Ты еще обретешь и дом, и семью.
— Но, Марджори, — прошептала Дафна, в свою очередь сжимая ей руку, — ты будешь… я имею в виду, ты все еще любишь меня, даже несмотря на то, что я поступаю глупо и не люблю того, кого должна?
Марджори всмотрелась в залитые слезами глаза сестры.
— Ты все еще винишь себя из-за сэра Литон-Джонса? Прошу тебя, перестань. Но если ты хочешь услышать ответ, то да, моя милая, я всегда буду тебя любить. Всегда, какие бы глупые и отвратительные вещи ты ни делала. Ты моя самая дорогая, самая лучшая Дафна и всегда ею будешь.
Эти последние слова, казалось, утешили Дафну, и душившие ее слезы пошли на убыль.
Когда миссис Вэнстроу наконец полностью пришла в себя, все дамы вернулись в зал для приемов, чтобы посмотреть хотя бы завершающий этап контрданса леди Литон-Джонс с распорядителем. А Марджори вновь поймала себя на том, что она самым предосудительным образом приценивается ко всем подходящим холостякам. Она пыталась не думать о том, кто из них будет самым подходящим мужем для Дафны. Боже, каким злосчастным образом окончилась ее первая попытка. Но безутешное горе сестры, казалось, заставило ее снова обдумывать кандидатуры всех ее знакомых джентльменов.
Это продолжалось, пока она не заметила, что с другого конца комнаты на нее с хмурым видом смотрит из-под своей черной шелковой полумаски мистер Раштон. Когда она приехала в зал для приемов, то намеревалась подойти к нему и объяснить все. С того рокового момента, когда баронет сделал ей предложение, прошло двое суток. За это время Раштон не только не навестил ее, но и при встречах ограничивался лишь вежливым поклоном. Она подозревала, что он переменил свое мнение о ней. И ее подозрения подтверждало его сердитое нахмуренное лицо, которое она видела сейчас.
Несколько раз в течение так долго тянувшихся двух дней она вспоминала их последний поцелуй. Она поняла тогда, что любит его. Марджори вопреки всему надеялась, что Раштон прямо спросит ее, почему сэр Литон-Джонс сжимал ее в объятиях. Она до того занеслась в своих мыслях, что воображала, как Раштон, получив объяснение, опустится на одно колено, признается ей в любви и попросит ее руки.
Но все это было очень глупыми грезами. Казалось, Раштон решил думать о ней лишь самое худшее.
Она упрямо продолжала смотреть ему в глаза и почувствовала, как сердитый румянец заливает ее щеки при виде осуждающего выражения на его лице. И, может быть, именно из-за ее смущения Раштон решил подойти к ней. Она уже негодовала, глядя на непримиримо вздернутый подбородок. И он, конечно, с ходу обрушился на нее с язвительными замечаниями.
— У вас такой вид, будто вы оцениваете каждого джентльмена, которого видите, — начал он резко и вполголоса. — Вы готовитесь соблазнить свою очередную жертву? Интересно, с какой целью? В самом деле, мисс Чалкот, разве ваша мать не учила вас, что вы не должны целовать каждого джентльмена, которого вы встретите?
— Как вы смеете! — прошептала Марджори, потрясенная злобой, прозвучавшей в его голосе. Она отвернулась и отошла от него, не желая больше ничего говорить.
Но не тут-то было. Теперь он последовал за ней.
— О, неужели я вас обидел? — едко проговорил он ей в самое ухо. — Я не хотел вас обидеть, я хотел только обвинить вас в том, что, вращаясь в обществе, вы неприлично себя ведете.
— Я не «вращаюсь» в обществе, мистер Раштон, — бросила она, обернувшись через плечо. — Или вы не заметили? Это не мой мир, это всего лишь мое место, где я надеялась найти мужа для Дафны.
Слезы обожгли ей глаза. Она быстро заморгала, сдерживая их. Пробираясь дальше через толпу костюмов и масок, она наконец проложила себе дорогу к выходу.
Мистер Раштон последовал за ней в фойе и попросил остановиться всего лишь на секунду. Он отвел ее в сторону и более тихим и сочувствующим голосом сказал:
— Я никогда не винил вас за мотивы поступков, касающихся вашей сестры, Марджори, но разве вы уже не наделали достаточно вреда? Если вы не будете осторожны, то сэр Литон-Джонс станет думать, что он в вас влюблен. В конце концов, целовать каждого джентльмена…
— Каждого джентльмена?! — вскричала она. — Почему вы продолжаете повторять это, будто я пристаю к каждому мужчине, с которым беседую?!
— Тогда скажите мне, что я должен думать. Не успело пройти и несколько мгновений с тех пор, как я держал вас в своих объятиях, целовал вас и чувствовал, что вы… — Он сделал короткую паузу, как будто пытался сдержать свои эмоции. — Скажите мне только, как вы смели целовать сэра Литон-Джонса. О, черт возьми, я не хочу знать!
Он почти отвернулся, но Марджори удержала его, взяв за руку и крепко ее сжав. Она пыталась не дать волю гневу и, несколько раз глубоко вздохнув, прошептала:
— Но я хочу, чтобы вы все-таки узнали кое-что. Во-первых, за всю свою жизнь я целовала только двух мужчин. Один из них — это безнадежно эгоистичный, надменный человек, который смеет называть себя джентльменом, а другой — это сэр Литон-Джонс. И он, по крайней мере, был настолько порядочен, чтобы попросить моей руки, прежде чем поцеловал меня в губы. Это много честнее, чем ваше поведение. Но ведь вы никогда не намеревались жениться, не так ли, Раштон?
Элегантный законодатель моды побледнел, вздрогнул и закрыл непривлекательно разинутый рот. Выглядел он так, будто его ударили чем-то тяжелым по голове.
— Он просил вашей руки? — спросил он, ошеломленный.
— Действительно, просил. Я вижу, вы ошарашены. Что же, джентльмен не может просить меня стать его женой?
Раштон покачал головой, как будто пытаясь уложить в ней услышанное.
— Вы приняли его предложение?
— Нет, конечно. Хотя я ценю его как одного из самых добрых моих знакомых, говоря по правде, я не влюблена в него.
— Не понимаю, — ответил Раштон недоверчиво. — Вы поступили бы правильно, выйдя за него замуж. Ваше будущее было бы обеспечено, ваш трудный путь стал бы легче. Вы могли бы отвезти Дафну в Лондон на малый сезон и вмиг от нее избавиться. Не могу поверить, что вы отказались от такого выгодного брака.
Марджори почувствовала острое желание влепить ему пощечину. Эти слова не принадлежали человеку, который лелеял мысли о том, чтобы опуститься на одно колено и попросить ее руки.
— А я не могу поверить, что вы одобряете подобный план, особенно после всех ваших уверений относительно Дафны. Но все это не относится к делу. Теперь скажите мне, если можете, вы когда-нибудь намеревались жениться?
Он нашел взглядом ее глаза, нахмурился и с взволнованным выражением лица понес какую-то чушь.
— Что касается моих намерений в отношении вас, я могу только сказать… о, черт бы побрал это все, я не знаю, что сказать!
И с этими словами он вежливо поклонился и оставил ее одну.
34
Следующие несколько часов Марджори чувствовала, как будто говорит, жестикулирует, смеется и танцует в густом тумане. У нее было так же тяжело на сердце, как ночные небеса отяжелели от дождевых туч. Она ощущала такое глубокое отчаяние, что, пытаясь унять одолевшую ее сердечную боль, с необычной для себя энергией бросилась в радости танца.
К одиннадцати часам, когда распорядитель завершил маскарад, оказалось, что она танцевала все танцы, не пропустив ни одного. Ее ноги нестерпимо болели, и она была уверена, что стоптала одну из туфель.
Много ей было до этого дела! Что значили эти мелочи, когда ее сердце было осуждено навеки принадлежать мужчине, который не мог ответить ей взаимностью?!
Когда толпа медленно потянулась к выходу, Марджори обнаружила, что ее тетя занята разговором с миссис Раштон. Их выбор тем — достоинства набивного ситца и кисеи — должен был бы доставить ей удовольствие, но в тот момент ее интересовали только ее кровать и подушка, на которую она могла бы опустить свою усталую, измученную голову.
Она заняла свое место рядом с миссис Вэнстроу и молча ждала, смотря в пол. Она рассеянно подумала, где же может быть Дафна, но не особенно беспокоилась. Когда толпа поредеет, сестра без труда сможет их найти. Прошло четверть часа, а Дафна все еще не появилась. Марджори начала внимательнее рассматривать собрание олимпийских гостей, все больше удивляясь, что никак не может найти среди них кисейное деревенское платье и белую маску Дафны.
Тетя Лидди, заметив отсутствие Дафны, довольно резко повернулась к Марджори.
— Где твоя сестра? — спросила она сердито. — Я ужасно устала и хочу вернуться домой. Марджори покачала головой:
— Не знаю. Теперь, когда я об этом думаю, не могу припомнить, что видела, как она танцует хотя бы один из последних контрдансов. И карточной игрой она не увлекается, так что я просто не могу себе представить, чтобы она провела эти часы в карточной комнате. Но где же еще она могла быть все это время? Когда вы видели ее в последний раз?
Миссис Вэнстроу задумалась.
— Некоторое время назад. Я видела, как она говорила с молодым джентльменом, который носил довольно странную пару оленьих рогов. Я не поняла, кто это был.
Миссис Раштон, которая слушала их разговор, сообщила необходимую информацию.
— Вы говорите о Сомерсби.
— Так это Сомерсби ходил вокруг и колол других гостей своим головным убором? Но почему же он оделся оленем?
Миссис Раштон ответила:
— Это костюм героя греческого мифа. Я забыла имя. Там юношу застали наблюдавшим за купавшейся в источнике богиней Артемидой. Богиня пришла в ярость и превратила молодого человека, искусного охотника, в оленя. После этого его растерзали собственные собаки.
— Какая ужасная история. Но вы уверены, что это был Сомерсби?
— Несомненно. Он и Дафна разговаривали несколько минут. Я совершенно ясно это помню, потому что я собиралась позвать его, но они очень быстро покинули бальный зал. Дафна, насколько я помню, была очень взволнованна. Полагаю, виконт отвел ее в прихожую, чтобы вернуть ей хорошее настроение.
Марджори посетило дурное предчувствие. Ей вспомнились загадочные слова Дафны: «Ты все еще любишь меня, даже когда я поступаю глупо и не люблю того, кого должна?» Тогда Марджори решила, что она извиняется за историю с сэром Литон-Джонсом, но теперь усомнилась в этом.
Она обернулась, чтобы выразить свою внезапную обеспокоенность. Но тут мисс Притчард об руку с мистером Раштоном приблизились к их маленькой группке. Мисс Притчард, одетая в длинное платье из белого батиста, с черными волосами, стянутыми сзади a la Greque и не раз обернутыми несколькими золотыми лентами, торжествующе улыбнулась. Выражение лица мистера Раштона было непроницаемым.
— И как вам понравился мамин маскарад, мисс Чалкот? — спросила она с притворной теплотой в голосе, раскрывая веер. Маска висела на ленточках у нее на запястье.
— Необыкновенно, — вежливо ответила Марджори.
Мисс Притчард взглянула на Раштона и снова перевела взгляд на Марджори.
— Вы, без сомнения, посрамили многих из нас. Осмелюсь заметить, ваши ноги ни разу не отдохнули за эти последние три часа, если не дольше.
— Полагаю, что так, — без всякого выражения ответила Марджори. Ей решительно не нравилось победное мерцание в узких зеленых глазах мисс Притчард.
— Но вашей сестры не было среди танцевавших этим вечером. Как необычно, не так ли?
— Наверное, она устала.
— Несомненно. Поэтому она уехала вместе с Сомерсби. В каком же это было часу? Ах да, в половине десятого! Он провожал ее домой? Ведь это он был джентльменом с парой больших оленьих рогов?
Марджори уставилась на нее. Неясное ощущение ужаса покалывало ей пальцы, заставляя затылок покрыться гусиной кожей.
Миссис Раштон вмешалась в столь неприятный для Марджори диалог.
— Ради всего святого, Оливия! Что за истории вы рассказываете? Сомерсби не поступил бы так без разрешения миссис Вэнстроу, а она терпеливо ждала здесь, пока ее разыщет Дафна.
Миссис Вэнстроу фыркнула:
— Это, вероятно, ваша мама подбила вас подойти ко мне и в бесстыдной манере рассказывать подобные смешные слухи? Конечно, Дафна не уехала вместе с лордом Сомерсби. Она слишком хорошо воспитана!
Мисс Притчард тонко улыбнулась, ее зеленые глаза сузились от злобы.
— Боюсь, что здесь вы ошибаетесь. Видите ли, я шла за ними до входа с Альфред-стрит и определенно видела: Дафна села в дилижанс, а за ней последовал Сомерсби. К несчастью, у них произошла небольшая неприятность, когда он наступил на ее кисейное платье и оторвал подол. Думаю, в эту секунду он и увидел меня, потому что пришел в крайнее смятение и попросту втолкнул бедную Дафну в экипаж. Если бы я не знала, в чем дело, я предположила бы, что он похитил вашу племянницу, особенно если учесть, что он приказал кучеру «гнать»! — Тут Оливия повернулась к Раштону и, обмахивая веером свое довольное лицо, спросила у него:
— Это верное выражение, Грегори? «Гони!» То есть, когда вам надо, чтобы ваши лошади бежали очень быстро, вы кричите «Гони!»?
Лицо Раштона совершенно побелело. Его голубые глаза утратили свой блеск и слегка затуманились.
— Не понимаю, — пробормотал он. — Почему, почему?
— Может быть, он влюблен в Дафну и намерен немедленно на ней жениться? — услужливо предположила Оливия.
Брошенный в ответ сердитый и упрекающий взгляд заставил ее слегка вздрогнуть и отступить на шаг. Однако она и не подумала прекратить атаку и мягко продолжила:
— Я не хотела обидеть вас, Раштон. Но, честно говоря, от этой пары все лето пахло апрелем и маем. Меня только удивляет, что вы этого не поняли. Я, конечно, уверена, что это заметила миссис Вэнстроу. — Оливия повернулась к миссис Вэнстроу, сохраняя свое возмутительное самодовольное выражение лица, и продолжила:
— Должно быть, я видела Сомерсби и мисс Чалкот в вашем обществе не меньше сорока раз. Если бы я когда-нибудь пожелала пленить воображение мужчины, то непременно обратилась бы к вам за помощью.
Марджори неожиданно оглянулась и прямо посмотрела в спокойное лицо своей тети.
— Это верно, мэм? — спросила она, ошеломленная. — Вы втайне поощряли… привязанность моей сестры и лорда Сомерсби?
— Что касается этого, — ответила миссис Вэнстроу, — то я просто не знаю, о чем ты говоришь. Я позволяла ему, как и любому числу джентльменов и леди, сопровождать нас в Весенние сады и другие подобные места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35