– Нет, он бы не захотел, чтобы на совести Бенедикта была смерть человека. Тем более из-за него.
Глава 42
Как сказал Латимер, в него и раньше пару раз стреляли. Больше он ничего не объяснил, и никто не стал спрашивать. Дортеа позолоченными ножницами ровно разрезала рубашку от манжета до плеча и сжала губы, увидев открытую рану и кровь.
– Даже кость не задело, любимая, – улыбнулся Латимер, показав все свои неровные зубы.
Леди Крейчли сердито нахмурилась:
– Не нужно было вмешиваться. Ты уже не молод.
– Надеюсь, с возрастом я, как вино, становлюсь лучше, моя дорогая.
Дортеа взяла его лицо в ладони, и суровое выражение быстро растаяло.
– Дурачок, – шепнула она, и ее светлые глаза осветились любовью.
Харриет кашлянула. Похоже, эта парочка совершенно забыла, что она все еще тут.
– Я могу для вас что-нибудь сделать, мистер Латимер?
Он оторвал взгляд от Дортеи.
– Я бы не отказался от капельки виски. Бутылка вон в том шкафчике.
– Сейчас не время для выпивки, – сказала Дортеа. – Нужно послать за хирургом.
– Ну, до этого пока не дошло. – Латимер благодарно кивнул Харриет, вернувшейся к его креслу с бутылкой и бокалом. – А для выпивки сейчас самое подходящее время, хотя мне она совершенно не требуется.
Харриет перестала наливать виски и взглянула на Латимера, потянувшегося за бутылкой.
Ни на мгновение не замешкавшись и лишь слегка поморщившись, он плеснул себе на руку добрую порцию виски и лил до тех пор, пока рана не очистилась. Латимер заверил их, что она не такая уж глубокая и не требует швов.
Дортеа прижимала к промытой ране тонкий льняной платок, когда в дверях возник Бенедикт.
– Они поехали? – спросила леди Крейчли.
Бенедикт кивнул.
– Фаэтон Гарфилда так и стоял перед домом. Он повезет в нем сэра Рэндольфа, чтобы передать властям в Лондоне.
– И что с ним будет? – спросила Харриет.
В полуденном свете она выглядела очень уставшей.
– Вероятно, суд. Наверняка тюрьма. Пусть он и не виноват в смерти Фергюсона, он все же убил Хогга и занимался вымогательством.
Харриет кивнула и подумала: а права ли она, испытывая жалость к старику? Вздохнула и одним глотком осушила бокал виски, налитый для Латимера.
– Вы меня простите, – произнесла она, аккуратно поставив бокал, – но я пойду проведаю миссис Пруитт.
Старшая Пруитт в этот день просто перевозбудилась. Хотя в нее никто не стрелял и она даже не присутствовала в комнате, где произошла стрельба, Беатрис не сомневалась, что с ней вот-вот случится нервный припадок. Она шла наверх, в комнаты леди Крейчли, когда ей навстречу спустились молодой Фергюсон и Бенедикт с Рэндольфом. При виде сэра Рэндольфа Беатрис отшатнулась к стене и начала обмахиваться бледной рукой.
Харриет заметила, как Лиззи раздраженно возвела глаза к потолку, уводя мать прочь. Интересно, какой припадок случился бы с миссис Пруитт, думала Харриет, доведись ей увидеть, как Бенедикт и Гарфилд выволакивают из подвала потерявшего сознание Куинна?
Харриет добралась до второго этажа, и ей показалось, что она слышит жалобные стоны Беатрис. Мать и дочь Пруитт перебрались в пустую комнату рядом с лестницей, подальше оттуда, где, как утверждала мать, она ощущает ледяной сквозняк из колодца заброшенной лестницы.
Харриет подняла кулачок, чтобы постучаться в дверь, замерла и медленно повернула голову, всматриваясь в коридор. Темные тени в дальнем конце хранили безмолвие. Из-за угла не было слышно затихающих криков. Она неслышно прошла до темного поворота и посмотрела в дыру, в сумрак, клубившийся внизу. Странная и внезапная грусть стиснула ее сердце, и Харриет, много лет не проронившая ни слезинки, подумала, что сейчас могла бы заплакать.
Она погладила обгоревшую стену и прошептала:
– Мне так жаль, что я не смогла помочь. – И пронзительно вскрикнула, когда ледяная рука стиснула ее плечо.
Элиза Пруитт взвизгнула в ответ, отдернув дрожащие руки. Харриет круто повернулась к ней лицом.
– Прости. Прости, – замотала Лиззи головой. – Я не хотела тебя пугать.
– Я не испугалась, – пискнула Харриет, прижав ладонь к бурно колотившемуся сердцу.
Лиззи заглянула ей за спину.
– Мне показалось, что ты с кем-то разговаривала. – И вопросительно посмотрела на подругу.
Харриет откашлялась и пожала плечами. Щеки ее пылали.
– С Богом. Я разговаривала с Богом. Ты же знаешь, Он всюду.
– Это точно. – Лиззи вскинула бровь.
– Как твоя мама? – Харриет понадеялась, что достаточно ловко сменила тему разговора; может быть, подруга этого даже не заметила.
– Прекрасно. Соображает очень неплохо – видишь, отправила меня выяснять, что за шум был наверху. Думаю, когда я все узнаю, заставлю ее немного помучиться, а уж только потом расскажу подробности. – Она взяла Харриет под руку и повела назад по коридору. – Слушай, что там случилось с сэром Рэндольфом? Я просто глазам своим не поверила, когда увидела его под стражей.
Харриет шумно выдохнула.
– Понимаешь, сэр Рэндольф оказался не совсем тем, кем казался. Он каким-то боком сродни леди Крейчли и решил, что имеет право на часть ее богатства. Ну, и шантажировал ее, чтобы получить деньги.
Лиззи ахнула:
– Я понятия не имела!
– Я тоже, – отозвалась Харриет.
Лиззи стиснула ее руку.
– Как печально, Харриет! Я знаю, что тебе нравился сэр Рэндольф, да и он казался очарован тобой.
– Когда я была моложе, был у меня еще один поклонник. Он доставлял покупки из магазина рядом с моим домом. Однажды дядюшка застукал его, когда тот рылся в нашем мусоре, а на шею себе повязал мой рваный чулок. – Харриет поджала губы. – Если мною восхищаются писатель-шантажист и отвергнутый мусорщик, то кто я после этого?
– Не знаю. – Лиззи скорчила гримасу. – Лучше думать только о мистере Брэдборне. Кажется, он тобой не просто восхищается.
Харриет, уставившись на носки своих туфель, не сумела придумать никакого ответа. Они дошли до комнаты Лиззи.
– Ведь вы оба живете в Лондоне, так?
– Да.
– Но не были знакомы, пока не приехали сюда?
– Верно.
– Думаю, – многозначительно протянула Лиззи, – мистер Брэдборн постарается сохранить вашу дружбу, когда вы вернетесь домой. Возможно, мне придется прочитать в «Пост» объявление о свадьбе.
Настала очередь Харриет скорчить гримасу. Ей даже в голову такое не приходило. Она очень долго тешила себя надеждой, что они с подругами вместе будут стареть и превратятся в старых дев, всю свою жизнь наслаждаясь шикарными романами и экстравагантными приключениями. Но ее любимая подруга Абигайль Вулкотт попыталась завязать такой роман со своим слугой, позже оказавшимся маркизом, и тот стал ее мужем. И Августа Мерриуэзер, с которой Харриет жила в одном доме, уже была помолвлена и собиралась обвенчаться со своим мистером Дарси.
– Мистер Брэдборн говорил о том, что будет, когда вы уедете из особняка?
Харриет, вырванная из своих мыслей, вдруг сообразила, что уезжают они уже завтра, и покачала головой.
– Если б я любила биться об заклад, то поспорила бы на монету-другую, что этот человек твердо намерен продолжать ваше знакомство. Всякому ясно, что ему очень нравится твое общество, и клянусь, я никогда не видела мужчин, так уважающих мысли и мнение женщины.
– Не могу сказать, что ему нравятся все мои мысли. – Харриет подняла руку и на дюйм раздвинула большой и указательный пальцы. – Думаю, он считает меня вот настолько ненормальной.
Они услышали через дверь стон Беатрис Пруитт:
– Элиза, это ты? Я что-то совсем ослабела. – А потом куда более твердым голосом: – Ты что-нибудь выяснила насчет того выстрела?
– Ты просто поразишься, – сказала Лиззи, – как много мне известно про душевное нездоровье.
Глава 43
Теперь, выяснив тайну шантажиста, Бенедикт начал искать подходящий предлог, чтобы не покидать Харриет. Во время общего для всех обитателей дома обеда – эта трапеза могла быть намного приятнее, если бы не миссис Пруитт, то и дело заводившая речь об Оскаре Рэндольфе, – он наблюдал за Харриет. Она ела с непринужденным изяществом, раза два попыталась сменить тему и говорила краем рта Элизе Пруитт что-то такое, что заставляло Лиззи прижимать к губам льняную салфетку, пряча усмешку.
Раньше все было проще – он мог подходить к Харриет под предлогом расследования слухов или поиска дневников. А после поимки Рэндольфа Бенедикт вдруг сообразил, что никогда особенно не умел разговаривать с женщинами. Даже сестры постоянно жаловались, что он их не понимает.
Когда все вернулись в гостиную, Бенедикт подошел поближе к Харриет и попытался вступить в общую беседу. Уже включившись в дискуссию о книгах, он, к сожалению, вдруг вспомнил о том, что случилось с ее любимым писателем.
Вообще-то эта внутренняя борьба была просто нелепой. Особенно если учесть, как незадолго до рассвета он проснулся, и рука его лежала на ее мягкой груди, а колено уютно умостилось между ее бедрами.
Потом его озарило – он припомнил карточные таланты Харриет и решил, что можно подбить ее еще на одну игру. Например, опять держать пари. Скажем, снова предложить Харриет верховую прогулку, если она выиграет. Бенедикт уже собрался оторваться от стены, прислонившись к которой, он мысленно репетировал свои слова, как вдруг Харриет встала с канапе и пожелала всем приятного вечера. Неопределенно улыбнувшись ему, она выплыла из комнаты.
Чтобы не опорочить ее доброе имя, Бенедикт не сразу кинулся за нею вслед. Он выпил по стаканчику шотландского виски с Латимером и немного поболтал с Лиззи Пруитт, пытаясь сосредоточиться на ее вопросах о его работе. Когда наконец он извинился, собираясь уходить, Элиза понимающе улыбнулась.
Выходя из комнаты, Бенедикт прихватил с собой колоду карт. Он так долго обдумывал свой план, что теперь просто не мог от него отказаться. Как юнец, собравшийся пригласить девушку на танец, Бенедикт подергал сюртук и разгладил ладонями жилет. На полпути вверх по лестнице он снял очки и протер их, сказав себе, что ведет себя по-настоящему глупо. Просто безумие нервничать при встрече с женщиной, с которой ты не один раз оказывался вместе нагишом, причем это было очень приятно. Эта мысль заставила его ухмыльнуться, когда он поднял руку, чтобы постучать в дверь.
Дверь открылась раньше, чем костяшки его пальцев прикоснулись к дереву.
– Бенедикт, – произнесла Харриет, переводя взгляд с поднятого кулака на его лицо. – Что, у нас уже дошло до кулаков?
– Я собирался постучать. – Он подумал, что это настолько очевидно, что объяснения звучат и вовсе глупо. Своим появлением Харриет только все усложнила.
Она уже собиралась лечь в постель – стояла в ночной рубашке и босиком. Золотистые пряди спрятались, заплетенные в две свободные косы.
Бенедикт сообразил, что до сих пор не произнес ни слова. Он молча смотрел на Харриет и думал, что готов молчать всю оставшуюся жизнь, но тут она его выручила.
– Я вспомнила, – сказала Харриет, – ведь Куинн ударил вас пистолетом по голове. Вы ранены, сэр?
– Я об этом совершенно забыл. – Он поднял руку, пытаясь нащупать больное место, обнаружил его около виска и поморщился.
– Почему бы вам не войти? Я взгляну на вашу рану. – Харриет отступила от двери. – Бенедикт, – сказала она, сведя брови вместе, – почему ты так ухмыляешься?
Закрывая дверь, он искоса посмотрел на нее. Странная ухмылка исчезла, но это далось ему нелегко.
– Бенедикт?
– Честно говоря, Харриет, я почти весь вечер провел, придумывая, как бы оказаться рядом с тобой, и представить не мог, что ты просто пригласишь меня войти.
Харриет поджала губы и показала ему на кресло.
– Садись, – распорядилась она, взяв свечку. Бенедикт молча повиновался, позволив ухаживать за собой. Харриет наклонила его голову вперед, чтобы хорошенько осмотреть висок.
Она издала какой-то раздосадованный звук, похожий на кудахтанье курицы-наседки. Пальцы мягко перебирали густые волосы надо лбом.
– Здесь кровь, Бенедикт. Шишка и небольшая рана. Больно?
– Да просто тупая боль, ничего особенного, – сказал он.
Харриет вздохнула. Как-то очень грустно, думала она, подойдя к керамическому тазу для умывания и опуская в воду сложенную салфетку, что человек ловит шантажиста и занимается чужими делами, совершенно не заботясь о себе.
Слова слетели с ее губ прежде, чем Харриет, отжимавшая лишнюю воду с салфетки, сообразила, что произносит их:
– А кто о тебе заботится, когда рядом нет меня?
– Никто. – Его повеселевшие глаза прятались за поблескивающими стеклами очков. – Полагаю, никому и в голову не приходит, что я нуждаюсь в заботе. Я отлично справляюсь сам.
Харриет подошла к нему, покачав головой:
– Каждому нужно кого-то любить. – И беззвучно ахнула, поняв, что выдала себя этими словами. Она увидела, как застыл Бенедикт, как смех исчез из его глаз, и быстро переключилась на влажную салфетку, приложив ее к ране.
Его руки поползли наверх и нежно легли на ее бедра.
– Мне нужно что-то придумывать, – сказал он в пол, потому что она все наклоняла его голову вперед, – чтобы остаться с тобой, Харриет?
– Нет, – ответила она и слегка улыбнулась, подумав, что никто и никогда ничего особенного не придумывал, чтобы оказаться рядом с ней. Разве только тот странный юноша, повязавший себе на шею ее старый чулок. – Тебе нужно только постучаться, – сказала она, – и я впущу тебя.
Бенедикт поднял голову, и Харриет обеими руками схватила чуть не упавшую салфетку.
– Я хотел поговорить с тобой о чем-то очень важном.
– О сэре Рэндольфе?
– О тебе и обо мне.
– Да? И что тут обсуждать?
– Отъезд отсюда, возвращение в Лондон. – Его пальцы переместились на талию Харриет и легонько сжали ее. – Я лелеял планы о нашем с тобой будущем. Хотел создать общий дом.
Харриет молчала, а он невидящим взглядом смотрел на ее грудь.
– Может быть, ты считаешь наши отношения случайными, возникшими из-за странных обстоятельств – шантажист и приключения, с ним связанные. Но мы могли бы проводить больше времени вместе, когда вернемся в город. Со временем ты поймешь – никакая это не случайность. Я-то уже понял. – Он прокашлялся. – Я смогу любить тебя, Харриет, без дополнительных волнений вроде стрел на темном кладбище и людей в капюшонах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37