправить на ночь маленького Уота — подальше от верхнего этажа замка. Алиса чересчур баловала мальчугана, позволяя ему проводить время в спальных покоях, которые в вечерние часы были предназначены для него… и его жены.
Наконец стемнело — после целой вечности ожиданий.
— А где спал Уот, пока жил в Морстоне? — осторожно поинтересовался Раймон, усаживаясь рядом с Алисой за стол и придвигая себе тарелку с холодным мясом.
— В замке, возле кухонного очага. За ним приглядывали кухарка Флита и ее дочь Энид.
— Значит, мы отведем его на кухню и попросим разрешения у жены повара оставить его там на ночь. — Раймон протяжно вздохнул и осторожно добавил: — Первое время там ему будет привычнее.
Алиса посмотрела на мужа, как бы говоря, что поняла его намерения.
— Хорошо, я поговорю с кухарками. И еще… спасибо, милорд, за то, что привезли сюда Уота. У него нет родных, и я боялась, что после моего отъезда Флита с ним не справится.
— Посмотрим, понравится ли ему здесь. Если нет, то через два дня я увезу его в Морстон.
— Вы возвращаетесь?
— Да. Нельзя откладывать поиски.
Услышав эти слова, его жена не выказала никакого расстройства, словно и не было утреннего гнева и ужаса при виде королевского подарка. Она спокойно кивнула, потом тихо охнула, как будто что-то вспомнила.
— Вы не останетесь здесь до летнего праздника? Он состоится через три дня. Владелец поместья должен развести большой костер, попробовать эль и начать танцы. Пока разгорается костер, местные жители пьют за здоровье своего господина. Если вы будете с ними в эту ночь, они воспримут это как добрый знак.
Раймон пожал плечами. Алиса смотрела на него со странным беспокойством и ждала ответа.
Вчера вечером Рольф Неверс говорил что-то… И тут он вспомнил.
— Скажите, — спросил он, — ведь Харольд де Рансон уехал из этих мест накануне Иванова дня? Именно тогда он отправился в крестовый поход?
Лицо его жены побледнело. Ее руки лежали на коленях, скрытые под столом.
— Да, так говорят, — ответила Алиса. — Я слышала, что лорд Харольд уехал под самый праздник и больше не возвращался. — Губы ее сложились в слабую улыбку. — А теперь здесь появились вы, в то же самое время года. Вы должны открыть праздник, чтобы местные жители поверили в свою удачу.
Праздник. Пир и веселье. В эту ночь девушки становятся сговорчивыми и не видят оскорбления в мужском желании.
— В праздничную ночь, — проговорил Раймон, — мужчине проще добиться благосклонности от своей дамы, положив конец ожиданиям. — Он поднял свой кубок и взболтнул темно-красное вино, глядя, как играют в нем отблески пламени камина. Через мгновение он снова поднял глаза. — Объявите всем, что я уеду завтра и вернусь к праздничному вечеру.
Она зажмурилась, губы ее напряглись и побелели, но лишь на мгновение. Потом лицо ее вновь приобрело цвет — оттенок слоновой кости перешел в легкий розоватый. Она прошептала так тихо, что мог слышать лишь он один:
— Останьтесь со мной, Раймон, и наш праздник начнется раньше.
Его так и подмывало схватить ее в объятия, отнести в спальню и попросить выполнить свое тихое обещание, подкрепленное зовущим взглядом.
Если сегодня ночью она наконец на самом деле станет его женой, показав ту страсть, которая таилась в ее глазах, то вряд ли он вернется в Морстон через три дня. Им нужно гораздо больше времени, чтобы охладить свой пыл перед расставанием.
Раймон поставил кубок на стол и осторожно отодвинул его в сторону. Остаться с Алисой и ждать праздничной ночи, чтобы выпить первый эль, бросить первый факел в костер, — значит отложить поиски в Морстоне. А это, в свою очередь, означает, что королева Элеанора на три дня дольше будет ждать свои сокровища (или сочувственного сообщения Раймона о том, что они потеряны). А Ричард, король Англии и Нормандии, будет на три дня дольше томиться в плену у императора.
— Только три дня, милорд. — Раймон услышал в голосе молодой жены спокойную решимость и счел это почти чудом. Выходит, пока они объезжали границы Кернстоу и спускались к реке, леди Алиса каким-то непостижимым образом возжелала его ласки. Интересно… Что же он такое сказал или сделал, чем расположил ее сердце? — И три ночи, — добавила она.
Лицо его жены вновь обрело цвет юной розы. Она не сводила с него глаз.
— Вы хотите, чтобы я остался, Алиса? — спросил он.
— Да, — сказала она, не раздумывая ни секунды.
В наступившей тишине Раймон вдруг задумался. А может, вовсе не страсть толкнула его жену на такие смелые речи? Может, она хочет удержать его, чтобы отложить обыск Морстона, потому что, обнаружив там сокровища, он сможет уличить ее в хитрости? Но ведь Алиса не просит взять ее с собой и не пытается одна вернуться в свой бывший дом. Нет, пожалуй, ее предложение так же невинно и чисто, как эти широко посаженные глаза. И он не выдержит ожидания.
— Тогда я останусь, миледи, — прошептал он, — до праздничного утра.
Алиса опустила глаза и посмотрела на свои руки.
— Спасибо, милорд.
Кровь стучала у Раймона в висках, а под плотной тканью штанов пульсировала возбужденная плоть. Никогда еще он не испытывал такого острого желания, никогда еще ему не хотелось ласкать женщину в присутствии других. Он попытался не думать о спальне. Когда он видел эту комнату в последний раз, она была наполнена говорливыми женщинами и завалена лоскутами — такое зрелище у кого угодно отбило бы желание. На Алисе было красное платье, а обрезки тканей, устилавшие лежанку, были зелеными.
— Ткань, Алиса.
— Что?
— Ваши служанки… они закончили шить?
— Еще нет, но скоро закончат. Мод обещала сшить зеленое платье к утру. — Алиса взглянула наверх и поняла, о чем спрашивает ее муж. — Она дошьет его здесь, в главном зале, милорд. Вон у того камина.
Раймон увидел сложенную зеленую ткань на скамье рядом с кухонным коридором. Значит, служанки больше не придут в его спальню.
— Хорошо, — сказал он.
— Другие ткани тоже очень красивые, Раймон. Ваш человек — тот, что привез их из Данхевета…
— Эрик.
— Да, Эрик. Он выбрал хороший материал, даже слишком хороший для этих мест. Если я буду носить здесь платья из такой тонкой дорогой ткани, то уже через несколько дней они придут в негодность.
— Попросите служанок, чтобы они сшили из них наряды для королевского двора.
— Но мне не нужны…
— Нет, нужны. Когда я поеду к королеве Элеаноре, вы отправитесь вместе со мной. — Он покачал головой. — И не спорьте, Алиса. Мы привезем ей драгоценности или… — понизил он голос, — или плохие новости, но в любом случае вы будете со мной.
— Нам придется плохо, если мы не найдем ее шкатулку.
— Из-за нее вы провели всю жизнь в этом промозглом захолустье, и королева должна поблагодарить вас за это, Алиса. Хотя бы за это.
— Толстяк повар…
— Его зовут Барден, Уот.
— Барден сказал, что оставит мне на утро пряник. Он лежит на столе?
Зайдя в кухню, они увидели, что Уот устроился на толстой пуховой перине перед камином. Алиса ласково говорила с мальчиком, поплотнее укутывая его плечи в одеяло.
— Да, Уот, он там. Только смотри не ешь его до утра, а то живот разболится.
— Ладно, подожду.
Она встала. Раймон взял жену за руку и повел ее в дальний конец кухни, где у порога были сложены дрова, а из открытой двери тянуло вечерней прохладой.
Они пересекли двор. Над воротами, на небольшой высокой площадке, стоял воин де Базена. Засов был снят, ворота слегка приоткрыты. Раймон коротко махнул часовому, взял из железного рожка пылающий факел и вывел Алису в темноту. Они медленно прошли между полем и грубым частоколом, потом повернули на север и зашагали вдоль реки, вверх по течению.
Щеки Алисы ласкал теплый ветерок. Холодные морские ветры, которые заставляли морстонцев каждый вечер жаться к домашним очагам, не залетали так далеко на сушу. В Кернстоу только глубокая быстрая река могла охладить зной летней ночи. Раймон взял ее под руку, и они пошли по берегу.
— Может, вернемся?
— Позже, — ответил он.
— Я слышала, вы велели часовому запереть ворота на ночь, — сказала Алис.
— Это его обязанность. Он откроет их, когда мы вернемся.
— Он будет нас ждать?
— Да. Не волнуйтесь, Алиса, ваша скромность не пострадает. Он не увидит нас на реке.
Алиса споткнулась и почувствовала, как пальцы Раймона крепче сомкнулись на ее руке.
— Кажется, мне в туфлю попал камешек, — сказала она.
Раймон положил факел на мягкую землю, усадил девушку на траву и, нащупав тонкую кожаную туфлю, бережно снял ее с ноги.
— Все, миледи. Я вытряхнул камешек. — Он встал и взял факел. — Чуть подальше, — сказал он, перехватив ее смущенный взгляд, — есть место, где можно лечь.
— Вы туда ходили купаться вчера ночью? — Вспомнив факелы на траве и золотистое тело мужа, на котором играли янтарные блики пламени, Алиса отпрянула назад. — Нас увидят из замка.
Он поднял факел повыше и потянул ее за собой по высокому травянистому берегу.
— Мы пойдем туда, где нас никто не увидит.
Раймон положил факел и повел ее в темноту. Алиса увидела старую иву, склонившуюся над мелководьем. Он раздвинул руками густую листву, и они прошмыгнули в заросли. У них за спиной сомкнулась зеленая стена. Далекий факел казался маленькой горящей точкой среди стройных чернеющих ветвей ивы.
Она и не заметила, что он взял на кухне плащ. С подчеркнутой тщательностью расстелив его на мягкой земле под ивой, Раймон медленно расстегнул ремень и положил свой широкий меч рядом с плащом.
— А если кто-то придет…
— Никто не придет, Алиса. Дальше по течению реки и к северу стоят часовые — люди, которым я доверяю. Мы одни и можем оставаться здесь сколько пожелаем.
— Они догадаются о том, что мы делаем.
— В том, что мы делаем, нет ничего стыдного. — Он привлек ее к себе и начал развязывать шнуровку на лифе ее платья. — Ты обещала устроить мне сегодня вечером праздник, жена. Мы ляжем здесь, под деревом, если ты не против.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43