Кэмп подошел к дочери ближе. Ему хотелось, чтобы голос его прозвучал мягко, но в нем все равно проступала твердость:
— Родная, ты же ведь всегда доверяла мне, ты знаешь, что я всегда поступал так, как лучше для тебя. Поверь, мое теперешнее решение продиктовано тем же.
Тори подняла глаза на отца, почувствовала страх, от которого вдруг стало трудно дышать. Да, она доверяла отцу, знала, что он желает ей только лучшего — но все равно ничего не могла поделать с этим страхом.
Предчувствия ее не обманули.
— Я думаю, — торжественно расправил плечи Кэмп, — ты будешь рада узнать, что мистер Кантрелл оказал мне честь, попросив твоей руки. Я дал свое согласие.
Тори была слишком шокирована, чтобы хоть как-то отреагировать — словом или поступком. Она просто уставилась на отца во все глаза.
— Мне кажется, — продолжал он, — тебя вполне можно назвать счастливой. По крайней мере он белый, американец… Ваши дети наверняка будут сильными, здоровыми. И что самое главное, — понизил голос Мередит, — он мой. Он мне обязан. Ему придется во всем подчиняться мне. Можно ли мечтать о большем?
Тори с трудом обрела дар речи:
— Но почему, папа? Я же тебе сказала, между нами ничего не было!
Кэмп горько усмехнулся.
— Ты сбежала с этим мексиканцем. Не с кем-нибудь, а с человеком, который всю жизнь был моим злейшим врагом. Большое ли значение имеет после этого, было или не было у тебя что-нибудь с этим Кантреллом?
— Папа, я тебя прошу…
Кэмп нахмурился, взгляд его стал еще суровее.
— Подумай об этом, дочка, и я уверен, ты поймешь, что я прав. Это единственный и самый простой способ исправить положение. — Постаравшись смягчиться, Кэмп дотронулся до лица дочери рукой. — Родная, у меня ведь тоже в жизни было много неприятностей, без этого нельзя. Но я научился извлекать из них выгоду. Иначе бы мне не удалось достичь в жизни того, чего я достиг.
Руки Тори непроизвольно сжались в кулаки, к лицу, еще за минуту до того смертельно бледному, прилила кровь.
— Нет! — задыхаясь, прохрипела она. — Я ни за что на свете не выйду за него! Ты не можешь меня заставить!
Лицо Кэмпа потемнело.
— Заставлю, дочка, заставлю, ты плохо знаешь Кэмпа Мередита!
Тори почувствовала, как в ней черной волной поднимается паника.
— Нет! Я запрусь в комнате, я убегу, я покончу с собой!.. Папа! Ради Бога, не делай этого! Я знаю, ты меня любишь, не делай этого!
Но Кэмп оставался непреклонным:
— Хватит, Тори! Я и так всю жизнь только и делал, что потакал твоим капризам. Я отпустил тебя в этот проклятый Новый Орлеан — если бы я отказался, не произошло бы и всей этой заварушки. Не трать понапрасну время, Тори, со мной спорить бесполезно. Пойми же, — добавил он уже мягче, — я просто не вижу иного выхода.
Тори понимала, что спорить бесполезно. Однако все ее существо противилось решению отца.
— Но, папа, — предприняла она последнюю, отчаянную попытку, — я… я не люблю его.
— Сочувствую, — Кэмп был все так же непреклонен, — но ты наверняка понимаешь, что в твоем положении выбирать не приходится. Сама виновата, заварила кашу — сама и расхлебывай.
Кэмп направился к двери. На пороге он обернулся.
— Завтра же утром пошлю за священником, — безучастно произнес он. — Так что, думаю, сейчас тебе лучше как следует отдохнуть.
Итан стоял у конюшни и курил, прислушиваясь к храпу лошадей и поглядывая на единственное освещенное окно дома. Из этого окна его вполне могли видеть, но он и не прятался.
Внешне Итан казался совершенно спокойным, но внутри у него все кипело. Бездыханное, окровавленное тело жены представлялось ему так, словно он снова держал его в руках; ненависть к Кэмпу была столь же сильна, как и десять лет назад. Эта ненависть будто съедала его заживо, пропитывала все его существо.
Итан услышал, как отворилась дверь, по двору прошелестели шаги. Он не сомневался, что это Тори. Итан почувствовал, что она подошла к нему, ощутил ее дыхание. Затянувшись в последний раз, Итан обернулся.
Тори была в ночной рубашке, наброшенной на плечи шали и шелковых тапочках. Волосы свободно рассыпались по плечам, на лбу залегла глубокая складка. Глядя на нее, Итан на какое-то мгновение забыл о своей ненависти к Кэмпу.
— Добрый вечер, женушка! — ухмыльнулся он. — Я смотрю, ты уже готова к первой брачной ночи! А ты не забыла, что сначала должна состояться свадьба?
Чтобы решиться выйти из дома и подойти к Итану, которого она заметила из окна, Тори понадобилось пятнадцать минут. Видеть этого человека для нее сейчас было пыткой — в ее сознании сразу же вспыхивали воспоминания о его поцелуях, о прикосновениях его рук к ее обнаженным плечам… И сразу же за этим воспоминания о холодном блеске в его глазах, когда он оттолкнул ее. Нет, она никогда не простит ему — не потому, что такое не прощается, а потому что просто не сможет забыть.
И все-таки Тори не ожидала, что и теперь Итан будет смотреть на нее с той же ненавистью в глазах. Он казался ощетинившимся, словно большая дикая кошка, готовая в любой момент броситься на нее.
Тори нервным движением еще плотнее закуталась в шаль, словно та могла ее защитить. Но ей не хотелось показывать свой страх.
— Зачем ты это делаешь? — напрямик спросила она и сама не узнала своего голоса. — Ты же не хочешь жениться на мне, я знаю! Уезжай отсюда — тебе самому так будет лучше. Если надо, я дам тебе денег на дорогу. Только ради Бога, уезжай!
Губы Итана едва заметно дрогнули в улыбке.
— Нехорошо, женушка, нехорошо! Разве так разговаривают с любимым мужем?
— Итан, ради Бога, — взмолилась Тори, — ты же знаешь, что и я не хочу выходить за тебя замуж! Да для меня лучше удавиться!
— Той ночью у тебя было другое настроение, — усмехнулся он.
Тори почувствовала, как кровь застучала ей в виски.
— Как ты смеешь!.. Подлец!..
— О чем ты? — вырвалось у Итана помимо его воли. Он не хотел давать воли эмоциям, но был рад, что ему удалось задеть Тори. — Не ты ли умоляла тогда о поцелуе? И насколько я могу судить, хотела этого гораздо больше, чем я!
У Тори перехватило дыхание, почти остановилось сердце.
«Нет, папа, — решила она, — я никогда не стану его женой! Никогда!»
Пальцы Тори сжались в кулак, комкая шаль. Она с такой ненавистью смотрела на Итана, что ему показалось — она собирается его ударить. И он даже не без злорадства ждал этого.
Но Тори настолько не хотелось прикасаться к Итану, что она не могла его даже ударить.
— Не подходи ко мне, — ледяным голосом потребовала она. — Никогда!
— Не беспокойся, — усмехнулся он, — я буду спать в конюшне. Меня и самого больше устроит компания лошадей, чем твоя.
Какой простой казалась Тори жизнь всего несколько дней назад! Все люди делились на хороших и плохих. Диего был плохим, потому что использовал ее, Итан хорошим, потому что ее спас. Но сейчас все так запуталось… Даже в самых мрачных фантазиях Тори не могла себе представить такого предательства, на какое оказался способным Итан. Предательство Диего по сравнению с ним было ничтожным. Тори чувствовала себя совершенно опустошенной.
— Ты ужасный человек! — прошептала она. — Я не могу поверить, что когда-то ты мне нравился!
— А кто хотел романтической любви? — невозмутимо напомнил он. — Кто кого умолял о поцелуе? Хочешь свалить все свои обиды на меня? Подумай хорошенько — не сама ли ты во всем виновата?
— Да, это так! — выкрикнула она. — Думаешь, я не знаю?
На какое-то мгновение Итан растерялся. Тори сейчас переживала такую бурю эмоций, что Итану даже стало жаль ее. Но он тут же прогнал это настроение. Он не должен жалеть ее, не имеет права!
— Ты сама во всем виновата, — повторил он. — И у меня гораздо больше оснований обвинять тебя в том, что по твоей милости мы вынуждены вступать в этот не нужный ни мне, ни тебе брак. Сначала ты убежала с этим мексиканцем. Потом, когда с ним ничего не получилось, стала вешаться на первого встречного. Что ж, ты хотела мужа — ты его получила. Какие проблемы?
— Тебя я не хотела!
— А я, по-твоему, тебя хотел? Нет уж, голубушка, инициатива была твоей и только твоей. Твой распрекрасный Диего оказался на поверку не таким уж и распрекрасным, вот ты и бросилась на первого попавшегося мужика. И у тебя еще хватает наглости заявлять, что я тебя использовал! Не ты ли, милочка, меня использовала?
— Да как ты смеешь!
— Ты все заранее продумала — ты и твой папаша. А я просто случайно оказался в это замешанным. Что ж, получай теперь по заслугам!
Тори молчала. Она уже не чувствовала обиды — слишком многое свалилось на нее за один вечер, и чаша терпения переполнилась.
— Хорошо, — после долгой паузы проговорила она. — Но я не понимаю одного: если тебе так же противен этот брак, как и мне, почему ты не пойдешь к моему отцу и не скажешь все, как есть?
Пожав плечами, Итан рассмеялся нервным смешком:
— Просто пойти и сказать? Да ты, я вижу, ничего не понимаешь! — Он посерьезнел. — Хорошо, объясню. Есть две причины. Первая — не каждому работнику выпадает удача жениться на дочери хозяина. У меня, как ты знаешь, никогда не было и гроша за душой — а тут вдруг я становлюсь наследником целого состояния. Ради этого можно жениться даже на такой стерве, как ты. А вторая — мне просто нет хода отсюда: люди твоего отца живьем меня не выпустят. Так что, — ухмыльнулся он, — тебе же лучше: можешь не бояться, что муж от тебя убежит.
Тори всю трясло от ярости.
— Отец не может меня заставить! И ты тоже! Никогда!
— И что же, скажи на милость, ты собираешься делать? — Итан пристально посмотрел на нее. — Снова убежишь? Может быть, хватит валять дурака? Не пора ли перестать быть ребенком? Начиталась всяких романов о прекрасных рыцарях! Твой отец все равно уже не изменит решения!
Тори с презрением посмотрела на него:
— Только человек, совершенно не уважающий себя, способен жениться на женщине, которая его презирает! Впрочем, чего еще от тебя ожидать…
Слово «жениться» вдруг вызвало у Итана волну воспоминаний. Жениться… Жена… Кэтлин — тихая, кроткая, работящая… Кэтлин в крови, с печатью смерти на бледном лице… Не предает ли он память жены тем, что женится на дочери ее убийцы?
Свет померк перед глазами Итана. Он схватил Тори за руку, не замечая ее испуга.
— Ты никогда не будешь моей женой по-настоящему, — проговорил он. — Я никогда не буду любить тебя. Ты для меня существуешь только как средство. Поняла или нет?! — Он яростно потряс ее. — Ты для меня ничего не значишь, ничего!
Волосы упали Тори на лоб. Она вся дрожала, ей трудно было дышать.
— Отпусти меня! — собрав последние силы, потребовала она.
Итан отпустил ее руку так резко, что Тори чуть не упала, потеряв равновесие. Ее рука затекла от железной хватки Итана. Закутавшись в шаль, Тори неожиданно объявила:
— Хорошо, Итан Кантрелл. Хочешь, чтобы я стала твоей женой, стану. Но, клянусь Богом, ты за все заплатишь сполна! Я сделаю все, чтобы отравить каждый твой день, каждый час! Я превращу твою жизнь в ад!
Она отвернулась и медленно вошла в дом. Через минуту свет в ее комнате погас, и Итан остался один в темноте.
Глава 12
Сначала Тори решила даже не переодевать своих повседневных ковбойских брюк и сапог ради свадебной церемонии — все утро, чтобы хоть как-то снять напряжение, она скакала на лошади. Не раз у нее возникало желание отправиться куда глаза глядят — и пусть Итан с этим дурацким священником ждут ее сколько заблагорассудится. Но она понимала, что это бесполезно: отец все равно найдет ее, где бы она ни была, и будет только хуже.
Тори неохотно вернулась в дом, теша себя надеждой, что, может быть, отец все-таки передумал, или передумал Итан, или священник заболел… Но Розита как ни в чем не бывало ждала ее у дверей.
— Мисс Тори, — нетерпеливо затараторила служанка, — до свадьбы всего час, вам надо поторопиться! Ваше платье готово.
Пройдя в комнату и увидев, какое платье приготовила для нее Розита, Тори вспыхнула. Она редко злилась на слуг, но сейчас готова была разорвать Розиту на части.
Нет, не пойдет она к венцу с Итаном в свадебном платье своей матери! Это было бы предательством по отношению к ее памяти. Но и сплетен о том, что дочь Мередита венчалась в ковбойских брюках и грязных сапогах, она не хотела. И так уж о ней наверняка судачат в городе.
Тори решила остановиться на другом платье — бальном — и попросила Розиту подготовить его. Но, надев его, поняла, что оно не годится. Платье, которое так нравилось ей еще совсем недавно, теперь выглядело легкомысленным и слишком пышным. К тому же Тори показалась себе в нем деревенской дурнушкой, нарядившейся принцессой.
Стянув платье через голову, Тори бросила его на пол. В этот момент на лестнице послышался голос отца, зовущего ее. Тори послала Розиту предупредить, что она сейчас придет. Вытащив из гардероба первое попавшееся — какое-то серое — платье, Тори попросила Розиту отгладить его. Впопыхах она задела ногой за открытую дверцу шкафа и порвала чулок; к тому же, надевая корсет, умудрилась оторвать пуговицу, и Розите пришлось срочно ее пришивать.
Тори рылась, в комоде, пытаясь найти другие чулки, когда вошла Консуэло.
— Что вы здесь делаете? — резко повернулась к ней Тори.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Спасибо, не надо, — огрызнулась Тори. Найдя какой-то чулок, она натянула его. Он был более застиранным, чем первый, и не совсем подходил по цвету, но, в конце концов, этого никто не заметит.
— Пуговицу пришью я, — обратилась Консуэло к Розите. — Ты лучше погладь платье, пока утюг не остыл.
Розита с благодарностью передала ей корсет, и Консуэло, расчистив место среди валявшейся повсюду одежды, присела на кровать. На Консуэло сегодня было темно-синее платье, шею украшала скромная золотая цепочка. Выглядела она, как всегда, спокойной, сдержанной и поразительно красивой. Тори покосилась на шрам Консуэло, удивляясь про себя, почему он ее не портит. Казалось, такую женщину ничто не могло испортить, ничто не могло сделать некрасивой, и это, пожалуй, было одной из причин, почему Тори недолюбливала Консуэло.
— Нет ничего странного в том, что ты так нервничаешь, — не отрываясь от шитья, в своей обычной спокойной манере произнесла Консуэло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31