стальная ванна 180х80
Ничего особенного в их поведении замечено не было — обычные любовники среднего достатка. Необходимо было предпринимать активные действия по розыску драгоценностей: в любой момент бывшая супруга могла потребовать новых компенсаций и сделать губительные для чести Денисова заявления для прессы. Проанализировав сложившуюся ситуацию, сыщик и Денисов разработали новый план действий: первым делом во что бы то ни стало разъединить Данжу и Илью, хотя бы на некоторое время.
Для этого Денисов отправился в город Мюгге, расположенный в двух часах езды от Люцерна. Он остановился в отёле и по телефону переговорил с доктором санатория, в котором лечился Илья, выясняя, может ли тот вынести переезд. Узнав, что сын здоров, Денисов вызвал его к себе в Мюгге телеграммой. Тот немедленно известил об этом своего друга. Данжу спешно переехал в Берн со своей итальянкой, устроил её в отёле и вернулся в Люцерн, где, встретившись с Ильёй, имел с ним долгий разговор, после которого попытался вместо него встретиться с Денисовым, но тот не принял его. Он желал видеть только сына.
* * *
Наконец, в Мюгге прибыл сам Илья. Отец повторил своё предложение вернуться вместе в Россию, порвав с Данжу, но сын и на этот раз отверг его. При этом он был крайне возбуждён и его била крупная нервическая дрожь. Отец переменил тон и тему разговора. Он мягко и доброжелательно обратил внимание сына на состояние его здоровья, на то, что ему следует серьёзно лечиться, а ведь для этого нужны деньги, чтобы платить хорошим специалистам. У месье Данжу, ежели он бриллиантов не брал, таких денег быть не может, и, оставаясь вне семьи, Илья окончит свои дни в бесплатной клинике для психически больных. При этом Денисов живо описал все присущие подобным заведениям «прелести». Отец предлагал сыну, коль тот не хочет ехать в Россию, отправиться для лечения в Париж, но при этом оговаривал себе право сопровождать его, чтобы платить за лечение и вообще заботиться о нем. Немного подумав, Илья согласился ехать с отцом в Париж, заявив все же, что считает месье Данжу честнейшим человеком. Денисов-старший не стал с ним спорить — главное, что сын согласился ехать в Париж с ним, а не с французом! За ними, безусловно, последует и Данжу, а за ним — Кунцевич со своей сыщицкой бригадой. Им было крайне важно вытащить всю эту компанию именно в Париж, где, предположительно, Данжу спрятал бриллианты: сыщики, наводя справки об итальянке, подружке Данжу, установили, что она сначала проследовала в Париж, а уж потом присоединилась к Данжу в Швейцарии.
* * *
Прибыв в Париж, каждый занялся своим делом: отец водил Илью по врачам, а люди Кунцевича неотступно следили за Данжу. На третий день после прибытия в Париж он посетил один дом на улице Вольтера. Вскоре туда же прибыла и итальянка. Пробыв в доме до вечера, любовники расстались. С этого дня они стали являться туда как по расписанию, ежедневно. Кунцевич навёл справки у швейцара этого дома и выяснил, что Данжу арендует в доме квартиру под чужим именем, здесь его знали как Марка Фердинанди. Сыщики обратились в криминальную полицию Парижа и с её помощью стали изымать почту месье Данжу. Здесь их ждала удача: в одном из писем своему брату Данжу написал, что очень скоро он уже реализует бриллианты, купит большой многоквартирный дом и заживёт, как мечтал, жизнью хорошо обеспеченного домовладельца и рантье. Брату он сулил место управляющего при его доходном доме. Для французской полиции этого оказалось достаточно, и буквально на следующий день поклонника Оскара Уайльда и «чистой мужской дружбы» арестовали на лестничной площадке возле квартиры на улице Вольтера. При обыске в этой квартире нашли и камни, похищенные у Денисова. Данжу извлёк бриллианты из оправ, но все они были на месте, за исключением двух камней, извлечённых из диадемы мадам Денисовой. Их он продал, чтобы обеспечить себя деньгами на первое время, пока не реализует все драгоценности.
* * *
В полиции, уже не таясь, Данжу рассказал о том, как, приобретя власть над сыновьями Денисова, он только ждал удобного случая эту власть употребить. Начал он с векселей, которые заставил подписать Николая и Илью, порознь друг от друга. Всего они выдали ему векселей на 350 тысяч франков, которые он учёл в банке «Лионский кредит», открыв там онкольный счёт. Потом возникла идея с подменой бриллиантов. Зная о том, что отношения супругов Денисовых крайне запутанны, Данжу решил воспользоваться этим, рассчитывая, что гордые аристократы не станут «выносить сор из избы». В качестве первоначальной «отмычки» он употребил ничего не подозревавшего Илью. Однажды вечером воспитатель сумел убедить молодого человека, что тот неважно выглядит. Крупная нервная дрожь нередко случалась в тот период у больного юноши. «Добрый друг» убедил сына попросить у отца его тёплый домашний халат, чтобы укутаться на ночь. В кармане халата лежала связка ключей, это француз подметил давно. Остальное было делом техники: напоив Илью успокоительными лекарствами, француз дождался, пока тот крепко уснул, вытащил из кармана ключи, снял мерку и положил их обратно. На другой день он заказал слесарю копию ключа от кассы и, получив таковую в свои руки, похитил украшения, подменив их первым, что попалось под руку.
Он заставил Илью выправить заграничный паспорт и решил увезти его с собою, имея в качестве щита от нападок родителей. В день приезда Денисова-старшего они выехали за границу: убедить Илью ехать было несложно. «Отец может помешать нашему счастью, — твердил воспитатель, добавляя: — Здесь существами низшими плетётся дьявольская интрига против меня». Этих аргументов вполне хватило для того, чтобы безвольный молодой человек отправился с ним и потом защищал до последнего, грозя самоубийством.
Уже в Париже, осторожно подготовив почву, Данжу открылся Илье, что именно он взял бриллианты из кассы его отца. Сначала Денисов-младший возмутился, стал требовать немедленно бросить проклятые камни в Сену… но потом, обласканный, приголубленный и убеждённый во всегдашней правильности поступков Данжу, совершенно успокоился и отцу ничего не сказал до самого ареста своего любовника. Относительно дальнейшей судьбы Ильи, после того как он, сыграв свою роль, стал бы не нужен своему кумиру, остаётся только догадываться — скорее всего, его ждал бы сумасшедший дом в какой-нибудь европейской дыре, а то и дорожка на тот свет, проторённая старшим братом, не случайно мысль о повторении его шага сидела в голове молодого человека. После того как Илья «вошёл в курс дела», Данжу решился извлечь бриллианты из тайника, в который их упрятала его сообщница, и перевёз на квартиру на бульваре Вольтера, готовя к продаже. Нельзя же было солидным покупателям демонстрировать столь деликатный товар в лесу или номере отеля?!
* * *
Данжу поместили в тюрьму, на счёт его в «Лионском кредите» наложили арест, а похищенные бриллианты вернули Денисову-старшему. Вместе с сыном шталмейстер выехал в Россию в середине июня 1914 года. Но счастливого конца этой истории не последовало: ещё в поезде Илье сделалось худо, с ним несколько раз кряду случились неврастенические припадки, начались галлюцинации и истерики. В ужасном состоянии его прямо с вокзала в Петербурге увезли в больницу для душевнобольных доктора Консевича.
Прошло несколько дней, но состояние больного не улучшалось: припадки и галлюцинации продолжались, усиленные тем, что сейчас называют «кокаиновой ломкой». В минуты просветления Илья слёзно умолял отца не преследовать «милого месье Данжу» и тем вернуть ему душевное спокойствие. Денисов, будучи не в силах переносить вида мучений сына, дал такое обещание и слово сдержал. Он обратился через французское посольство к судебным властям Французской республики, прося прекратить уголовное дело в отношении Данжу, поскольку он прощает его, с тем, однако, условием, что упомянутый Данжу никогда более не пересечёт границ Российской империи и не вступит в письменные или какие-либо ещё сношения с его сыном Ильёй Денисовым. В случае невыполнения этого условия Денисов оставлял за собой право возобновить преследование Данжу в судебном порядке.
Никто не знал тогда, что все это, в сущности, уже лишнее: менее чем через полтора месяца началась Первая мировая война, смешавшая в одну кучу обломки планов, условий, прежних законов и человеческих судеб…
Авторитетные мальчики
Вечером 12 января 1910 года на имя начальника сыск-ного отделения псковской полиции Мютеля из Петербурга пришла телеграмма: «Срочно примите меры к задержанию мальчика Пети Крылова, совершившего в Санкт-Петербурге кражу и, по полученным сведениям, выехавшего в Псков». Не имея никакого представления ни о личности мальчика Пети, ни о характере совершённого им преступления, Мютель, тем не менее, распорядился выслать на пассажирскую станцию Псков-Первый, куда прибывали поезда из столицы, всех имевшихся в его распоряжении агентов. Задачу им поставили простую: проверить всех мальчиков, приехавших в Псков с питерским поездом, прибывающим в 20 часов 40 минут. На вокзал отправился и сам Мютель.
Проверка пассажиров, прибывших вечерним поездом, ничего не дала. Собственно, и проверять-то сыщикам оказалось почти некого: из всех подходящих под определение «мальчик» с этим поездом приехали лишь двое, которые при поверхностной проверке Петями Крыловыми не оказались. Вернувшись в отделение, Мютель отправил в петербургскую сыскную полицию рапорт о проведении проверки на вокзале и о результатах её, вернее, об отсутствии таковых. После чего отправился домой.
* * *
Придя утром на службу, он получил от дежурившего той ночью чиновника дополнительные сведения о разыскиваемом Пете Крылове. Телеграмма пришла из Петербурга глубокой ночью. «Видимо, мальчик наделал в столице много шума, если там даже ночью не спали, разыскивая его», — подумал опытный сыщик, раскрывая папку с депешей, обнаружив в ней большой бланк с наклеенными на него полосками телеграфной ленты. Это была розыскная ориентировка на Петра Михайлова Крылова, по кличке Скобарь, крестьянина Псково-градской воло-сти, деревни Вавериной, 15 лет от роду. По сведениям картотеки Санкт-Петербургской сыскной полиции, Пётр Крылов, несмотря на свой юный возраст, был уже опытным вором-карманником, «щипачом», пять раз судимым за это. Первые два раза его отдавали под надзор родителей, после третьего задержания отправили на три месяца в монастырь, на воспитание. Однако покаяния от него добиться не удалось, и едва выйдя из стен обители, Скобарь взялся за старое. Потом его ещё дважды ловили и, в конце концов, поместили в санкт-петербургскую колонию для несовершеннолетних преступников, откуда Петенька совершил девять побегов, в последний раз «оборвавшись» более месяца назад. Накануне Скобарь, в составе шайки опытных «шипачей», на центральном почтамте Санкт-Петербурга совершил кражу тысячи рублей и скрылся из города, предположительно уехав на родину.
* * *
Мютель, вызвав опытного агента, надзирателя полиции Шубина, приказал снарядить отряд нижних чинов для проведения поиска Скобаря. Для начала этот отряд, под командой самого Мютеля, отправился в Запсковье. Там в Кошачей слободе, согласно сведениям, имевшимся в псковской полиции, у матери Пети, Варвары Крыловой, был собственный домик.
Прибыв на место, полицейские не застали дома ни самого Скобаря, ни его матери Варвары. Дома была только бабушка Пети, свекровь его матери. Хитрая старуха была опытна в воровских делах: разыгрывая из себя глуховатую и тупую старушонку, все переспрашивала: «Ась? Чего говоришь-та?» На все вопросы она твердила, что ничего не знает о местонахождении внука и снохи. Не добившись толку, полицейские решили опросить свою агентуру. В Кошачей слободе, месте весьма подозрительном, селилось много народа, промышлявшего тёмными делишками. Здесь во многих домах были «хазы» и «малины», поэтому у местной полиции в слободе имелись несколько надёжных информаторов. С одним из них тайком встретился Шубин и спросил агента, не видел ли тот Петьку Скобаря. Оказалось, что мальчик наведывался к матери накануне днём.
— С хорошего дела приехал Петька, господин начальник, — сказал Шубину информатор.
— Почему так думаешь?
— Одет больно фартово: в новом пальте, в папахе белой, в сапогах с калошами. Не в колонии же его так прибарахлили!
— Где он сейчас?
— Они с Варварой, матерью его, в тот же день из дому подались. Говорят, к бабке его, к матери Татьяны, в деревню Великое Село.
* * *
По следу матери и сына Мютель направил надзирателя Шубина с нижними чинами, а сам отправился обратно в Псков.
Вернувшись, Шубин доложил, что, приехав в Великое Село и разыскав дом матери Петьки и его, стало быть, второй бабушки, Татьяны Яковлевны Ягуповой, произвёл в нем обыск. Но сразу обнаружить ничего не удалось. В доме Ягуповой было полно ребятишек младшего возраста, которых старуха брала на воспитание, пока их родители ездили на промысел в Петербург. Чем промышляли они, остаётся только догадываться. Сама Ягупова заявила, что она не видела внука и дочери. Но Шубин, осматривая дом, нашёл белую папаху. Точно такая же, по словам информатора из Кошачьей слободы, была на Петьке, когда он с матерью уезжал в Великое Село. Улучив момент, когда Ягуповой не было в горнице, Шубин спросил у ребятишек, игравших на полу:
— А чья же это шапка такая красивая? Твоя, наверное? — спросил он у того из малышей, что был постарше.
— Не-е! — солидно возразил карапуз. — Это Петькина шапка.
— Так Петька к бабе Тане приехал?
— Вчера, кажись.
— И где же он теперь?
— С утра тут был, а сейчас, наверное, вышел погулять.
— Ну, брат, куда же это он на такой мороз без шапки гулять пойдёт?! — возразил Шубин более своим мыслям, нежели малышу. Он уже совершенно уверился в том, что Скобарь где-то здесь, в доме своей бабки.
Распорядившись начинать обыск заново, Шубин сам, вместе с нижними чинами, облазил весь дом. Скобарь отыскался в погребе. Он притаился в большой бочке, искусно присыпанный сверху ячменём.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Для этого Денисов отправился в город Мюгге, расположенный в двух часах езды от Люцерна. Он остановился в отёле и по телефону переговорил с доктором санатория, в котором лечился Илья, выясняя, может ли тот вынести переезд. Узнав, что сын здоров, Денисов вызвал его к себе в Мюгге телеграммой. Тот немедленно известил об этом своего друга. Данжу спешно переехал в Берн со своей итальянкой, устроил её в отёле и вернулся в Люцерн, где, встретившись с Ильёй, имел с ним долгий разговор, после которого попытался вместо него встретиться с Денисовым, но тот не принял его. Он желал видеть только сына.
* * *
Наконец, в Мюгге прибыл сам Илья. Отец повторил своё предложение вернуться вместе в Россию, порвав с Данжу, но сын и на этот раз отверг его. При этом он был крайне возбуждён и его била крупная нервическая дрожь. Отец переменил тон и тему разговора. Он мягко и доброжелательно обратил внимание сына на состояние его здоровья, на то, что ему следует серьёзно лечиться, а ведь для этого нужны деньги, чтобы платить хорошим специалистам. У месье Данжу, ежели он бриллиантов не брал, таких денег быть не может, и, оставаясь вне семьи, Илья окончит свои дни в бесплатной клинике для психически больных. При этом Денисов живо описал все присущие подобным заведениям «прелести». Отец предлагал сыну, коль тот не хочет ехать в Россию, отправиться для лечения в Париж, но при этом оговаривал себе право сопровождать его, чтобы платить за лечение и вообще заботиться о нем. Немного подумав, Илья согласился ехать с отцом в Париж, заявив все же, что считает месье Данжу честнейшим человеком. Денисов-старший не стал с ним спорить — главное, что сын согласился ехать в Париж с ним, а не с французом! За ними, безусловно, последует и Данжу, а за ним — Кунцевич со своей сыщицкой бригадой. Им было крайне важно вытащить всю эту компанию именно в Париж, где, предположительно, Данжу спрятал бриллианты: сыщики, наводя справки об итальянке, подружке Данжу, установили, что она сначала проследовала в Париж, а уж потом присоединилась к Данжу в Швейцарии.
* * *
Прибыв в Париж, каждый занялся своим делом: отец водил Илью по врачам, а люди Кунцевича неотступно следили за Данжу. На третий день после прибытия в Париж он посетил один дом на улице Вольтера. Вскоре туда же прибыла и итальянка. Пробыв в доме до вечера, любовники расстались. С этого дня они стали являться туда как по расписанию, ежедневно. Кунцевич навёл справки у швейцара этого дома и выяснил, что Данжу арендует в доме квартиру под чужим именем, здесь его знали как Марка Фердинанди. Сыщики обратились в криминальную полицию Парижа и с её помощью стали изымать почту месье Данжу. Здесь их ждала удача: в одном из писем своему брату Данжу написал, что очень скоро он уже реализует бриллианты, купит большой многоквартирный дом и заживёт, как мечтал, жизнью хорошо обеспеченного домовладельца и рантье. Брату он сулил место управляющего при его доходном доме. Для французской полиции этого оказалось достаточно, и буквально на следующий день поклонника Оскара Уайльда и «чистой мужской дружбы» арестовали на лестничной площадке возле квартиры на улице Вольтера. При обыске в этой квартире нашли и камни, похищенные у Денисова. Данжу извлёк бриллианты из оправ, но все они были на месте, за исключением двух камней, извлечённых из диадемы мадам Денисовой. Их он продал, чтобы обеспечить себя деньгами на первое время, пока не реализует все драгоценности.
* * *
В полиции, уже не таясь, Данжу рассказал о том, как, приобретя власть над сыновьями Денисова, он только ждал удобного случая эту власть употребить. Начал он с векселей, которые заставил подписать Николая и Илью, порознь друг от друга. Всего они выдали ему векселей на 350 тысяч франков, которые он учёл в банке «Лионский кредит», открыв там онкольный счёт. Потом возникла идея с подменой бриллиантов. Зная о том, что отношения супругов Денисовых крайне запутанны, Данжу решил воспользоваться этим, рассчитывая, что гордые аристократы не станут «выносить сор из избы». В качестве первоначальной «отмычки» он употребил ничего не подозревавшего Илью. Однажды вечером воспитатель сумел убедить молодого человека, что тот неважно выглядит. Крупная нервная дрожь нередко случалась в тот период у больного юноши. «Добрый друг» убедил сына попросить у отца его тёплый домашний халат, чтобы укутаться на ночь. В кармане халата лежала связка ключей, это француз подметил давно. Остальное было делом техники: напоив Илью успокоительными лекарствами, француз дождался, пока тот крепко уснул, вытащил из кармана ключи, снял мерку и положил их обратно. На другой день он заказал слесарю копию ключа от кассы и, получив таковую в свои руки, похитил украшения, подменив их первым, что попалось под руку.
Он заставил Илью выправить заграничный паспорт и решил увезти его с собою, имея в качестве щита от нападок родителей. В день приезда Денисова-старшего они выехали за границу: убедить Илью ехать было несложно. «Отец может помешать нашему счастью, — твердил воспитатель, добавляя: — Здесь существами низшими плетётся дьявольская интрига против меня». Этих аргументов вполне хватило для того, чтобы безвольный молодой человек отправился с ним и потом защищал до последнего, грозя самоубийством.
Уже в Париже, осторожно подготовив почву, Данжу открылся Илье, что именно он взял бриллианты из кассы его отца. Сначала Денисов-младший возмутился, стал требовать немедленно бросить проклятые камни в Сену… но потом, обласканный, приголубленный и убеждённый во всегдашней правильности поступков Данжу, совершенно успокоился и отцу ничего не сказал до самого ареста своего любовника. Относительно дальнейшей судьбы Ильи, после того как он, сыграв свою роль, стал бы не нужен своему кумиру, остаётся только догадываться — скорее всего, его ждал бы сумасшедший дом в какой-нибудь европейской дыре, а то и дорожка на тот свет, проторённая старшим братом, не случайно мысль о повторении его шага сидела в голове молодого человека. После того как Илья «вошёл в курс дела», Данжу решился извлечь бриллианты из тайника, в который их упрятала его сообщница, и перевёз на квартиру на бульваре Вольтера, готовя к продаже. Нельзя же было солидным покупателям демонстрировать столь деликатный товар в лесу или номере отеля?!
* * *
Данжу поместили в тюрьму, на счёт его в «Лионском кредите» наложили арест, а похищенные бриллианты вернули Денисову-старшему. Вместе с сыном шталмейстер выехал в Россию в середине июня 1914 года. Но счастливого конца этой истории не последовало: ещё в поезде Илье сделалось худо, с ним несколько раз кряду случились неврастенические припадки, начались галлюцинации и истерики. В ужасном состоянии его прямо с вокзала в Петербурге увезли в больницу для душевнобольных доктора Консевича.
Прошло несколько дней, но состояние больного не улучшалось: припадки и галлюцинации продолжались, усиленные тем, что сейчас называют «кокаиновой ломкой». В минуты просветления Илья слёзно умолял отца не преследовать «милого месье Данжу» и тем вернуть ему душевное спокойствие. Денисов, будучи не в силах переносить вида мучений сына, дал такое обещание и слово сдержал. Он обратился через французское посольство к судебным властям Французской республики, прося прекратить уголовное дело в отношении Данжу, поскольку он прощает его, с тем, однако, условием, что упомянутый Данжу никогда более не пересечёт границ Российской империи и не вступит в письменные или какие-либо ещё сношения с его сыном Ильёй Денисовым. В случае невыполнения этого условия Денисов оставлял за собой право возобновить преследование Данжу в судебном порядке.
Никто не знал тогда, что все это, в сущности, уже лишнее: менее чем через полтора месяца началась Первая мировая война, смешавшая в одну кучу обломки планов, условий, прежних законов и человеческих судеб…
Авторитетные мальчики
Вечером 12 января 1910 года на имя начальника сыск-ного отделения псковской полиции Мютеля из Петербурга пришла телеграмма: «Срочно примите меры к задержанию мальчика Пети Крылова, совершившего в Санкт-Петербурге кражу и, по полученным сведениям, выехавшего в Псков». Не имея никакого представления ни о личности мальчика Пети, ни о характере совершённого им преступления, Мютель, тем не менее, распорядился выслать на пассажирскую станцию Псков-Первый, куда прибывали поезда из столицы, всех имевшихся в его распоряжении агентов. Задачу им поставили простую: проверить всех мальчиков, приехавших в Псков с питерским поездом, прибывающим в 20 часов 40 минут. На вокзал отправился и сам Мютель.
Проверка пассажиров, прибывших вечерним поездом, ничего не дала. Собственно, и проверять-то сыщикам оказалось почти некого: из всех подходящих под определение «мальчик» с этим поездом приехали лишь двое, которые при поверхностной проверке Петями Крыловыми не оказались. Вернувшись в отделение, Мютель отправил в петербургскую сыскную полицию рапорт о проведении проверки на вокзале и о результатах её, вернее, об отсутствии таковых. После чего отправился домой.
* * *
Придя утром на службу, он получил от дежурившего той ночью чиновника дополнительные сведения о разыскиваемом Пете Крылове. Телеграмма пришла из Петербурга глубокой ночью. «Видимо, мальчик наделал в столице много шума, если там даже ночью не спали, разыскивая его», — подумал опытный сыщик, раскрывая папку с депешей, обнаружив в ней большой бланк с наклеенными на него полосками телеграфной ленты. Это была розыскная ориентировка на Петра Михайлова Крылова, по кличке Скобарь, крестьянина Псково-градской воло-сти, деревни Вавериной, 15 лет от роду. По сведениям картотеки Санкт-Петербургской сыскной полиции, Пётр Крылов, несмотря на свой юный возраст, был уже опытным вором-карманником, «щипачом», пять раз судимым за это. Первые два раза его отдавали под надзор родителей, после третьего задержания отправили на три месяца в монастырь, на воспитание. Однако покаяния от него добиться не удалось, и едва выйдя из стен обители, Скобарь взялся за старое. Потом его ещё дважды ловили и, в конце концов, поместили в санкт-петербургскую колонию для несовершеннолетних преступников, откуда Петенька совершил девять побегов, в последний раз «оборвавшись» более месяца назад. Накануне Скобарь, в составе шайки опытных «шипачей», на центральном почтамте Санкт-Петербурга совершил кражу тысячи рублей и скрылся из города, предположительно уехав на родину.
* * *
Мютель, вызвав опытного агента, надзирателя полиции Шубина, приказал снарядить отряд нижних чинов для проведения поиска Скобаря. Для начала этот отряд, под командой самого Мютеля, отправился в Запсковье. Там в Кошачей слободе, согласно сведениям, имевшимся в псковской полиции, у матери Пети, Варвары Крыловой, был собственный домик.
Прибыв на место, полицейские не застали дома ни самого Скобаря, ни его матери Варвары. Дома была только бабушка Пети, свекровь его матери. Хитрая старуха была опытна в воровских делах: разыгрывая из себя глуховатую и тупую старушонку, все переспрашивала: «Ась? Чего говоришь-та?» На все вопросы она твердила, что ничего не знает о местонахождении внука и снохи. Не добившись толку, полицейские решили опросить свою агентуру. В Кошачей слободе, месте весьма подозрительном, селилось много народа, промышлявшего тёмными делишками. Здесь во многих домах были «хазы» и «малины», поэтому у местной полиции в слободе имелись несколько надёжных информаторов. С одним из них тайком встретился Шубин и спросил агента, не видел ли тот Петьку Скобаря. Оказалось, что мальчик наведывался к матери накануне днём.
— С хорошего дела приехал Петька, господин начальник, — сказал Шубину информатор.
— Почему так думаешь?
— Одет больно фартово: в новом пальте, в папахе белой, в сапогах с калошами. Не в колонии же его так прибарахлили!
— Где он сейчас?
— Они с Варварой, матерью его, в тот же день из дому подались. Говорят, к бабке его, к матери Татьяны, в деревню Великое Село.
* * *
По следу матери и сына Мютель направил надзирателя Шубина с нижними чинами, а сам отправился обратно в Псков.
Вернувшись, Шубин доложил, что, приехав в Великое Село и разыскав дом матери Петьки и его, стало быть, второй бабушки, Татьяны Яковлевны Ягуповой, произвёл в нем обыск. Но сразу обнаружить ничего не удалось. В доме Ягуповой было полно ребятишек младшего возраста, которых старуха брала на воспитание, пока их родители ездили на промысел в Петербург. Чем промышляли они, остаётся только догадываться. Сама Ягупова заявила, что она не видела внука и дочери. Но Шубин, осматривая дом, нашёл белую папаху. Точно такая же, по словам информатора из Кошачьей слободы, была на Петьке, когда он с матерью уезжал в Великое Село. Улучив момент, когда Ягуповой не было в горнице, Шубин спросил у ребятишек, игравших на полу:
— А чья же это шапка такая красивая? Твоя, наверное? — спросил он у того из малышей, что был постарше.
— Не-е! — солидно возразил карапуз. — Это Петькина шапка.
— Так Петька к бабе Тане приехал?
— Вчера, кажись.
— И где же он теперь?
— С утра тут был, а сейчас, наверное, вышел погулять.
— Ну, брат, куда же это он на такой мороз без шапки гулять пойдёт?! — возразил Шубин более своим мыслям, нежели малышу. Он уже совершенно уверился в том, что Скобарь где-то здесь, в доме своей бабки.
Распорядившись начинать обыск заново, Шубин сам, вместе с нижними чинами, облазил весь дом. Скобарь отыскался в погребе. Он притаился в большой бочке, искусно присыпанный сверху ячменём.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28