«А в нашем целом, — подумал он, глядя, как Либерти снимает с нижней полки увесистый том, — она — лучшая половина».
— Вот здесь, — произнесла она, сдувая с книги пыль.
— Либерти, ты уверена, что это дело не может подождать до утра? — Он хотел снова оказаться с ней рядом в постели, прижать ее к себе, услышать от нее признание, что она любит его. Однако его ласкам Либерти предпочла копание в старых книгах.
— Эллиот, — она подняла на него удивленный взгляд, — неужели ты не понял? Я же сказала тебе — теперь я знаю, где надо искать Арагонский крест.
— Ничуть в этом не сомневаюсь, но здесь довольно прохладно. Я бы предпочел вернуться в постель. — И он многозначительно посмотрел на супругу. — Там тепло.
Либерти лишь откинула за плечи непослушные волосы.
— Эллиот, как можно думать об утехах в такую минуту?
— Знаешь, если бы я честно признался тебе, когда и при каких обстоятельствах я думаю о любовных утехах с тобой, ты бы на меня рассердилась или обиделась. За прошедшие две недели меня посетило больше сотни эротических фантазий.
Либерти зарделась, но глаз не отвела.
— Послушай, Эллиот, потерпи еще минут пять, и тогда уж я позволю тебе воплотить один из твоих извращенных экспериментов.
— Какая, однако, щедрость, миледи! — пробормотал он и отошел в сторону.
— Будьте так любезны, милорд, подайте нож, — сказала Либерти, указывая на полку справа от себя. Эллиот подал ей нож.
— Что ты собралась делать?
— Найти сокровище. — С этими словами она положила том на стол и ощупью пробежала пальцами по корешку, пока не обнаружила то, что искала. Затем взрезала ножом переплет. — Помнится, Питер Шейкер сказал что-то важное в тот вечер, когда Брэкстон отдал мне этот том.
Эллиот не сводил глаз с ее лица.
«Интересно, — думал он, — сколько времени понадобится, чтобы вновь распалить ее?»
Ему вспомнилась ночь, когда взял ее прямо здесь, и тотчас он почувствовал, как по всему телу разлился огонь страсти. Тогда ему хватило считанных мгновений. Уже буквально через несколько минут она призывно шептала его имя. А чуть позже трепетала в его объятиях.
Либерти же, казалось, не замечала на себе его пылкого взгляда и продолжала орудовать ножом.
— Он поведал мне, каким образом Ховард намеревался погубить тебя. Тогда он и сказал, что граф находил самые неожиданные решения, прибегая к самой очевидной увертке.
От напряжения Либерти даже закусила нижнюю губу, пытаясь отделить корешок.
Эллиот прислонился бедром к столу, размышляя о том, согласится ли Либерти внести разнообразие в их любовные игры. Ведь она отреагировала самым чудесным образом, когда сегодня ночью он водрузил ее сверху. Стоит испробовать и другие, не менее возбуждающие позы. Она так доверяет ему, что готова исполнить любую его прихоть. Эллиоту и в голову не могло прийти, что она способна ответить ему отказом.
Раскрасневшись от усилий совсем иного рода, Либерти пыталась отделить от книги толстый переплет.
— Эллиот, теперь ты понимаешь? Когда у нас будет крест, мы сможем использовать информацию из «Сокровища», и тогда Брэкстон, Фуллертон и Константин будут вынуждены кое-чем с тобой поделиться. — Она смахнула волосы с влажного от волнения лба. — Наверное, мне не было необходимости ничего запоминать. Если бы я знала, что у тебя есть свой экземпляр, не утруждала бы себя.
— Ничуть в этом не сомневаюсь, — ответил он, а сам думал о том, что спустя несколько минут она своим милым, чуть хрипловатым голосом будет в экстазе шептать его имя. А потом, когда он войдет в нее, она скажет, что любит его. Именно в этом Эллиот ничуть не сомневался.
— Слова Шейкера подсказали мне, где должен находиться крест.
Либерти в последний раз взрезала кожу и с силой рванула ее. Внутри обложки, в обтянутом атласом углублении, сверкая рубинами и бриллиантами, покоился Арагонский крест! Либерти торжествующе смотрела на Эллиота.
Наконец ей удалось привлечь его внимание.
— Это еще не все, — произнес он, вынимая из-под креста сложенный в несколько раз листок бумаги. — Похоже, Ховард оставил последнее напоминание о себе. — Эллиот хотел развернуть записку. — Кстати, послание адресовано тебе.
— Неужели? — От удивления у Либерти поднялись брови.
Эллиот указал на ее имя. Несколько секунд Либерти стояла, уставившись на записку, после чего озабоченно сунула ее в карман халата.
— Думаю, на сегодня нам с тобой достаточно сюрпризов, — произнесла она и потянула крест за цепочку. — По-моему, нам лучше вернуться.
Прищурясь, Эллиот взглянул на Либерти, взял у нее из рук крест и аккуратно положил на стол. К величайшему его удивлению, у него даже не возникло желания рассмотреть вещицу поближе. Несомненно, крест символизировал для него самые тяжкие испытания, выпавшие на его долю за последние пятнадцать лет, но сосредоточиться на нем почему-то не удалось. В данную минуту его занимало то разочарование, которое он прочел на лице Либерти.
— Ты не собираешься прочесть записку?
— Нет.
— Почему?
Она отвернулась от него.
— Пожалуйста, Эллиот, ты получил, что хотел. Если хочешь, помогу тебе расшифровать оставшуюся часть «Сокровища». Теперь в твоих руках ключ, а вся эта компания — Фуллертон, Константин, Брэкстон, — можно сказать, у твоих ног. Неужели тебе этого мало?
— Вообще-то достаточно, но ведь ты знаешь, что я по своей натуре страшный эгоист. И потому хотел бы знать, почему ты отказываешься прочесть записку Ховарда.
То, каким взглядом окинула его Либерти, потрясло его Душу.
— Потому, — прошептала она, — что в течение последних десяти лет Ховард был единственным близким мне человеком. И если даже он использовал меня, чтобы погубить тебя, будет лучше, если я сохраню в душе прежние иллюзии. По крайней мере до утра.
— Либерти, — произнес Эллиот, переводя взгляд на аквариум с рыбками. — Мне кажется, я начинаю тебя понимать.
— Неужели?
— Да. Ведь мы с тобой так похожи — ты и я!
— Что ж, ты прав.
Эллиот смотрел, как рыбы тычутся носами в стенки аквариума, словно пытаясь обрести свободу, даже если бегство из-за стекла будет стоить им жизни. Эллиот взял Либерти за руку.
— Как и твои рыбки, ты всегда ощущала себя в ловушке. Сначала по вине обстоятельств, затем из-за Ховарда, теперь из-за меня. Разве я не прав?
Либерти отвела глаза:
— Эллиот, прошу тебя, не надо.
— Тебе хотелось, чтобы Ховард был так же привязан к тебе, как и ты к нему.
— Я отказываюсь говорить с тобой о нем. — Ее нежные руки дрогнули в больших и теплых ладонях Дэрвуда.
Эллиот ощущал себя полным негодяем, заставляя ее признаться, но второе «я», эгоистичное, не могло смириться с мыслью, что Либерти испытывает к Ховарду благодарность. Ему хотелось обладать ею полностью, без остатка.
— Но он никак не проявлял своих чувств.
— Я понятия не имею, какие чувства испытывал Ховард!
— И тебе не хочется этого узнать? Когда Либерти наконец подняла на него глаза, в них стояли слезы.
— Только не сегодня.
Эллиот задумался. Интуиция подсказывала ему, что хорошо бы уладить все именно сейчас. Однако ему не давал покоя образ той Либерти — самозабвенной, щедрой, которая дарила ему сегодня ночью свою любовь. Дэрвуд тотчас устыдился своих мыслей и решил не понуждать ее к принятию нужных ему решений. Ведь именно Либерти помогла ему избавиться от тягостного одиночества, преследовавшего его долгие годы. Сегодня, хотя бы сегодня, он должен принять во внимание ее чувства.
— Ты права, — согласился он, нежно обнимая ее. — Завтра на это у нас с тобой будет масса времени.
На следующий день после обеда Либерти сидела одна за столом, не решаясь прочитать послание Ховарда. Наконец дрожащими пальцами взяла сложенный листок. Она оттягивала, как только могла, этот момент, и все-таки он настал. Какая-та часть ее существа продолжала противиться неизбежному, словно понимала — написанное Ховардом оставит в ее душе неизгладимый след до конца ее дней. Его слова никогда не померкнут в ее сознании, не отойдут на второй план.
Иногда Либерти казалось, что ее удивительная память — это ее проклятие. Она посмотрела на рыбок в аквариуме и вспомнила Эллиота. Он был прав прошлой ночью. Рыбки напоминали не только о ее отношениях с Ховардом, но и о ее отношениях с ним, Эллиотом. Он не в состоянии дать ей одну простую вещь, какой ей не хватает больше всего, — свою любовь. Эллиот ни за что не хочет расстаться с той броней, в которую заковал свою душу. Слишком много людей, в том числе и Ховард, оставили на ней незаживающие раны.
Либерти задумалась о том, что в который раз оказалась в привычной для себя ситуации, когда ей ни за что не получить того, о чем она мечтает сильнее всего на свете. Как и Эллиот, она провела долгие годы в надежде встретить любовь, которая согреет душевным теплом. С нестерпимой тоской и грустью поняла она, что своим посланием Ховард ранит ее сердце не меньше, чем осознание того печального факта, что Эллиот больше заинтересован в том, чтобы никого не пустить к себе в душу, нежели допустить туда ее, Либерти.
Либерти взломала печать, осторожным движением развернула лист бумаги и разложила на столе. Почерк у Ховарда был твердый и четкий, словно он писал письмо загодя, до того, как болезнь отняла у него последние силы. На какое-то мгновение у Либерти все поплыло перед глазами — это предательские слезы наполнили глаза, но она решительно смахнула их и принялась читать.
Моя дорогая Либерти!
Если ты сейчас читаешь эти строки, то только потому, что меня больше нет в живых. Могу только предполагать, как много тебе понадобилось времени, чтобы найти это письмо. Но я ничуть не сомневаюсь в твоих способностях, как, впрочем, и в способностях Дэрвуда. И хотя мне казалось, что должен немного помочь вам обоим, я тем не менее почти уверен, что вы обнаружили Арагонский крест. Передай Дэрвуду, что я благословляю его, и пусть он поступит так, как сочтет нужным.
Я уже стар и, как и большинство людей в моем возрасте, начинаю по-иному смотреть на собственную жизнь. То, что когда-то для меня так многое значшю, теперь не представляет былой ценности. В отличие от Дэрвуда мне, однако, недостает мужества. Я ничуть не сомневаюсь, что ты будешь глубоко переживать мою кончину. Знаю, тебе придется нелегко, причем во всех отношениях. Но это не моя вина. Думаю, тебе хватит стойкости и душевной щедрости, чтобы простить меня. Знай, что я желал тебе в этой жизни только самого лучшего.
То, что я тебе сейчас расскажу, возможно, покажется тебе чем-то малопривлекательным, и тем не менее мне самому трудно поверить, как долго я хранил эту тайну. Либерти, я любил тебя всем сердцем, хотя ты об этом и не догадывалась. То, что мы в тот вечер встретились на аукционе, отнюдь не совпадение. Я знал, что тебе захочется получить пудреницу. В свое время, за шестнадцать лет до этих событий, я подарил ее твоей матери в знак любви и уважения. Я любил твою мать всем сердцем, однако по молодости и гордости не решился жениться на ней. Она была балериной, а в то время мой титул, мое положение в обществе значили для меня гораздо больше, чем мои чувства.
Как, однако, я был рад, когда увидел, что ты, моя дочь, выросла гораздо более сильным и стойким человеком, чем я сам. И если я недостоин тебя, то, поверь, мне самому от этого горько. Моя единственная надежда, мое самое горячее желание — чтобы ты наконец обрела покой. Если все случилось так, как я и задумывал, то ты уже замужем за Дэрвудом. Он прекрасный человек. Несмотря на всю нашу вражду, я готов признать, что мне до него далеко во многих отношениях. Есть в нем честь, мужество и доблесть. Это тот человек, на которого ты всегда можешь положиться.
И если Арагонский крест теперь в его руках, значит, тебе известен секрет «Сокровища». Ты знаешь, что я по причине своей непомерной гордыни и алчности совершил много такого, в чем теперь глубоко раскаиваюсь. При жизни мне не хватило мужества исправить то, что я когда-то натворил. В смерти, однако, я свободен и могу загладить свою вину. Именно по этой причине хочу дать тебе мой последний совет. Лучшего мужа тебе, чем Дэрвуд, не могу даже представить. Люби его. Цени его. В один прекрасный день он признается тебе в этом. Иначе и быть не может.
И если ты любишь его, как я надеюсь, то выполни мое последнее поручение. В течение долгих лет я делал все для того, чтобы люди, в том числе и Дэрвуд, думали, будто его отец сам виноват в своем позоре. К этому моменту ты уже, я надеюсь, просмотрела бухгалтерские книги и прочие свидетельства. Отец Эллиота ни в чем не виноват. Доказательства тому ты найдешь в потайном ящичке моего письменного стола, позади левого верхнего ящика. Отдай их Эллиоту. И тогда он всенепременно полюбит тебя.
Тебе никогда не узнать, как мне жаль, что я не могу и дальше быть все время рядом с тобой. Однажды все наши грехи, что совершали мы, богатые люди, потребуют, чтобы по ним расквитались. Зная, что у тебя все хорошо, душа моя упокоится с миром.
Любящий тебя глупый отец Ховард.
В течение нескольких минут Либерти сидела окаменев. Не веря собственным глазам, она постепенно осознавала смысл только что прочитанного. Одновременно ее не отпускала тяжесть на сердце, которая возникла с той минуты, как Ховарда не стало. По своей нерешительности граф причинил ей немало страданий. Однако в заключительных строчках его письма Либерти почувствовала, что и он тоже страдал, и это примирило ее с ним.
Ей тотчас вспомнились счастливые мгновения, которые они провели вместе. Как она любила его! Любила как отца, поняла она наконец. Он же, в свою очередь, как мог, проявлял по отношению к ней отцовское внимание и заботу. Нет, конечно, граф был далек от сантиментов. Либерти готова была сожалеть о том, какую злую шутку сыграла с ними жизнь. Однако чем больше постигала то, о чем говорилось в письме, тем легче становилось ей на душе. Она даже улыбнулась сквозь слезы. Затем ее взгляд упал на портсигар.
Ей ничего не стоило представить, как Ховард входит в библиотеку Хаксли-Хауса. И всякий раз — хотел ли он спрятаться от секретаря или провести несколько приятных часов в беседах с ней — он неизменно садился напротив нее и зажигал сигару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34