— Я имею в виду то, что посол жив.
— Это пока под вопросом. Неизвестны последствия…
— Нет, я уверен, что он выживет. Я хочу сказать: захоти убийца по-настоящему его убить, он пропитал бы стрелку смертельным ядом. Но он этого не сделал.
— Ваш вывод?
— Он не желал смерти посла.
— В таком случае почему он выбрал именно его?
— Я и сам спрашиваю себя. Мне кажется…
Он попытался погладить несуществующую бороду.
— Да, возможно, он хотел показать, на что способен… Просто и ясно… Что папа нигде не может быть в безопасности. Впрочем, поза раненого напоминает один из эпизодов гравюры Босха: некто лежит на земле, прикрыв голову рукой. Шестая жертва… Лично я сомневаюсь, что Марино Джорджо имеет к этому какое-либо отношение. Повторяю: он уже был бы мертв.
— Допустим. Но способ? Как он смог поразить мишень, не будучи в капелле?
— Да, действительно… Ему нужна была мишень. Не важно какая. А это значит…
Винчи встал на то место, где стоял посол, и огляделся. Потом внимательно рассмотрел левую стену с фреской Козимо Росселли «Переход через Красное море».
— Камни в отвратительном состоянии. Сырость разъедает их. Можно было бы почти…
Он нагнулся, поскреб камень пальцем.
— Селитра появилась…
— Ремонтные работы уже ведутся, — уточнил кардинал. — Рафаэль этим занимается.
— А что находится по ту сторону этой стены?
— Ничего. Пустота. Этот фасад выходит во внутренний двор. На высоте тридцати футов… А под нами только библиотека.
— Значит, надо искать в другом месте… Тем хуже… Леонардо продолжил изучать стену, потом прошел к алтарю, заинтересовался правой стеной.
— Окна расположены высоко, — пробормотал он. — Никто не мог долезть или спрятаться там…
Он вернулся к центру капеллы.
— Ловкач какой-то… И все же я уверен, что посла он выбрал потому, что так ему было удобнее… Потому что поразить его было легче, чем других. Либо это был один из присутствующих…
— Обыскали всех — вот что удивительно. Впрочем, слева от Джорджо никого не было. А стрела вонзилась в левую щеку…
— Согласен, ваше преосвященство…
Мэтр повернулся ко мне:
— А ты, Гвидо, что думаешь обо всем этом?
— Способ мне непонятен, как и вам. Но у меня не выходят из головы приглашение Капедиферро и его неявка на мессу.
— Верно, — подтвердил Бибьена. — Полагаю, что со стороны его святейшества это приглашение было свидетельством доверия к суперинтенданту. И тем не менее тот не воспользовался им.
— Добавлю, впрочем, что только что на площади Святого Петра произошел любопытный случай… — продолжил я. — Случай этот имеет лишь косвенное отношение к происшествию, однако совпадение поражает… Мы с мэтром видели человека, на голове которого была маска удода; человек, казалось, бежал от Ватикана, чтобы затеряться в улочках Борго. Один из полицейских сейчас преследует его.
— Маска удода объявилась! — воскликнул Бибьена.
— Злодей обнаглел от своей безнаказанности, — поддакнул я. — И вполне можно поверить, что речь идет о Капедиферро. Под предлогом приглашения на мессу он смог пройти в Сикстинскую капеллу, затем, выполнив — не знаю уж как — свою задачу, воспользовался карнавалом, чтобы удрать, прикрывшись маской.
— Какая дерзость! Есть известия от вашего полицейского?
— Не знаю… Балтазар является помощником капитана Барбери, и ему можно доверять. Впрочем, полагаю, капитана Барбери еще не успели предупредить?
— Все произошло слишком быстро. Думаю, швейцарцы уже послали за ним и он вот-вот явится.
— Хотелось бы… Считаю, нужно срочно сходить к Капедиферро и узнать: выходил ли он, вернулся ли, почему не был на мессе, чем может оправдать свое отсутствие? Если удача на нашей стороне, Балтазар уже там.
— Обвинение суперинтенданта не понравится папе. Но у меня нет выбора.
Да Винчи, похоже, закончил размышлять.
— Библиотека, ну конечно же! Ваше преосвященство, никто не опрашивал посетителей? Ведь они находятся этажом ниже и пользуются тем же входом. Кто-нибудь да заметил что-то подозрительное…
— Ничем нельзя пренебрегать, — согласился Бибьена. — Разрешаю вам спуститься и дам соответствующие указания насчет суперинтенданта. Присоединюсь к вам как можно быстрее.
На этом мы и расстались. Мэтр и я вышли на лестницу, по которой поднимались.
— Пройти через двери — нет проблем! — проворчал Леонардо, натягивая свой капюшон. — Но сквозь стены?..
В библиотеке было пусто, но дверь не была заперта. Удивительно, что на столах и пюпитрах латинского и греческого залов лежали раскрытые книги. Создавалось впечатление, что все читатели только что ушли.
— Как только стало известно о покушении, швейцарцы, должно быть, всех выпроводили, — предположил мэтр. — Теперь нам придется разыскивать посетителей и допрашивать их поодиночке. Увы, время сейчас дорого!
Он взглянул на открытые книги, потом подошел к книге записей.
— Ага! Сейчас посмотрим…
Пока он просматривал ее, я прошел в главный зал; он тоже не был заперт, и его тоже спешно покинули: раскрытый толстый том с миниатюрами остался прикрепленным к цепочке, а дверца железного шкафа была открыта. Неяркий свет из окон мягко опускался на математические инструменты, и все, как и обычно, казалось спокойным. Однако я почувствовал нечто необычное: холод.
Я вспомнил слова Ингирами при первом посещении библиотеки: «Для удобства читателей мы разводим огонь в камине зимой». Впоследствии, приходя сюда, я и в самом деле чувствовал разницу в температурах. Сегодня же в зале было холодно как никогда. Огня в камине не было и… Камин!
Поеживаясь, я приблизился к очагу. Ни поленьев, ни щепочек, ни золы. Я наклонился, посмотрел в трубу: она была довольно широкой, взрослый человек вполне мог уместиться в ней.
Я колебался… Конечно, следовало бы предупредить Винчи… А впрочем, чего мне опасаться? Присев на корточки на поддоне, я вытянулся во весь рост в трубе. «Стена!» — сказал Леонардо.
Ощупав стенку, я обнаружил выбоину в камне. Чуть повыше — другую. Еще выше — третью. Задрав ногу, я рискнул вступить в первую, вторую ногу подтянул к другой и ощупью стал взбираться. Выбоины располагались равномерно, подъем оказался нетрудным. Вскоре я уже не видел внизу очага, а вверху различал лишь слабый сероватый свет. Так по выбоинам я постепенно поднялся на десять, пятнадцать, двадцать футов.
По мере подъема проход становился все уже, продвижение затруднялось.
Мелькнула мысль: может быть, выемки сделаны для трубочистов? Но нет, теперь я был уверен, что это дело рук… Неожиданно выемки пропали…
До верха оставалось еще футов тридцать, и добраться туда не было возможности. Вот разве что на этой высоте я, возможно, находился на уровне… Я лихорадочно щупал камни. Напротив лба слегка выступал более гладкий камень. Кирпич?
Я потянул его к себе. Это оказался прямоугольный брикет, имевший два пальца в длину и два — в ширину. Я поспешно сунул его в карман.
— Гвидо?
Мэтр звал меня снизу. Я не ответил, пытаясь дотянуться на цыпочках до отверстия. По глазам резанул свет, ворвавшийся в темень трубы. Затем я увидел… Сикстинскую капеллу.
Убийца проделал в трубе оконце, выходящее прямо внутрь!
Из-за толщины стенки и неровностей внутри были видны, разумеется, лишь часть пола и фрески с изображением Иисуса на противоположной стене. Но этого хватало, чтобы поразить стрелой лицо человека. А потом уж вставить кирпич на место!
— Гвидо!
— Я здесь, мэтр, в камине! Вы оказались правы!
— Гвидо?
Спеша спуститься, я едва не поскользнулся. Голос Леонардо стал более отчетливым.
— Гвидо, что ты там делал? Давай быстрее… Пришел Балтазар с солдатами… Они захватили…
Конец фразы заглушил поток ругательств и восклицаний.
Надо было видеть лица тех, кто находился в зале! Я вылез из камина, как черт из своего логова, — весь черный от сажи, но с торжествующей улыбкой на губах.
Мое собственное изумление было не меньше. Главный зал библиотеки, до того пустой, заполнился солдатами. Здесь же был и Балтазар в сопровождении швейцарских гвардейцев. Он, казалось, упрекал в чем-то Леонардо, тогда как швейцарцы громко переговаривались между собой. Позади этой группы двое солдат держали за плечи какого-то мужчину. Его-то я сразу узнал.
— Гвидо! — вскричал Балтазар, раскидывая руки. — Я подозревал этого старика, — он показал на мэтра, — в покушении на убийство…
— Успокойся, мы работаем вместе, — прервал я его. — Он… на службе у Бибьены.
Леонардо, неузнаваемый под своим капюшоном, кивнул головой.
— А ты, Балтазар, можешь мне объяснить, к чему весь этот шум?
— Я арестовал его, Гвидо… Я поймал этого удода!
Зажатый солдатами, тот не мог пошевелиться.
— Ну и погонялся же я за ним, можешь поверить. Хорошо еще, что он не оторвался от меня в той толчее… Но в переулках Борго я оказался попроворней. Схватил его у самой двери!
Он потряс маской, как трофеем.
— Когда он снял ее, то я опешил… Но всего можно было ожидать, не так ли? Потом я позвал подмогу и привел его сюда.
Я какое-то время рассматривал красивую голову серого удода с длинным черным клювом и цветным хохолком на макушке. И эту птицу я упорно искал с самого начала!
— И вправду хорошая добыча, Балтазар. Капитан Барбери может гордиться тобой.
Воспользовавшись установившимся спокойствием, я, отряхиваясь, направился к все еще приоткрытому железному шкафу. Мне пришлось открыть вторую створку и немного пошарить на полках, чтобы вытащить засунутый между двумя полками сверток материи, запачканный сажей.
— А вот и перышки, которые надевала наша птичка, чтобы долететь до Сикстинской капеллы…
Для ясности я развернул сверток, оказавшийся длинным балахоном. На груди был пришит карман, в котором было что-то твердое: вторая стрелка, тоже красная, тонкая и такая же острая, как и предыдущая.
— Все сомнения отпали… — заключил я.
— Гвидо, — изумился Балтазар, — а теперь ты объясни…
— Человек, совершивший этим утром попытку убийства в часовне, просто-напросто добрался до нее по внутренней части каминной трубы. Отверстие он проделал заранее и выстрелил из него вот такой штукой. Затем спустился, снял этот балахон, спрятал его в этом шкафу и спокойненько вышел из Ватикана.
— Надев прежде эту маску, чтобы не быть узнанным, — дополнил Балтазар, поворачиваясь к пленнику.
Томмазо Ингирами, державший себя достойно, несмотря на крепкую хватку солдат, затряс головой с выражением отвращения на лице:
— Все это подстроенная грубая шутка!..
— У вас есть другие объяснения, мессер префект?
— Я не понял и половины ваших обвинений!
— Не слушай его, Гвидо, сейчас он будет вешать лапшу на уши. Маска-то удода была на его голове!
— Конечно, я носил эту маску, не отрицаю. Но если бы у вас было хотя бы на пару куатрино здравого смысла, вы бы меня уже отпустили!
— Чего ради? — возразил я.
— Прикажите вашим солдатам дать мне вздохнуть, и я все объясню по поводу маски. А после пусть мою судьбу решает святейший отец, и только он.
— И то правда, — поддержал префекта библиотеки Ватикана один из швейцарцев. — Он служитель папы, и я не очень-то одобряю подобное обращение.
Балтазар немного поколебался, затем сделал знак солдатам отойти от Ингирами.
— Благодарю. Тот потер плечи.
— Ситуация эта — одна из самых нелепых. Если бы не дружба, связывающая меня с да Винчи, я ни за что не пошел бы на эту… унизительную комедию.
Он глубоко вздохнул.
— Коль уж вам так хочется знать, я крайне неохотно надел эту маску. Знать бы последствия… Одним словом, утром я обнаружил некий пакет перед своей дверью. В нем находилась эта голова удода. К ней была приложена записка, написанная рукой папы. Я по крайней мере предположил, что рука была его. В ней говорилось: «В знак расположения и для празднования первого дня карнавала посылает вам это его святейшество Лев Десятый». Сомнений у меня не возникло. Откуда мне было знать, что эта маска?.. Впрочем, чем она была? Как бы то ни было, когда я вышел отсюда, направляясь в город, я надел ее. Наш папа обожает любоваться карнавальными костюмами из своих окон, и я подумал, что ему будет приятно видеть меня среди ряженых… Но вдруг на площади Святого Петра какие-то люди принялись кричать и показывать на меня пальцами. Я еще раньше приметил несколько кучек бездельников, и, зная о напряженной атмосфере в городе, я… испугался и побежал. Вот и вся история.
— Прекрасная защита! — возмутился Балтазар. — Кого вы хотите обмануть этими баснями? Вы побежали потому, что боялись, что вас поймают и арестуют за обличающую вас маску!
— Но в чем меня обвиняют, в конце-то концов? — взорвался Ингирами.
— В совершении пяти убийств, — спокойно пояснил я. — Шести, может быть…
Все вздрогнули.
У Ингирами подкосились было ноги, но он тут же овладел собой и с кажущимся безразличием произнес:
— Вы рехнулись, мой мальчик, вы сошли с ума.
Я показал на манускрипт на столе.
— Скажите лучше, Томмазо, кто читал эту книгу до вашего ухода из библиотеки?
Он с вызовом ответил:
— Вы точно сошли с ума. Я требую встречи с его святейшеством…
Леонардо приблизился к моему уху и прошептал:
— Ты удивишься, Гвидо, количеству наших знакомых, взявших утром книги в библиотеке. В журнале я нашел фамилии Бибьены, Аргомбольдо и даже Серапики! Но список неполон, приходили и другие, не отметившиеся в книге записей!
Я взглянул на библиотекаря, потом на балахон, потом на диковинную деревянную стрелку. Подумал я и об отверстии в трубе, о шрифте Цвайнхайма, о гравюре Босха и о прочих вещах. Да, все эти элементы составляли одно целое.
— Вы встретитесь с папой, Томмазо, не так ли? Так вот, передайте, пожалуйста, святейшему отцу, что теперь мы знаем убийцу.
22
Знать имя убийцы еще не значит помешать ему убивать и дальше. Надо было поймать его и обезвредить.
Как и было предусмотрено, птичка вылетела из гнезда. Нам с да Винчи пришлось переговорить с властями, чтобы получить разрешение на посещение его жилища. А потом, после долгих сомнений и безрезультатного обыска, мы обнаружили под обивкой потайную дверь, которую удалось взломать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29