Сомерсби — по-настоящему любезный джентльмен, и я одобряла его общение с племянницей. Что касается его любви к ней или любви Дафны к нему, как предполагает мисс Притчард, я ничего подобного не заметила.
— Как странно, — недоуменно произнесла Оливия. — Клянусь, я видела столько писем, которые вы и его светлость передавали друг другу. Я предполагала, что вы выступали в качестве посланницы любви. Я ошибаюсь? О, как глупо я себя чувствую. Но в таком случае, как вы думаете, почему Сомерсби увез Дафну, если не для того, чтобы на ней жениться? О, я вижу, мне машет рукой мама. Что ж, мне пора с вами проститься. Спокойной ночи.
Раштон, к удивлению Марджи, последовал за Оливией. Она видела, что разоблачения мисс Притчард явно привели его в смятение, и предполагала, что он будет подробно расспрашивать ее о том, что именно произошло.
Марджори продолжала очень спокойно стоять рядом с тетей. Ее разум захлестывали темные и растерянные мысли. Из речи Оливии, кажется, следовало — если все, что она сказала, было верно, — что тетя Лидди каким-то образом была в заговоре с Дафной и Сомерсби.
Сквозь туман своих смятенных чувств она услышала слова тети:
— Прошу извинить нас, миссис Раштон. Кажется, Марджори и я должны отправиться на поиски племянницы. Конечно, я ничуть не верю, что Дафна сбежала, — она получила слишком аристократическое воспитание, чтобы вести себя подобным образом.
— Конечно, — ответила миссис Раштон и, вежливо поклонившись, направилась во двор.
— Тетя Лидди, — начала Марджори. — Прошу вас, не говорите мне, что вы поощряли Дафну, когда она была уверена, что влюблена в Сомерсби.
Миссис Вэнстроу, к немалому удивлению Марджори, высокомерно на нее посмотрела.
— Твоя сестра очень любит лорда Сомерсби, что бы ты там ни думала. Наш маленький круг близких друзей из Бата не мог бы обеспечить ей лучшего мужа, чем его светлость. И если бы я не знала тебя, то предположила бы, что тебе из зависти не нравится этот брак. Поскольку я не нахожу в тебе ни капли этого дурного чувства, то полагаю, что только какая-то особая извращенность ума могла настроить тебя против такого подходящего брачного союза.
— Это не извращенность ума, как вы выражаетесь, а желание видеть свою сестру замужем за умным человеком.
— Для чего? — потрясенно отозвалась миссис Вэнстроу.
— Думаю, это совершенно ясно. Дафне нужен джентльмен с очень неплохими умственными способностями, чтобы хоть как-то уравновесить нехватку ее собственных.
— О, понимаю, — немного резко ответила тетя Лидди. — Ты твердо знаешь, на чем должен основываться идеальный брак. Думаю, твои рассуждения и, следовательно, твои действия по отношению к Дафне — худшая разновидность надменности и властности, какую мне когда-либо доводилось видеть. Кто ты такая, Марджори Чалкот, чтобы решать, какой именно джентльмен сделает счастливой твою сестру? Я видела Сомерсби и Дафну вместе и знаю, насколько они хорошая пара. Когда они поженятся — будь это в кустах или батском аббатстве — думаю, у них родится десятка два детей. Они с удовольствием займутся ими и получат больше счастья, чем многие пары могут надеяться обрести за несколько жизней. Если ты хочешь чинить им препятствия, то, уверяю тебя, я найду способ помешать тебе.
К этому времени Марджори и миссис Вэнстроу были единственными гостями, оставшимися в бальном зале, хотя, судя по гулу голосов в прихожей, многие еще ждали экипажей, чтобы вернуться домой.
Марджори чувствовала себя так, будто тетя била ее по голове каждым произнесенным словом. Она рухнула на стул, стоявший позади нее. Надменная, властная! Этими же словами она часто характеризовала Раштона. И вот теперь она слышит такое о самой себе. Разве она не думала о чувствах Дафны? Сначала она была так уверена, что ее сестра испытывала лишь мимолетные нежные чувства к красивому пэру. Ей не приходило в голову, что чувства Дафны могут быть столь глубоки. Похоже, когда она вовсе не проявляла любви — не говоря о Сомерсби, не танцуя с ним в залах для приемов, — Марджори предположила, что чувства Дафны к виконту просто исчезли, испарились, развеялись, как утренний туман.
И все же, что бы ни говорила тетя, ей ни капли не нравился брак Дафны и Сомерсби. У виконта было не больше ума, чем у охотничьей собаки. А Дафна?! Ну, она была законченной дурочкой! Тетя Лидди могла говорить о счастье все, что хотела, но что могло выйти из союза двух людей, у которых вместе столько же ума, сколько у кочана капусты?
Нет, об их браке нечего было и думать!
35
Раштон последовал за мисс Притчард в прихожую. В комнате все еще было много гостей в маскарадных костюмах, которые ждали своих экипажей. Прошел сильный дождь, что еще более затруднило отъезд гостей с маскарада. Раштон не торопился уехать. Он попросил Оливию поговорить с ним в карточной комнате, где уже не было гостей.
— Как же это неприлично, Грегори, — беспечно сказала Оливия, держа голову совершенно прямо. Войдя в комнату, она продолжила:
— Надеюсь, вы не собираетесь быть занудой и не будете делать мне выговор за то, что я говорила об ужасно дурном поведении Дафны по отношению к миссис Вэнстроу. Кто-то должен был ей это сказать. Конечно, мне очень жаль ее — вряд ли ей доставило удовольствие узнать, что ее племянница с кем-то сбежала, пусть даже с Сомерсби.
— В этом вы ошибаетесь. Я почти не сомневаюсь, что ее заботит лишь то, чтобы они поженились, — сбежали они или нет. В этом случае она наверняка восторжествует над вашей матерью. Побывав несколько раз в обществе миссис Вэнстроу, я понял, что ее главная цель — подобная победа. Но вообще-то я хотел поговорить с вами совершенно на другую тему, касающуюся вас гораздо больше, чем Дафну или Сомерсби, главным образом, о моей прежней любви к вам.
Оливия казалась немного испуганной, густой румянец покрыл ее щеки.
— Что же вы имеете в виду? — спросила она.
— Не знаю, известно вам это или нет, но несколько лет назад я думал, что любил вас. Ваша утонченность, ваша самоуверенность и уравновешенность, ваше высокое положение в обществе — все это в точности отвечало моим представлениям о женщине, которую я хотел сделать моей женой. Всего за миг перед тем, как я собирался сделать вам предложение, я узнал, что в вашем сердце царит жестокость, которую мне раньше никогда не доводилось испытать. Я уверен, что вы помните день, когда вы хвастались, что завоевали мое сердце — и с ним мои земли, — перед миссис Вэнстроу и еще перед одной из ваших подруг. Вы знали, что я стоял рядом? Я думал, что нет.
Румянец на ее щеках зловеще сгустился.
— В самом деле, Раштон, что за ерунду вы говорите, — начала она, пытаясь скрыть свое унижение за царственной улыбкой. — Не могу припомнить, чтобы я говорила нечто подобное. Вы, должно быть, ошибаетесь. И я вовсе не жестока. Вы просто не знали меня.
Он покачал головой.
— Я слишком хорошо вас знаю. Ваша ужасная злоба, с которой вы рассказали Марджори о возмутительном поведении ее сестры, недостойна. У вас язык ядовитой змеи. Я в ужасе от вашего поведения. Так что сохраните свои комплименты и лучшие улыбки для другого джентльмена. Вы стали отвратительной кривлякой, и я уже ничего к вам не испытываю, кроме жалости. Прощайте.
Он повернулся, сделал два шага и затем спросил через плечо:
— Вы знаете, по какой дороге ехал дилижанс?
Оливия Притчард наконец признала свое поражение.
— Вы влюблены в нее, не так ли? — спросила она, не обращая внимания на его вопрос.
— Вы говорите о Марджори? Она кивнула. Раштон сказал:
— Я не намерен рассказывать о своих сердечных делах той, которая в следующую секунду использует мое признание против меня. Я снова спрашиваю: в каком направлении лошади везли дилижанс?
Оливия опустилась в кресло рядом со столом, покрытым зеленым сукном. Прежний румянец на ее лице сменился смертельной бледностью. Она прижала руку к сердцу и ответила:
— Я была такой дурой. Все эти годы я думала только о вас, о том, как завоевать ваше уважение, вашу любовь… может быть, если бы у меня были другие интересы, как у этой мисс Чалкот… вы могли бы счесть меня более занятной.
— Вы очень занятная женщина, Оливия. Недостаток кроется в вашем характере. Скажите же мне, в каком направлении собирался ехать Сомерсби. Я должен остановить этот побег, если смогу.
Оливия тяжело вздохнула.
— Есть еще кое-что. Я слышала, как до этого Сомерсби спорил с Дафной. Конечно, я не могла не услышать их разговор…
— Конечно, вы не могли.
— Это слишком зло, Грегори. Какой бы я ни была, я не совсем безнадежная женщина. По крайней мере, думаю, мне пора исправиться. — Она потерла висок. — Сомерсби говорил о Гретна-Грин. Дафна умоляла его передумать, но он настаивал и наконец убедил ее в том, что они должны бежать, раз вы так настроены против этого брака. Думаю, это все.
Раштон посмотрел на Оливию Притчард, сидящую с совершенно несчастным видом, и почувствовал прежде незнакомое ему сострадание. Он подошел к ней и мягко положил ей руку на плечо.
— Я могу быть очень злым, — тихо сказал он. — Вы были правы, когда так говорили. Может быть, нам обоим не хватает кое-каких очень важных качеств. Сожалею, если эти несколько лет заставлял вас надеяться, что мое сердце еще можно завоевать. Может быть, до недавнего времени я сам не переставал надеяться, что найду в вас женщину, которую я смог бы, несмотря ни на что, полюбить.
Оливия взглянула на него. Ее зеленые глаза утратили блеск.
— Надеюсь, мы останемся друзьями?
— Да, конечно.
С этими словами он вышел из карточной комнаты и чуть не столкнулся с Марджори.
Ее лицо искажали беспокойство и горе. К своему удивлению, он чувствовал огромное желание обнять ее за плечи и защитить от тех печальных слов, которые он собирался сказать. Но он лишь остановился перед ней и произнес:
— Боюсь, они сбежали в Грин.
Сразу за этим его заявлением раздался удар грома.
— Раштон, мы должны остановить их! — воскликнула Марджори. — Разве может быть что-то более нежелательное, чем их союз?
— Вы против этого брака?
Она удивленно подняла брови.
— Разве я вам не говорила это с самого начала? Мистер Раштон, вы, кажется, никогда не слушаете, что я говорю?
Дождь стучал по крыше дилижанса. Буря не давала возможности увидеть дорогу. Сомерсби взглянул сквозь переднее оконное стекло экипажа и увидел вдали мерцавший свет.
— Вот! — вскричал он. — Мы наконец приехали! Я уверен, что мы уже давно в Шропшире. Кто сумеет обнаружить наш след в такой грязи?
Дафна хлюпнула носом. Она занималась этим в течение всей их трехчасовой поездки на север.
— Мне все равно, обнаружат нас или нет! У меня весь бок в синяках из-за того, что меня подбрасывало на этих ужасных дорогах. Я знала, что нам не следовало ехать. Я знала это!
Она разразилась потоком слез, и Сомерсби, охваченный любовью к своей нежной возлюбленной, заключил ее в объятия и сказал:
— Мой милый соловей, не плачь. Ты ранишь мое сердце, когда мой галстук насквозь промокает от твоих слез.
Дафна попыталась сдержать свои рыдания, немного высвободившись, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Ты говоришь мне такие прекрасные вещи, мой дорогой лис.
Сомерсби получал удовольствие, слушая, как она называет его такими ласкательными прозвищами, и еще крепче сжал ее в объятиях.
— Мои драгоценные маленькие анютины глазки, мой подснежник с влажными глазами, мой милый котенок.
— О, Эван, — прошептала она.
— О, Дафна, — ответил он, крепко целуя ее в губы. Через секунду, когда карета подъезжала к гостинице, он выпустил ее из объятий и сказал:
— Ты не жалеешь, моя любовь? Прошу тебя, скажи, что ты не жалеешь о том, что мы должны будем пожениться в Шотландии.
Дафна, у которой все еще кружилась голова под опьяняющим действием его мягких, нежных слов и чувственного поцелуя, шепотом ответила:
— Только совсем немного.
— Умница! — подбодрил он ее. — Ты должна быть храброй.
Когда они вышли из экипажа и под потоками дождя вбежали в бар, их встретили весьма тревожными сообщениями. Оказалось, что где-то, примерно через час после начала поездки, когда дождь лил как из ведра, не давая видеть дорогу, произошла ошибка. Они были вовсе не в Шропшире, но каким-то образом дали большого крюку и находились сейчас всего милях в десяти к западу от Бата.
Когда Дафна узнала об этой ошибке, она схватилась за грудь и сказала:
— Это божья воля. Нас остановили во время нашего поспешного, неразумного бегства и предупредили, что мы должны вернуться, пока не слишком поздно!
Сомерсби, тоже сильно пораженный необычайностью ошибки, сначала ничего не ответил. Вместо этого он проследил за тем, чтобы его возлюбленную усадили на стул у огня, завернули в одеяло и дали немного теплого молока и бренди. После долгого размышления и краткой, но напряженной дискуссии с кучером по поводу ужасного состояния дорог в Бат после такого страшного дождя было решено, что лучше всего оставаться на месте.
Дафна, которую утешал и смирял крепкий напиток из бренди и молока, наконец согласилась на то, чтобы ее уложили в постель в одной из комнат наверху. Но сначала она заставила своего возлюбленного пообещать ей, что завтра он вернет ее тете.
Лорд Сомерсби, видя, что его дорогая невеста — которая могла никогда не стать его женой — упорствует в своем желании вернуться в семью, примирился со своим будущим одиночеством. Как только он окажется во власти Раштона, тот увезет его из Бата, от Дафны, раньше, чем кошка успеет лизнуть свое ухо!
36
На следующее утро Марджори стояла на ступеньках дома миссис Вэнстроу рядом с Чарли и смотрела, как мистер Раштон садится в экипаж. Из-за ночного ливня ему оставалось только расхаживать по своей комнате из угла в угол, пока прояснившееся небо и рассвет не застали его спящим в кресле у окна. Он приехал в «Полумесяц» в половине девятого и выразил сожаление Марджори, что дождь помешал ему отправиться раньше.
— Даже сейчас, — сказал он, слегка нахмурившись, — думаю, что поеду по более грязным дорогам, чем мне хотелось бы. По крайней мере, Сомерсби и ваша сестра не смогли по такой погоде далеко уехать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35