смеситель сенсорный
Когда Эванс сделал свое открытие, он назвал культуру минойской, в честь легендарного царя Миноса.
В золотистом свете костра ее лицо сияло, словно она, подобно древним сивиллам, могла видеть, что происходило давным-давно, тридцать веков назад. Она, кажется, даже не замечала, что Грант смотрит на нее в упор, пока наконец он не спросил, кашлянув:
– И как это все соотносится с записями в тетради?
– После минойцев остались не только развалины и отдельные предметы. Они оставили нам свое письмо. Было обнаружено два вида – письмо попроще, названное Эвансом линейным письмом А, и более поздний и сложный вариант, который он назвал линейным письмом Б. Большинство найденных образцов были записаны на табличках из сырой глины, которая запеклась, когда дворец горел.
– И о чем там говорится?
– Никто не знает, потому что никому не удалось их расшифровать. Это одна из величайших загадок археологии.
Грант еще раз посмотрел на тетрадь.
– А Пембертон старался разгадать ее?
– Нельзя не попытаться, работая в этой области. Для археологов это все равно что кроссворд, загадка, над которой можно поломать голову долгим зимним вечером у камина. Насколько мне известно, у Пембертона так ничего и не получилось.
– А в тетради?
– Нет… – Марина перевернула несколько страниц. – Слишком аккуратно записано. Он просто занес сюда некоторые надписи, но не пытался их перевести.
– А это?
Указав в тетрадь, Грант повел пальцем вниз по странице. Вверху располагалось несколько строк угловатых значков линейного письма Б, а ниже – простой штриховой рисунок. Он походил на тот, который мог бы сделать ребенок, – два треугольника по бокам от небольшой рамки с заостренными углами и ниже – две зазубренные линии. Выше, в центре страницы, над скругленным куполом словно парило стилизованное изображение какого-то животного, а по бокам его помещались птицы.
– Что-то минойское, – пробормотала Марина. – Но я никогда этого не видела. В собрании Кносского дворца я такого не помню.
Она перевернула страницу. На ней почти отсутствовали записи, кроме четырех строчек на греческом языке. Остальные страницы были чистыми.
– А что тут на греческом? – спросил Грант.
Строем становятся, битвою бьются по брегу речному;
Колют друг друга, метая стремительно медные копья.
Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними:
Держит она то пронзенного, то непронзенного ловит
Или убитого за ногу тело волочит по сече;
Риза на персях ее обагровлена кровью людскою…
Наверное, из-за дыма от костра голос Марины стал хриплым, а глаза заслезились.
– Это Гомер. «Илиада». Наверное, Пембертон ее читал, когда пришли нацисты. Это было последнее, что он написал. К картинке никакого отношения не имеет. – Она вернулась на предыдущую страницу и стала рассматривать набросок, словно это помогало ей удержать слезы. – Судя по рисунку… – Она сделала глубокий вдох. – Судя по рисунку, это примерно средняя или поздняя минойская эра. Зигзагообразные линии, скорее всего, чисто декоративны, хотя кое-кто рассматривает их как обозначение воды. Животное наверху… – Она прищурилась, поднеся тетрадь поближе к огню. – Наверное, это лев или сфинкс – в любом случае оно символизирует защищающие или охраняющие силы. А может быть, имеется в виду правитель. Птицы – голуби, они обычно обозначают святость места. В настоящем случае это подтверждается изображением храма в центре рисунка.
– Почему ты решила, что это храм?
– Наверху – бычьи рога. Это стилизованное изображение минойского храма. Точно так же как крест на здании обозначает, что там находится христианская церковь.
Марина смотрела в огонь. Грант не знал – размышляет ли она о том, что изображено на картинке, или думает о Пембертоне, но решил взять у нее тетрадь, прежде чем она уронит ее в огонь. Он посмотрел на картинку, а потом положил тетрадь на колено и с силой развел страницы до самого конца. Корешок затрещал, и Марина подняла глаза.
– Осторожнее.
– Что означает… – Грант, облизав губы, начал разбирать незнакомые буквы. – Фа… ранги… тон… некрон?
– Фаранги тон некрон? Где ты это прочитал?
Грант поднял тетрадь, показывая. На внутренней стороне страницы, почти у самой складки листа, вдоль рисунка снизу вверх были написаны греческие слова. Марина, выхватив тетрадь у Гранта, внимательно на них посмотрела.
– Ну да, – тихо произнесла она. – Фаранги тон некрон.
– Что это значит?
– Это место, название долины. На восточном берегу, возле деревни под названием Закрое. Слова означают… – Марина ненадолго задумалась. – Означают «Долина мертвых».
– Многообещающее название.
Глава пятая
Долина мертвых, Крит
Над ними, поблескивая под лучами солнца, вздымались скалы из красного камня. Переплетавшиеся ветви платанов и олеандров затеняли дно долины. Грант глянул сквозь листья, прикрыв глаза ладонью. Он и Марина находились в обширном ущелье, которое слегка изгибалось в сторону моря. Высоко над их головами на боках утесов виднелись ряды темных отверстий.
– Это гробницы, – сказала Марина.
Она рассталась со своим черным платьем, обменяв его в деревне, через которую они проходили, на пару военных брюк цвета хаки и блузку с короткими рукавами. Блузка была расстегнута как раз настолько, чтобы притягивать взгляд Гранта всякий раз, когда он считал, что Марина на него не смотрит. Ее темные волосы были стянуты в хвост на затылке, и хотя косметикой она не пользовалась, но выглядела превосходно: три дня ходьбы по горам окрасили ее кожу великолепным загаром. На плече у нее висел моток веревки.
– Людей хоронят в этих пещерах начиная с минойской эры, – продолжала она. – Поэтому и Долина мертвых.
– Меня это не очень пугает. Солнце светит, цветочки в поле цветут, птички поют.
– А для греков птицы чаще всего были вестниками смерти, связными между этим и тем мирами.
– О-о… – В веселом чириканье Гранту послышались мрачные нотки. – А кто-нибудь эти пещеры исследовал?
– Постоянно. – Марина поморщилась. – Проходит совсем немного времени, и то, что для одного поколения считалось реликвиями, для другого становится добычей. Археологи нашли несколько древних захоронений, но большинство из них исчезли давным-давно.
– Тогда почему…
– Нас не могилы интересуют. – Она вытащила из кармана листок бумаги, на который перерисовала изображение из тетради Пембертона. – Видишь рога? Мы ищем храм.
– А это разве не одно и то же?
– Минойцы не хоронили своих покойников в храмах. Пока не появилось христианство, этого никто не делал. Древние пришли бы в ужас от одной мысли о том, чтобы приносить мертвых к живым. Покойников они помещали в отдельных городах мертвых, некрополях. Вот, например, в этих пещерах.
– Так где же мы будем искать храм?
Марина задумалась.
– Хогарт, еще один археолог, вел раскопки в устье ущелья в тысяча девятьсот первом году. Он нашел несколько минойских домов, но храма там не было.
– Похоже, что место не хуже других, чтобы начать с него. Может быть, Пембертон нашел то, что не увидел Хогарт. – Взяв у Марины рисунок, Грант, прищурившись, принялся его разглядывать. – Говоришь, зигзаги изображают воду?
– Да они могут быть просто для украшения. Ведь нам никак…
– Посмотри. – Грант поднял листок вертикально, глядя вниз, в долину. – Эти два треугольника по сторонам – стены ущелья. Перед ними – море. А вот здесь… – Он постучал пальцем по центру рисунка. – Здесь храм.
Марина усомнилась:
– Думаю, не стоит считать, что минойцы подобным образом использовали пространственные соотношения.
– Ерунда. Они рисовали так, как видели.
– Неужели? – сурово спросила она. – А откуда тебе знать, как именно они видели несколько тысяч лет назад? Как тогда ты объяснишь, что лев парит в воздухе? Они так его и увидели?
– Может быть, это облако.
– А купол под ним? Радуга, что ли?
– Ты можешь предложить что-то получше?
– Нет, – вздохнула она.
Но удержать победу Гранту не удалось. Ущелье кончалось примерно в полумиле от берега, упираясь в крестьянские поля.
– Развалины, которые нашел Хогарт, должны быть где-то здесь, – раздраженно произнесла Марина. Она еще раз глянула на рисунок. – Что такое увидел здесь Пембертон, что навело его на мысль о Долине мертвых?
Костлявый вол тащил плуг по пыльному полю. Рядом с ним шел крестьянин в твидовой куртке, постукивая его по боку палкой, а полная женщина в платке наблюдала за ними.
– Может, спросим? – предложил Грант. – Вон у него – не видел ли он британского археолога, копавшего тут перед войной?
По лицу Марины промелькнуло такое выражение, словно она искала повод – любой – отказаться от идеи Гранта. Не найдя ни одного, она щелкнула языком и подошла к краю поля. Крестьянин и его жена молча смотрели на нее.
– Калимера сас, – окликнула их Марина.
– Калимера, – ответили ей.
Крестьянин, опершись на палку, стал изучать девушку. А его жена смотрела на Марину так, словно та сошла со сцены какого-нибудь парижского кабаре.
Марина, немного запинаясь, начала разговор. Грант знал греческий неплохо и мог бы, наверное, понять их беседу, если бы стал слушать. Но он не стал. Что-то его беспокоило.
Пембертон написал «Долина мертвых» на полях тетради, но они были не в долине. Грант повернулся и посмотрел в ущелье. Оно загибалось влево так, что с того места, где стоял Грант, представлялось, будто на повороте оно упирается в гладкую скалу. И там, как казалось, прямо над серединой ущелья, поднимался куполообразный холм.
– Он говорит, они ни разу никого не видели.
– Что?
Грант, сбитый с мысли, обернулся. Крестьянин с другого края поля без всяких эмоций наблюдал за ними. Его жена, отвернувшись, стала демонстративно погонять вола.
– Крестьянин. Говорит, никогда не видел здесь британского археолога. Может, и лжет, британцев здесь не очень любят, после того, как вы начали поддерживать марионеточное правительство в Афинах.
– Я здесь ни при чем, – возразил Грант. – Обернись-ка.
Марина обернулась.
– И что?
– Вот этот вид. – Бумага затрепетала на ветру, когда Грант ее поднял, чтобы сравнить с ландшафтом. – Утесы по бокам, море с этой стороны и холм посреди долины. – В небе над закругленной вершиной лениво парил орел. – Вон даже и птицы есть.
– А летающий лев?
– Спит, – усмехнулся Грант. – Давай посмотрим, сможем ли мы его разбудить.
Они пробирались между деревьями и камнями, усеявшими сухое русло реки. В самом ущелье, там, где над ними нависали утесы, они быстро потеряли вершину из виду, но продолжали идти вперед, стараясь держать путь как можно прямее.
– Минойцы часто ставили свои храмы на вершинах холмов, – сказала Марина, тяжело дыша. Уже почти наступил полдень, и ее рубашка прилипала к коже. – Наверное, надо попробовать забраться наверх.
– Оттуда вид будет другой, – упрямо возразил Грант. – А на картинке храм находится под вершиной.
– Говорю тебе, ты не можешь…
Марина осеклась и удивленно вскрикнула. Она проскользнула мимо Гранта – к валуну на краю тропы. На нем четыре небольших камня, почти скрытые ветвями олеандра, были сложены в подобие путевого знака. Марина разбросала их. Под ними серебристо блеснул гладкий квадратик.
– Минойские сокровища? – спросил Грант.
– Рахат-лукум. – Марина показала ему обертку из фольги. – Пембертон очень любил эту сладость. Привозил с собой всякий раз, приезжая из Англии.
– Восток полон тайн… – пробормотал изумленный Грант. – Интересно, какие еще сюрпризы он нам приготовил?
– Посмотрим.
Марина взобралась на камень и исчезла в зарослях между деревьями. Скорбно покачав головой, Грант последовал за ней и вышел на голый склон холма. В нескольких ярдах впереди него Марина стояла на коленях у скалистого выступа.
– Это и есть храм?
Скала казалась слишком низкой – вряд ли кто-нибудь мог под ней пролезть.
– Смотри сам.
Грант присел на корточки. Под скалой на куске мешковины лежали мотыга, лопата и парафиновый фонарь. Инструменты покрылись ржавчиной, но буквы «БША», написанные по трафарету на деревянных ручках, все еще были видны.
– Британская школа в Афинах, – пояснила Марина. – Они проводили раскопки в Кноссе. Пембертон у них работал.
Грант вытащил лопату и стукнул по камню. На землю слетело несколько хлопьев ржавчины, а по долине разнесся печальный звон. Грант виновато оглянулся.
– Я-то думала, мы действуем украдкой, – заметила Марина, приподнимая бровь.
– Пока мы не нашли ничего такого, что стоило бы держать в секрете.
Марина сняла с плеча моток веревки, привязала один конец к ручке мотыги и стала карабкаться вверх по валунам. Грант подождал, дабы убедиться, что камни, за которые она цеплялась, не настолько раскачались, чтобы покатиться ему на голову, и стал подниматься следом.
Сначала перебираться с одного валуна на другой было легко. Но скоро большие камни сменились мелкими, которые выезжали из-под ноги, как только Грант наступал на них. Подъем превратился в соревнование, где надо было успеть подняться вверх раньше, чем осыпающаяся галька стащит тебя вниз. Потом и она осталась позади, приведя их к гладкой стене из красного камня, и Гранту пришлось схватиться за торчавший древесный корень, чтобы не уехать по склону холма к подножию. Справа от него качался конец веревки. Грант взялся за нее и полез, перебирая руками, потея и ругаясь, пока не перевалился через край утеса.
– Это вы с Пембертоном так лазили? – спросил он, тяжело дыша.
– Нет. Но он явно делал это один.
Грант встал на ноги, поднял руку, чтобы стряхнуть пыль с рубашки, и в изумлении замер. Они поднялись выше, чем он думал, и оказались на скалистом уступе чуть ли не на полпути к вершине тысячефутовых утесов. Нависнув над головой, они казались столь крутыми, что Грант не стал на них смотреть, опасаясь, как бы не закружилась голова. Извивавшаяся на дне ущелья зеленая полоска ползла к сияющему вдали морю. А прямо перед Грантом, там, где уступ упирался в бок скалы, по камню бежала темная трещина, достаточно широкая для того, чтобы туда можно было протиснуться человеку. Над ней в выдолбленной в скале нише помещалась каменная табличка, почти невидимая в тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
В золотистом свете костра ее лицо сияло, словно она, подобно древним сивиллам, могла видеть, что происходило давным-давно, тридцать веков назад. Она, кажется, даже не замечала, что Грант смотрит на нее в упор, пока наконец он не спросил, кашлянув:
– И как это все соотносится с записями в тетради?
– После минойцев остались не только развалины и отдельные предметы. Они оставили нам свое письмо. Было обнаружено два вида – письмо попроще, названное Эвансом линейным письмом А, и более поздний и сложный вариант, который он назвал линейным письмом Б. Большинство найденных образцов были записаны на табличках из сырой глины, которая запеклась, когда дворец горел.
– И о чем там говорится?
– Никто не знает, потому что никому не удалось их расшифровать. Это одна из величайших загадок археологии.
Грант еще раз посмотрел на тетрадь.
– А Пембертон старался разгадать ее?
– Нельзя не попытаться, работая в этой области. Для археологов это все равно что кроссворд, загадка, над которой можно поломать голову долгим зимним вечером у камина. Насколько мне известно, у Пембертона так ничего и не получилось.
– А в тетради?
– Нет… – Марина перевернула несколько страниц. – Слишком аккуратно записано. Он просто занес сюда некоторые надписи, но не пытался их перевести.
– А это?
Указав в тетрадь, Грант повел пальцем вниз по странице. Вверху располагалось несколько строк угловатых значков линейного письма Б, а ниже – простой штриховой рисунок. Он походил на тот, который мог бы сделать ребенок, – два треугольника по бокам от небольшой рамки с заостренными углами и ниже – две зазубренные линии. Выше, в центре страницы, над скругленным куполом словно парило стилизованное изображение какого-то животного, а по бокам его помещались птицы.
– Что-то минойское, – пробормотала Марина. – Но я никогда этого не видела. В собрании Кносского дворца я такого не помню.
Она перевернула страницу. На ней почти отсутствовали записи, кроме четырех строчек на греческом языке. Остальные страницы были чистыми.
– А что тут на греческом? – спросил Грант.
Строем становятся, битвою бьются по брегу речному;
Колют друг друга, метая стремительно медные копья.
Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними:
Держит она то пронзенного, то непронзенного ловит
Или убитого за ногу тело волочит по сече;
Риза на персях ее обагровлена кровью людскою…
Наверное, из-за дыма от костра голос Марины стал хриплым, а глаза заслезились.
– Это Гомер. «Илиада». Наверное, Пембертон ее читал, когда пришли нацисты. Это было последнее, что он написал. К картинке никакого отношения не имеет. – Она вернулась на предыдущую страницу и стала рассматривать набросок, словно это помогало ей удержать слезы. – Судя по рисунку… – Она сделала глубокий вдох. – Судя по рисунку, это примерно средняя или поздняя минойская эра. Зигзагообразные линии, скорее всего, чисто декоративны, хотя кое-кто рассматривает их как обозначение воды. Животное наверху… – Она прищурилась, поднеся тетрадь поближе к огню. – Наверное, это лев или сфинкс – в любом случае оно символизирует защищающие или охраняющие силы. А может быть, имеется в виду правитель. Птицы – голуби, они обычно обозначают святость места. В настоящем случае это подтверждается изображением храма в центре рисунка.
– Почему ты решила, что это храм?
– Наверху – бычьи рога. Это стилизованное изображение минойского храма. Точно так же как крест на здании обозначает, что там находится христианская церковь.
Марина смотрела в огонь. Грант не знал – размышляет ли она о том, что изображено на картинке, или думает о Пембертоне, но решил взять у нее тетрадь, прежде чем она уронит ее в огонь. Он посмотрел на картинку, а потом положил тетрадь на колено и с силой развел страницы до самого конца. Корешок затрещал, и Марина подняла глаза.
– Осторожнее.
– Что означает… – Грант, облизав губы, начал разбирать незнакомые буквы. – Фа… ранги… тон… некрон?
– Фаранги тон некрон? Где ты это прочитал?
Грант поднял тетрадь, показывая. На внутренней стороне страницы, почти у самой складки листа, вдоль рисунка снизу вверх были написаны греческие слова. Марина, выхватив тетрадь у Гранта, внимательно на них посмотрела.
– Ну да, – тихо произнесла она. – Фаранги тон некрон.
– Что это значит?
– Это место, название долины. На восточном берегу, возле деревни под названием Закрое. Слова означают… – Марина ненадолго задумалась. – Означают «Долина мертвых».
– Многообещающее название.
Глава пятая
Долина мертвых, Крит
Над ними, поблескивая под лучами солнца, вздымались скалы из красного камня. Переплетавшиеся ветви платанов и олеандров затеняли дно долины. Грант глянул сквозь листья, прикрыв глаза ладонью. Он и Марина находились в обширном ущелье, которое слегка изгибалось в сторону моря. Высоко над их головами на боках утесов виднелись ряды темных отверстий.
– Это гробницы, – сказала Марина.
Она рассталась со своим черным платьем, обменяв его в деревне, через которую они проходили, на пару военных брюк цвета хаки и блузку с короткими рукавами. Блузка была расстегнута как раз настолько, чтобы притягивать взгляд Гранта всякий раз, когда он считал, что Марина на него не смотрит. Ее темные волосы были стянуты в хвост на затылке, и хотя косметикой она не пользовалась, но выглядела превосходно: три дня ходьбы по горам окрасили ее кожу великолепным загаром. На плече у нее висел моток веревки.
– Людей хоронят в этих пещерах начиная с минойской эры, – продолжала она. – Поэтому и Долина мертвых.
– Меня это не очень пугает. Солнце светит, цветочки в поле цветут, птички поют.
– А для греков птицы чаще всего были вестниками смерти, связными между этим и тем мирами.
– О-о… – В веселом чириканье Гранту послышались мрачные нотки. – А кто-нибудь эти пещеры исследовал?
– Постоянно. – Марина поморщилась. – Проходит совсем немного времени, и то, что для одного поколения считалось реликвиями, для другого становится добычей. Археологи нашли несколько древних захоронений, но большинство из них исчезли давным-давно.
– Тогда почему…
– Нас не могилы интересуют. – Она вытащила из кармана листок бумаги, на который перерисовала изображение из тетради Пембертона. – Видишь рога? Мы ищем храм.
– А это разве не одно и то же?
– Минойцы не хоронили своих покойников в храмах. Пока не появилось христианство, этого никто не делал. Древние пришли бы в ужас от одной мысли о том, чтобы приносить мертвых к живым. Покойников они помещали в отдельных городах мертвых, некрополях. Вот, например, в этих пещерах.
– Так где же мы будем искать храм?
Марина задумалась.
– Хогарт, еще один археолог, вел раскопки в устье ущелья в тысяча девятьсот первом году. Он нашел несколько минойских домов, но храма там не было.
– Похоже, что место не хуже других, чтобы начать с него. Может быть, Пембертон нашел то, что не увидел Хогарт. – Взяв у Марины рисунок, Грант, прищурившись, принялся его разглядывать. – Говоришь, зигзаги изображают воду?
– Да они могут быть просто для украшения. Ведь нам никак…
– Посмотри. – Грант поднял листок вертикально, глядя вниз, в долину. – Эти два треугольника по сторонам – стены ущелья. Перед ними – море. А вот здесь… – Он постучал пальцем по центру рисунка. – Здесь храм.
Марина усомнилась:
– Думаю, не стоит считать, что минойцы подобным образом использовали пространственные соотношения.
– Ерунда. Они рисовали так, как видели.
– Неужели? – сурово спросила она. – А откуда тебе знать, как именно они видели несколько тысяч лет назад? Как тогда ты объяснишь, что лев парит в воздухе? Они так его и увидели?
– Может быть, это облако.
– А купол под ним? Радуга, что ли?
– Ты можешь предложить что-то получше?
– Нет, – вздохнула она.
Но удержать победу Гранту не удалось. Ущелье кончалось примерно в полумиле от берега, упираясь в крестьянские поля.
– Развалины, которые нашел Хогарт, должны быть где-то здесь, – раздраженно произнесла Марина. Она еще раз глянула на рисунок. – Что такое увидел здесь Пембертон, что навело его на мысль о Долине мертвых?
Костлявый вол тащил плуг по пыльному полю. Рядом с ним шел крестьянин в твидовой куртке, постукивая его по боку палкой, а полная женщина в платке наблюдала за ними.
– Может, спросим? – предложил Грант. – Вон у него – не видел ли он британского археолога, копавшего тут перед войной?
По лицу Марины промелькнуло такое выражение, словно она искала повод – любой – отказаться от идеи Гранта. Не найдя ни одного, она щелкнула языком и подошла к краю поля. Крестьянин и его жена молча смотрели на нее.
– Калимера сас, – окликнула их Марина.
– Калимера, – ответили ей.
Крестьянин, опершись на палку, стал изучать девушку. А его жена смотрела на Марину так, словно та сошла со сцены какого-нибудь парижского кабаре.
Марина, немного запинаясь, начала разговор. Грант знал греческий неплохо и мог бы, наверное, понять их беседу, если бы стал слушать. Но он не стал. Что-то его беспокоило.
Пембертон написал «Долина мертвых» на полях тетради, но они были не в долине. Грант повернулся и посмотрел в ущелье. Оно загибалось влево так, что с того места, где стоял Грант, представлялось, будто на повороте оно упирается в гладкую скалу. И там, как казалось, прямо над серединой ущелья, поднимался куполообразный холм.
– Он говорит, они ни разу никого не видели.
– Что?
Грант, сбитый с мысли, обернулся. Крестьянин с другого края поля без всяких эмоций наблюдал за ними. Его жена, отвернувшись, стала демонстративно погонять вола.
– Крестьянин. Говорит, никогда не видел здесь британского археолога. Может, и лжет, британцев здесь не очень любят, после того, как вы начали поддерживать марионеточное правительство в Афинах.
– Я здесь ни при чем, – возразил Грант. – Обернись-ка.
Марина обернулась.
– И что?
– Вот этот вид. – Бумага затрепетала на ветру, когда Грант ее поднял, чтобы сравнить с ландшафтом. – Утесы по бокам, море с этой стороны и холм посреди долины. – В небе над закругленной вершиной лениво парил орел. – Вон даже и птицы есть.
– А летающий лев?
– Спит, – усмехнулся Грант. – Давай посмотрим, сможем ли мы его разбудить.
Они пробирались между деревьями и камнями, усеявшими сухое русло реки. В самом ущелье, там, где над ними нависали утесы, они быстро потеряли вершину из виду, но продолжали идти вперед, стараясь держать путь как можно прямее.
– Минойцы часто ставили свои храмы на вершинах холмов, – сказала Марина, тяжело дыша. Уже почти наступил полдень, и ее рубашка прилипала к коже. – Наверное, надо попробовать забраться наверх.
– Оттуда вид будет другой, – упрямо возразил Грант. – А на картинке храм находится под вершиной.
– Говорю тебе, ты не можешь…
Марина осеклась и удивленно вскрикнула. Она проскользнула мимо Гранта – к валуну на краю тропы. На нем четыре небольших камня, почти скрытые ветвями олеандра, были сложены в подобие путевого знака. Марина разбросала их. Под ними серебристо блеснул гладкий квадратик.
– Минойские сокровища? – спросил Грант.
– Рахат-лукум. – Марина показала ему обертку из фольги. – Пембертон очень любил эту сладость. Привозил с собой всякий раз, приезжая из Англии.
– Восток полон тайн… – пробормотал изумленный Грант. – Интересно, какие еще сюрпризы он нам приготовил?
– Посмотрим.
Марина взобралась на камень и исчезла в зарослях между деревьями. Скорбно покачав головой, Грант последовал за ней и вышел на голый склон холма. В нескольких ярдах впереди него Марина стояла на коленях у скалистого выступа.
– Это и есть храм?
Скала казалась слишком низкой – вряд ли кто-нибудь мог под ней пролезть.
– Смотри сам.
Грант присел на корточки. Под скалой на куске мешковины лежали мотыга, лопата и парафиновый фонарь. Инструменты покрылись ржавчиной, но буквы «БША», написанные по трафарету на деревянных ручках, все еще были видны.
– Британская школа в Афинах, – пояснила Марина. – Они проводили раскопки в Кноссе. Пембертон у них работал.
Грант вытащил лопату и стукнул по камню. На землю слетело несколько хлопьев ржавчины, а по долине разнесся печальный звон. Грант виновато оглянулся.
– Я-то думала, мы действуем украдкой, – заметила Марина, приподнимая бровь.
– Пока мы не нашли ничего такого, что стоило бы держать в секрете.
Марина сняла с плеча моток веревки, привязала один конец к ручке мотыги и стала карабкаться вверх по валунам. Грант подождал, дабы убедиться, что камни, за которые она цеплялась, не настолько раскачались, чтобы покатиться ему на голову, и стал подниматься следом.
Сначала перебираться с одного валуна на другой было легко. Но скоро большие камни сменились мелкими, которые выезжали из-под ноги, как только Грант наступал на них. Подъем превратился в соревнование, где надо было успеть подняться вверх раньше, чем осыпающаяся галька стащит тебя вниз. Потом и она осталась позади, приведя их к гладкой стене из красного камня, и Гранту пришлось схватиться за торчавший древесный корень, чтобы не уехать по склону холма к подножию. Справа от него качался конец веревки. Грант взялся за нее и полез, перебирая руками, потея и ругаясь, пока не перевалился через край утеса.
– Это вы с Пембертоном так лазили? – спросил он, тяжело дыша.
– Нет. Но он явно делал это один.
Грант встал на ноги, поднял руку, чтобы стряхнуть пыль с рубашки, и в изумлении замер. Они поднялись выше, чем он думал, и оказались на скалистом уступе чуть ли не на полпути к вершине тысячефутовых утесов. Нависнув над головой, они казались столь крутыми, что Грант не стал на них смотреть, опасаясь, как бы не закружилась голова. Извивавшаяся на дне ущелья зеленая полоска ползла к сияющему вдали морю. А прямо перед Грантом, там, где уступ упирался в бок скалы, по камню бежала темная трещина, достаточно широкая для того, чтобы туда можно было протиснуться человеку. Над ней в выдолбленной в скале нише помещалась каменная табличка, почти невидимая в тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44