Пойми — я видеть его не могу!
Кэмп в растерянности посмотрел на Консуэло и снова повернулся к Тори:
— Почему, дочка? Что случилось? — Взгляд его вдруг стал острым, словно у орла. — Он тебе что-то сделал? Говори же!
Тори очень хотелось солгать, сказать, например, что Итан пытался ее изнасиловать. Тогда отец скорее всего отошлет его, Тори постепенно забудет о своем унижении, а Итан будет наказан за то, как с ней обращался. Но Тори всегда была откровенна с отцом.
Она опустила глаза.
— Нет, — пробормотала она.
— Так почему же?
Тори подняла на отца глаза, полные отчаяния.
— Потому что… — забормотала она, сама не зная, что скажет, — потому что он все знает. Знает, что я сама убежала с этим Диего и все такое. Наверняка будет говорить обо мне всякие гадости всем этим придуркам, твоим работникам. Но даже если и не будет, все равно это слишком унизительно — видеть его каждый день, понимать, что ему все известно… Папа, я знаю, что виновата, что заслуживаю наказания, но, ради Бога, папа…
Кэмп задумался. Во взгляде его Тори не удавалось ничего прочитать. Наконец он хмуро кивнул:
— Хорошо, я подумаю. Ступай, отдохни, поговорим позже.
Тори не хотелось уходить, но она чувствовала, что отец предпочел бы, чтобы она его оставила. Возможно, он не хотел продолжать разговор, боясь сказать или сделать что-то не то, может, ему просто было тяжело ее видеть. Тори хотелось броситься в объятия отца, прижаться к его груди и зарыдать, как в детстве. Но эти времена безвозвратно прошли. И никто, даже ее всесильный отец, не мог здесь ничего изменить.
Тори заставила себя подняться, хотя ноги не слушались ее. Поставив так и не пригубленный бокал на стол, она направилась к выходу, но на пороге задержалась и посмотрела на отца. Тот сидел за столом в той же позе и с тем же выражением лица и показался вдруг Тори уставшим, постаревшим и каким-то маленьким. У Тори сжалось сердце.
— Прости меня, папа, — прошептала она. Голос ее сорвался, и она кинулась вверх по лестнице в свою комнату. Слезы душили ее.
В кабинете Кэмпа надолго установилась тишина. Казалось, она сгущалась, как и темнота за окном. Наконец Консуэло выступила из своего угла, чтобы зажечь лампу на столе и еще две на стенах.
Закончив, она остановилась посреди комнаты и вздохнула:
— Да, проблема серьезная… И что ты теперь собираешься делать с дочерью?
— Проблема — не то слово! — вскинулся Кэмп. — Это настоящая катастрофа! Ее репутация навсегда погибла с той минуты, когда она убежала с бала с этим Ортегой!
Консуэло нахмурилась, но продолжала довольно спокойно:
— Ты веришь, что Ортега не посягнул на ее честь?
— Я-то ей верю, но ведь дело в том, что, кроме меня, в это никто не поверит. — Его брови сошлись на переносице. — И вот что я тебе еще скажу: сдается мне, что она чего-то недоговаривает. Что-то у нее с этим Кантреллом было. Не знаю, насколько это серьезно, но что-то явно было.
Консуэло с минуту молчала, пристально глядя на него.
— Мне кажется, что теперь у тебя лишь два выхода, чтобы спасти ее репутацию: либо отдать ее в монастырь, либо выдать замуж.
Кэмп невесело улыбнулся:
— Честно говоря, я думал, что уже нашел ей жениха. — Улыбка его стала совсем грустной. — А получилось, что тот самый человек, которого я нанял, чтобы спасти ее, погубил ее!
— Кантрелл, — выдохнула Консуэло.
— Тебе действительно он не нравится?
— Говорила же я, что из-за него у тебя будут одни неприятности!
Кэмп тяжело поднялся из-за стола и направился к Консуэло. Подойдя к ней, он обнял ее, и они долго стояли обнявшись. Это не было объятием любовников или союзников, хотя в нем было что-то и от того, и от другого. Скорее, это было объятие старых друзей, которые за долгие годы так часто обращались друг к другу за советом или моральной поддержкой, что это стало естественным, словно дыхание.
Наконец объятия разжались, и Консуэло чуть отошла от Кэмпа.
— Я уверена, что ты примешь правильное решение. Кэмп немного помолчал.
— Насколько я понимаю, выбор у меня невелик. А если он вдруг замыслит что-нибудь против нее, то не успеет он это сделать, как она станет вдовой. А быть вдовой — не позор.
Кэмп подошел к окну. Руки его были сцеплены за спиной. Он окинул взглядом свои бескрайние владения.
— Настоящая империя! И ради чего? Эх, Конни, почему все в жизни так сложно? Когда же наконец наступит просвет?
— Погоди. Все еще образуется, — просто ответила она. Кэмп молчал, глядя в окно.
Дворецкий, невысокий человек средних лет, провел Итана по широкому коридору в правое крыло дома и остановился у одной из дверей. В доме стояла тишина. Где сейчас Тори, Итан не знал, да и знать не хотел. Все, что ему сейчас было нужно, — это отдохнуть от всего хотя бы денек.
Итан постучал в дверь, и голос Кэмпа пригласил его войти. Войдя, Итан закрыл за собой дверь, и сразу же из темноты выступили семь человек с ружьями.
Нервы Итана напряглись до предела. Рука его машинально потянулась к револьверу на поясе, но в последний момент он успел-таки остановить ее — эта ошибка оказалась бы роковой. Итан переключил все внимание на человека, сидевшего за столом. Внешне Мередит казался совершенно спокойным. Но и окруженный людьми Кэмпа, Итан по-прежнему обдумывал свои шансы разрядить в него револьвер.
Итан был профессионалом и никогда не хватался за оружие в порыве эмоций. Сейчас его шансы, разумеется, были невелики, но надежда все-таки оставалась. Если у него не будет выбора, он все равно успеет выстрелить. Если ему суждено быть убитым, Кэмп Мередит погибнет первым.
Но быть застреленным Итану, разумеется, не хотелось.
Кэмп откинулся в кресле. Лицо его по-прежнему оставалось спокойным.
— Так откуда ты, сынок? — спросил он.
Боковым зрением Итан видел суровые лица окружавших его людей, ружья, нацеленные на него. Судя по всему, эти люди такие же профессионалы, как и он. Возможно, Кэмп нарочно хочет спровоцировать его взяться за револьвер.
Итан принял независимую позу.
— Из Техаса, — спокойно, с достоинством ответил он. Кэмп покачал головой:
— Из Техаса, но, как я уже отметил, знаешь толк в хорошем бренди. Я сразу понял, что ты из тех, кого можно назвать джентльменом. В тех краях, как, впрочем, и в наших, такой редкая птица. Что ж, посмотрим, что за джентльменов способен вырастить Техас.
Вынув из портсигара длинную сигару, Кэмп аккуратно обрезал ее маленькими ножницами и с наслаждением понюхал.
— Отличные сигары! Купил их, когда случилось быть в Нью-Йорке. Куришь, Итан?
— Иногда.
Кэмп закрыл портсигар, так и не предложив сигару Итану. Он театральным жестом зажег спичку, поднес ее к сигаре и с наслаждением затянулся. Итан знал, что весь этот спектакль предназначен для того, чтобы потянуть время, действуя ему на нервы, пока он наконец не сорвется. Итан ждал. Время, казалось, тянулось бесконечно. Он вдруг почувствовал, что ему совершенно не хочется умирать по крайней мере не использовав шанса спустить курок.
Наконец Кэмп посмотрел на него, щурясь от дыма сигары.
— Ты не женат, Итан? — спросил он. Итан сразу же машинально напрягся.
— Нет, сэр.
Кэмп медленно покачал головой.
— Что ж, в таком случае ты вряд ли поймешь, что значит дочь для отца и как трудно ее вырастить. Возьмем, к примеру, мою Тори. Можно сказать, она меня опозорила, но дочь есть дочь, не так ли, Итан?
Итан молчал.
— Да, — продолжал Кэмп, — опозорила она меня не на шутку тем, что убежала с этим Ортегой. Ну а с тобой-то она как себя вела? Ты парень молодой, симпатичный, наверняка у тебя или у нее могло возникнуть искушение…
— Моя работа, — спокойно откликнулся Итан, — состояла в том, чтобы вернуть ее домой, только и всего.
— Да, — кивнул Кэмп, — ты отлично справился, и, будь уверен, я в долгу не останусь. Но видишь ли, есть одна проблема. Дело в том, что я не могу сделать тебя просто одним из моих работников — теперь, когда ты… скажем так, слишком хорошо знаешь мою дочь. Мне сейчас нужно подумать о восстановлении ее репутации. У тебя, я слышал, какие-то проблемы с законом, так что тебе, пожалуй, какое-то время лучше отлежаться на дне. Думаю, вдвоем нам удастся решить и твои, и мои проблемы.
Итан похолодел. Ловушка! Как он сразу не догадался? Это ловушка!
— Может быть, мне все-таки лучше предстать перед законом?
Кэмп улыбнулся, кинув взгляд через левое плечо. Человек, стоявший там, вскинул ружье.
— Не валяй дурака, — предупредил Кэмп. — Подумай хорошенько.
«Десять лет! — звучало в мозгу Кэмпа. — Десять лет ожиданий, планов, ненависти, клятв… и все это вдруг коту под хвост из-за какой-то малолетней шлюшки!» Итан почувствовал, как в нем снова темной волной поднимается ненависть.
Нет, он не может уйти. Уйти — значит отступиться.
Время тянулось медленно. Единственным звуком в комнате было тиканье часов, единственным движением — мерцание лампы на столе Мередита.
— Сэр, — проговорил Итан, — могу я просить руки вашей дочери?
Глава 11
Кэмп осторожно постучал в дверь комнаты дочери и, получив разрешение, вошел. Тори уже приготовилась ко сну и была в простой белой ночной рубашке и шелковом пеньюаре в цветочек. Кэмп смутно вспомнил, как заказывал этот пеньюар в Сент-Луисе в качестве рождественского подарка для дочери. Кэмп мало внимания уделял подобным вещам — как правило, этим ему помогала заниматься Консуэло. Может быть, в этом и был корень его проблем — он слишком мало внимания уделял дочери, вот и упустил ее.
Тори сидела у окна за небольшим столиком, на котором стоял поднос с едва начатым ужином. Волосы ее еще были влажными после недавно принятой ванны, лицо отмыто от грязи, но все это не могло скрыть ни черных кругов под воспаленными глазами, ни отчаяния в этих глазах.
Кэмп откашлялся, приготовившись говорить, но слова застревали у него в горле. Ему нужно было время, чтобы привести в порядок свои мысли. Сказать предстояло слишком многое, и Кэмп не был уверен, что сумеет подобрать нужные слова. Что он, в конце концов, знал о женщинах, о взрослых дочерях? Он всегда был человеком дела, привыкшим принимать быстрые решения и не оглядываться назад. До сих пор ему казалось, что он делает для дочери все, что может. Сейчас он впервые усомнился в этом.
Кэмп постарался как можно приветливее улыбнуться дочери и сделал рукой знак, что она может продолжать ужин. Пока Тори ела, Кэмп нервно мерил комнату шагами, сцепив руки за спиной.
Кэмп уже много лет как перестал заходить в комнату своей дочери — фактически с тех пор, как она стала достаточно взрослой, чтобы укладывать ее в кроватку, укрывать одеялом и целовать на ночь; и теперь он удивился, как изменилась ее комната за эти годы.
Конечно, Кэмп знал, что дочь листает каталоги, так как время от времени ей требовались то новомодные шторы, то какие-то подушечки на кресла. Кэмп привык исполнять все ее капризы, даже не задумываясь. Что она делает со всеми этими шторами и подушками — он никогда не интересовался.
Комната Тори, как и все комнаты в доме, была большой, с двумя каминами, окнами почти во всю стену и маленьким балконом, выходившим на горный склон. Как и остальные комнаты, она была укреплена толстыми бревенчатыми стенами, а для пущей прочности еще и большими дубовыми панелями изнутри. Тори, разумеется, не хотелось жить в комнате с деревянными стенами, и она обила их симпатичной тканью — голубые розочки на белом фоне. Занавески на окна сшили из той же ткани. Комната делилась на две части — спальня и кабинет. Кровать была большой, почти квадратной. На ней лежало простое белое покрывало, а в изголовье возвышалась целая гора подушек от огромной до самой крошечной. В комнате стояло множество маленьких столиков, покрытых ажурными скатертями и уставленных всевозможными женскими безделушками — духами, пудрой, книжками в изысканных переплетах… Кресла были маленькими, с завитушками на подлокотниках и светло-голубой обивкой — с первого взгляда на них можно было безошибочно определить, что они принадлежат женщине. Кэмп оглядывал комнату со странным чувством: как мало он, оказывается, знал о своей дочери!
Тори сидела не меняя позы и выжидающе глядя на отца. Стараясь выглядеть непринужденным, но понимая, что у него это плохо получается, Кэмп улыбнулся:
— А неплохо, я смотрю, ты обставила комнату! Раньше я и не замечал… Что ж, ты права — женщину должны окружать женские вещи.
Подойдя к камину, Кэмп взял в руки портрет покойной жены в строгой деревянной рамочке.
— Когда я познакомился с твоей матерью, она была моложе, чем ты сейчас. Боже, как недавно это было — и как давно…
— Жаль, — проговорила Тори, — что я мало похожа на маму. Она была настоящей леди — спокойной, уравновешенной, никогда не совершала серьезных ошибок. Уж она-то никогда не огорчила бы своих родителей так, как я огорчила тебя!
Кэмп рассмеялся, на минуту забыв обо всех своих горестях:
— Она? Знала бы ты, как она однажды огорчила своих родителей — когда сбежала со мной! Они тогда чуть ли не весь штат подняли на ноги, заставили прочесать с собаками едва ли не каждую милю…
Тори удивленно посмотрела на отца:
— Я и не знала…
Кэмп покачал головой:
— Ее родители тогда пришли в бешенство: они считали, что я ей не пара. К тому же ей было всего пятнадцать… — Он помолчал. — Может, они и были правы — жизнь у нас так и не сложилась. Что это за жизнь, когда муж почти все время в отлучке, а ты дома одна с маленьким ребенком.
Кэмп поставил портрет на место и повернулся к дочери.
— Я, как всякий отец, всегда хотел, чтобы у тебя все сложилось хорошо, мечтал выдать тебя замуж, прежде чем умру, знать, что у тебя надежный муж…
Тори заставила себя улыбнуться:
— Об этом не беспокойся, папа. Не найду мужа — сама о себе позабочусь. Ты же всегда говорил мне, что я сильная. С работой на ранчо справляюсь не хуже любого мужчины…
— Нет, женщине это не подходит.
Тори опустила взгляд, не в силах смотреть в глаза отцу.
— Папа, я решила остаться одна. Ты же знаешь, что у меня просто нет иного выхода. Теперь, после того, что я сделала, ни один мужчина на мне не женится.
В комнате воцарилась тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31